Батюшка решил воспользоваться этим общественным спокойствием и отпраздновать свадьбу Ильзирис через неделю. Мы разослали приглашения всем почетным лицам в городе, к Пинехасу я лично явился с просьбой, чтоб он и его мать приняли участие в празднике. Они обещали приехать, а затем Пинехас отвел меня в свою комнату, где дал выпить какого-то питья от дурного глаза в благодарность за то, что я привел к нему Смарагду.
Накануне торжественного дня Ильзирис с самого утра жаловалась на сильную головную боль. Мы приписали это волнению и усталости от хлопот предыдущих дней, и мать моя уговаривала ее взять себя в руки, чтобы хорошо выглядеть в день свадьбы. Ильзирис улыбнулась и ответила:
- Я постараюсь.
Но к вечеру ей стало хуже: щеки ее пылали, по телу пробегала ледяная дрожь. Когда на следующее утро я сошел в общую залу, то увидел, что отец сильно встревожен.
- Ильзирис совсем больна, - сказал он. - Через несколько часов начнут съезжаться приглашенные, а невеста не может встать с постели…
- Можно ли мне ее видеть?
- Конечно… Зайди к ней, и я также скоро приду туда.
Я пошел в комнату сестры.
Ильзирис лежала на кушетке. Глаза ее были закрыты, щеки горели, руки судорожно сжимались. Старая Акка прикладывала ей к голове холодные компрессы.
- Милая Ильзирис, - сказал я, тронув ее за руку, - что с тобой, ты нездорова? Вспомни, какой день сегодня, и ободрись.
Она раскрыла глаза, мутные и померкшие, и хотела поднять голову, но тотчас же со стоном опять опустила ее на подушку. Покрывавшая больную легкая ткань сползла при этом движении, и я заметил на шее сестры черноватое пятно, словно от укуса змеи. Затем увидел второе подобное же пятно на руке.
Вне себя от ужаса, я бросился к матери.
- Мама! Не пугайся и собери все свое мужество: у Ильзирис чума. Следи, чтоб никто из прислуги не выходил из ее комнат, а я предупрежу отца и поеду за врачом.
- О чем ты хочешь предупредить меня, Нехо? - спросил отец, входя на террасу. - Что здесь происходит?.. - воскликнул он, увидев, что мать моя, бледная как полотно, упала в кресло, а старая Акка рухнула на колени и с глухим стоном ударилась лбом о землю.
- О, Ментухотеп! Боги совсем отвратили от нас очи свои, - воскликнула мать, с отчаянием простирая к нему руки. - Они поражают то, что нам всего дороже: у Ильзирис чума!..
Отец пошатнулся и прислонился к стене, бледный как мертвец.
- Успокойся, батюшка, - сказал я, взяв его за руку, - боги еще могут спасти ее. Я сейчас поеду за врачом, а ты распорядись послать нарочных ко всем приглашенным, чтоб они не приезжали сюда и не подверглись опасности.
Не ожидая ответа, я выбежал из дома и приказал запрячь лошадей в колесницу.
Весть о новом несчастье разнеслась по дому, и слуги с трепетом повторяли:
- Чума, чума!
Погоняя изо всей силы лошадей, я помчался к одному старому жрецу, знаменитому своим искусством врачевания, но на повороте в одну из улиц чуть не столкнулся с колесницей, летевшей во весь опор. К своему изумлению, я узнал в возничем Омифера, очень расстроенного, воскликнувшего при виде меня:
- Слава Амону, что мы встретились, Нехо! Я тебя и искал.
- Говори же скорее, в чем дело: я спешу за врачом.
- Я тоже, - отвечал Омифер, - и хочу узнать от тебя, где живет Пинехас, который так чудодейственно спас наши стада. Скажи скорее, где дом этого великого ученого мага: Смарагда больна чумой!
- Ах, как это я сам не вспомнил о нем! - вскричал я, хлопнув себя по лбу.
- Не будем же терять времени, каждая минута дорога. Садись в мою колесницу, а свою отошли домой.
Я пересел в колесницу Омифера, и он передал мне вожжи, говоря:
- Ты знаешь дорогу.
В то время как пара горячих коней уносила вихрем легкий экипаж, Омифер рассказал мне следующее:
- Ты удивляешься, что я ищу врача для Смарагды, но дело в том, что она теперь в моем доме. Этот подлый Радамес, вернувшись вчера с царской охоты, устроил ей сцену за то, что по нездоровью она должна была переночевать у меня. Совершенно расстроенная всеми этими неприятностями, Смарагда всю ночь чувствовала себя очень дурно. Сегодня утром, надеясь, что на свежем воздухе ей станет легче, она отправилась в носилках на прогулку. Но дорогой ей стало совсем худо, и кормилица, сопровождавшая ее, с ужасом увидя на груди черное пятно, приказала носильщикам вернуться домой. У ворот они встретили Радамеса, который опять принялся осыпать жену бранью; когда же Сахепреса стала умолять его не тревожить больную, он закричал:
- Какая там болезнь? Чего ей еще нужно? Одни капризы!
- О, господин, - отвечала ему старуха, - можно ли называть чуму капризами? Позволь же нам пройти, чтобы поскорее уложить в постель госпожу.
Радамес отскочил как ужаленный.
- Как? - завопил он, трясясь всем телом. - Чуму?.. У нее чума? И ты, проклятая ведьма, смеешь еще приносить ее сюда?! Вон отсюда, вон сию минуту! Я не позволю ей заразить мой дом… Пусть она остается на улице или где угодно.
И, побелев как мел от страха, он приказал под носом у больной запереть двери ее собственного дома. Кормилица приказала отнести Смарагду ко мне. Таким-то образом я буду иметь великое счастье самому заботиться о любимой женщине, и если она выздоровеет, то, конечно, не позволю ей вернуться к этому мерзавцу.
Между тем мы подъехали к дому Кермозы. Я остановил колесницу, Омифер сошел с нее и взял привезенную им тяжелую шкатулку. Мальчик-негр, занимавший должность привратника, сказал нам, что госпожа в приемной зале.
Кермоза встретила нас очень любезно, но объявила, что Пинехас очень занят и никого не принимает. Однако, когда Омифер поднес ей шкатулку, наполненную золотом и драгоценностями, а я обещал пятьдесят коров на выбор из наших стад, если Ильзирис и Смарагда останутся в живых, лицо почтенной Кермозы просветлело, и она отвечала с нежным участьем:
- Меня тронула ваша печаль, великодушный Омифер и благородный Нехо, и я крайне сожалею, что злой рок поразил такой ужасной болезнью этих двух милых особ. Поэтому я попробую нарушить запрещение сына. Идите же к нему, идите, потому что если кто и может спасти ваших больных, так это только мой ученый Пинехас.
Мы нашли последнего в небольшой комнатке, примыкавшей к той зале, где он обыкновенно занимался. Сперва Пинехас отнюдь не казался расположенным помочь нам и, нахмурив брови, проговорил:
- Бьюсь об заклад, что вы подкупили золотом мою мать, чтобы она допустила вас ко мне. Я довольствуюсь тем, что имею, и не хочу, чтоб можно было сказать, будто я торгую своими знаниями.
Однако же имя Смарагды произвело свое действие, и Пинехас дал мне необходимые наставления и продиктовал рецепт для исцеления от чумы.
Затем отворил шкаф, вынул из него небольшую коробочку и алебастровую банку, которые и подал мне.
- Вот, - сказал он, - это мазь, которой нужно смазывать черные пятна на теле больной, а также возьми эту коробочку с готовым порошком.
Видя, что я торопил Омифера, Пинехас сказал:
- Садись на мою верховую лошадь и поезжай, а мне нужно еще переговорить с Омифером.
Я поблагодарил его и поспешил домой. По возвращении домой я тотчас распорядился исполнить все полученные от Пинехаса предписания.
Передав все необходимые наставления матери, которая, обливаясь слезами, не смела приблизиться к больной, я пошел к отцу, чтоб сообщить ему мои похождения в этот печальный день.
Когда я рассказал ему о поступке Радамеса, он с отвращением плюнул и сказал:
- Этот человек хуже всякой гадины.
Наконец, истомленный душой и телом, я ушел в свою комнату и уснул мертвым сном.
Солнце вставало, когда меня разбудил отец. Он был так бледен и расстроен, что я подумал, не умерла ли Ильзирис.
- Что случилось, отец? - спросил я с беспокойством.
- Плохие новости, дитя мое. Ночью заболело человек десять наших невольников, мужчин и женщин.
- Но их следует лечить тем же способом, как и сестру, - сказал я, вставая с постели. - А что она?
- Мать твоя говорит, что черные пятна стали бледнее и дыхание свободнее… Бедная женщина! Она в ужасном страхе. Я дурно себя чувствую: голова кружится, а члены словно налиты свинцом… О, это рука Мезу тяготеет над нами, и, может быть, мы напрасно не отпускаем евреев.
Я тревожно смотрел на отца, лицо которого странно изменилось.
- Распорядись же насчет лечения невольников, дитя мое, - сказал он, - а я пойду прилягу.
Я проводил отца в его комнату и, сделав все необходимые распоряжения, с тяжелым сердцем поехал во дворец, так как в тот день был дежурным.
Проезжая по городу, я убедился, что зараза проникла уже и в бедные, и в богатые дома.
По приезде во дворец я увидел, что там царило угрюмое уныние, и узнал, что царевич Сети также заболел чумой.
Фараон хотел уже собрать к больному ученейших врачей города, но посланные возвратились с роковым известием, что в большинстве случаев именно врачи и маги подверглись заразе и были неспособны встать с постели. В настоящую минуту был созван чрезвычайный совет для обсуждения надлежащих мер.
Мне пришла в голову мысль, что предписанные для Ильзирис средства могли помочь спасению наследника, и я направился к зале, где заседал совет. Тут мне пришлось просить начальника стражи пропустить меня.
Церемониймейстер подвел меня к фараону, пред которым я пал ниц.
Мернефта, бледный и как бы сразу постаревший, устремил на меня усталый и мутный взгляд.
- Это ты, Нехо? Если ты принесешь своему государю совет или лекарство, то получишь истинно царскую награду.
- Великий сын Ра! Позволь, чтобы слова мои коснулись только твоего слуха.