Вестовой губернатора говорил не голословно, а с убийственными примерами, которые невозможно было оспорить. Кто? Кто все ему так подробно наябедничал? Почитай, каждый купец, сукин сын, руку приложил. А может, и сам Затрапезнов, который знает всю подноготную. Свидетелей - тьма тьмущая! Даже о золоте Мишки Зари стало известно… А проделки полицмейстера с лошадьми, заключение неугодных в темницы! Господи, милосердный! Кто ж спасет, кто поможет?.. Бирон! Эрнст Бирон.
После завершения подробного и обстоятельного доклада Корчагина, воевода, как утопающий, ухватился за соломинку.
- А вы не забыли, господин тайный курьер, что мы с господином полицмейстером назначены в Ярославль самим Эрнстом Бироном, могущественным человеком императрицы, кой сломает любого, который встанет на его дороге.
- Хотите прикрыться щитом Бирона? Напрасно, господин коллежский советник. У вас плохая память. Их сиятельство Семен Андреевич является родственником великой государыни, и ваш Бирон даже дохнуть не посмеет на генерал-губернатора и сенатора Салтыкова. Или мои слова вас не убедили?
Павлов ничего не сказал в ответ, опасаясь, что они будут переданы губернатору. Он вновь уселся в кресло и надолго замолчал, поджав вздутые губы.
"Сейчас поступит весьма заманчивое предложение. Другого выбора у этого пройдохи нет. Он попытается спасти свою шкуру, в том числе и полицмейстера, ибо повязаны одной веревочкой", - подумал Каин.
- Видите ли, господин Корчагин, - наконец, заговорил Павлов. - Я всего в Ярославле два года, а посему все безобразия сразу не исправишь. Народ здесь темный, ударился в пьянство. Купцы же обитают по старине, ведая, что воевода живет кормлением, как всегда на Руси бывало. Вот и несут подарки. Ты их со двора гонишь, а они через тын сиганут - и опять перед тобой. Другие же…
- Бред сивой кобылы. Довольно, господин коллежский советник! Меня одурачить вам не придется. Либо вы соглашаетесь со всеми безобразиями, либо вы будете ответ держать вместе с полицмейстером в Тайной канцелярии, где вас допросят с пристрастием в присутствии десятка свидетелей. Самое малое - вас ждет дыба, в худшем случае - колесование. Выбирайте. Я прибыл сюда не один, а с караулом. Пять минут вам на раздумье.
На лбу, бритых щеках и на тяжелом выдвинутом подбородке воеводы появились капельки пота. Павлов глянул на строгие, властные глаза "человека" от губернатор и окончательно убедился, что у него остался последний шанс.
- Сколько вы хотите за письмо, в коем были бы отмечены мелкие погрешности моего воеводства?
"Вот оно! Теперь только не прогадать".
Каин сотворил задумчивое лицо, ожидая, что Павлов первым назовет нужную сумму.
- Десять тысяч, надеюсь, вас устроят, господин Ковригин?
- Не извольте шутить, и не принимайте меня за глупца, господин Павлов.
- Двадцать! Отдаю все, что у меня есть.
Каин решительно поднялся из кресла.
- Иду за караулом. В Пыточной башне вы будете готовы назвать любую сумму, чтобы сохранить свою жизнь, но будет уже поздно.
- Минуточку. Назовите свою сумму, господин Корчагин.
- Сто тысяч, и тогда вы, и господин полицмейстер останетесь на своем месте, господин Павлов.
- Вы сумасшедший! - вновь поднявшись из кресла, воскликнул воевода, хватаясь рукой за грудь. - У меня нет такой баснословной суммы.
- Полноте лгать, господин Павлов. Вы набили уже несколько мешков золотых рублей. Я иду за караулом. Посмотрите в окно.
Воевода глянул и обмер, увидев вооруженных людей возле тарантаса.
- Остальные остаются в экипаже. Стоит мне подать сигнал и мои люди незамедлительно окажутся в ваших покоях.
- Я согласен, - наконец выдавил из себя Павлов, находясь почти в обморочном состоянии.
- Я был уверен, что вы окажетесь благоразумным человеком, господин Павлов. Деньги в ваших кубышках и сундуках?.. Отлично. В счет пойдут и драгоценные каменья. Для пересчета и выноса денег мне потребуются двое караульных. Сейчас я подойду к окну, дам им сигнал, а вы тотчас прикажите дворецкому, чтобы незамедлительно пропустил моих людей. И без лишних вопросов, и каких либо указаний!.. Пришли в себя? Выполняйте!
Перед уходом из покоев воеводы, Каин подошел к Павлову, сидевшему в кресле с обреченным лицом и хлопнул его по плечу.
- Не унывайте, господин коллежский советник. Деньги - дело наживное. Вашу казну вновь пополнит господин полицмейстер, если он не хочет болтаться на дыбе. Главное, ваша жизнь в безопасности, ибо бумага будет показана губернатору в надлежащем вам виде. И последняя просьба. Лошадей передать их хозяевам, по лавкам купцов с завтрашнего дня вашим опричникам больше не ходить, наведите порядок со служилыми людьми, ну и приведите город в надлежащий вид. Иначе мой доклад губернатору может претерпеть значительные изменения, а значит и ваша судьба. Надеюсь, моя просьба не окажется для вас и господина полицмейстера затруднительной.
Воевода кивнул.
- Вот и отменно. Проводите нас до крыльца, как высоких чинов московского губернатора, перед коим вы несли, и будете нести ответственность. Гляди веселей, господин коллежский советник!
* * *
Сбираясь к отъезду, Иван увидел в коридоре Гостиного двора двух мужчин, по виду - купеческого сословия. Услышал разговор:
- Я, Терентий Нифонтович, завсегда рад с вами дело иметь…
Терентий Нифонтович! То ж наверняка купец Светешников, коему Евлампий Кулешов просил поклон передать.
Подошел к купцам, извинился:
- Прошу прощения, господа, за то, что прервал вашу беседу.
Купцы замолчали, ожидая дальнейших слов незнакомца.
- Если не ошибаюсь, один из вас Терентий Нифонтович Светешников.
- Вы правы, сударь, - степенно отозвался рослый, средних лет купец с каштановой бородой и с открытыми, вдумчивыми глазами.
- Разрешите представиться. Купец из Москвы Василий Егорович Корчагин. С поклоном к вам от купца Евлампия Алексеевича Кулешова.
Лицо Светешникова оживилось.
- Весьма добрый и веселый человек, про коих говорят: душа нараспашку. Как он? В добром ли здравии?
- В добром, Терентий Нифонтович. Самыми сердечными словами вас вспоминал. Звал в гости в Столешников переулок.
- Бывал у Евлампия Алексеевича. Гостеприимный хозяин. Где с ним виделись, Василий Егорович?
- На Макарьевской ярмарке. Он приехал за сибирской пушниной и турецким табаком. Добрейший человек. Подружились с ним.
- А вы, выходит, в Гостином дворе остановились. Может, ко мне пожалуете? На любой срок. Друг Евламипия Кулешова - мой друг.
- Благодарствую, любезный Терентий Нифрнтович, но я сегодня же отбываю в Москву. Судьба приведет в Ярославль - непременно воспользуюсь вашим учтивым предложением.
- Буду рад, Василий Егорович…
Тепло распрощавшись со Светешниковым, Иван со своей братвой покинул Ярославль…
Иван Максимович Затрапезнов был невероятно удивлен, когда услышал, что воевода Павлов перестал брать мзду и запретил своим "опричникам" без оплаты забирать товары из лавок.
Удивил и полицмейстер Кашинцев, который начал возвращать коней их владельцам. Никого в городе не стали хватать и сажать по темницам. Резко усилилась борьба с разбоями. Тюрьма переполнилась лихими людьми.
Прекратились на утицах и бойни, чинимые солдатами и драгунами…
"Ай да Василий Егорович! Изрядно же он напугал воеводу и полицмейстера. Каков молодец!.. Правда, о красном товаре почему-то забыл, но то не беда: товар не залежится".
Однако голову Затрапезнова не покидали сомнения. Ярославские "пастыри" не те люди, чтобы жить честным путем, коль все два года мздоимством "кормились" и беспрестанно творили бесчинства. Долго не вытерпят.
Так и получилось. И двух месяцев не прошло, как в городе после смерти генерал-губернатора Семена Салтыкова, все пошло на старый лад.
"Пастыри" посчитали, что теперь им нечего бояться сродника Анны Иоанновны, а посему возобновили свои безобразные дела, пытаясь напустить "опричников" и на Затрапезнов. Тот не выдержал и использовал свою торговую поездку в Петербург для аудиенции у самой императрицы, благоволившей к заводчикам и фабрикантам ярославской Большой мануфактуры.
Попасть к государыне, минуя Бирона, было весьма трудно, но ему помогли влиятельные люди Петербурга, ненавидящие временщика.
После аудиенции Затрапезнова последовал высочайший указ, где говорилось, что коллежский советник и поручик Кашинцев "за обиды и нападения и за другие резоны", были удалены и преданы суду.
Глава 23
Аришка
В Москву прибыли с двояким чувством. С одной стороны - родной город, где знаком каждый переулок и где остались старые связи с содержателями малин и притонов, с другой - Москва насыщена ищейками, кои переловили уже немало воровской братвы, но и дальше на этом не остановятся.
И все же преобладало первое чувство. Москва - город богачей, где можно пополнить свою казну, хотя она и без того уже немалая. Каин выделил каждому по пятнадцать тысяч рублей. Громадные деньги! Но воровская душа требовала несметных богатств.
Если у подавляющего большинства воров деньги были на первом плане, то у таких, как у Каина, они не были смыслом всей жизни, ибо Каин продолжал жить своей заветной мечтой - прославить, обессмертить свое имя на века, как обессмертили его удалой холоп Иван Болотников и донской казак Стенька Разин, имена которых до сих пор остаются на устах народа.
Иван восхищался обоими предводителями, и все же ему больше был по нраву Стенька Разин, который нещадно разбивал купеческие суда и бороздил величавые просторы матушки Волги.
А сколь песен слагалось о дерзком атамане… Далеко уходил в своих грезах Иван Каин… А пока его ждали неотложные дела в Москве.