***
Назавтра, 17 августа, поле пред Цетинским монастырем было заполнено народом, – здесь собралось более двух тысяч депутатов, прежде всего из Черногории, но также из Сербии и Герцеговины, Косова и Албании, даже Хорватии и Македонии!.. Долгорукий, в мундире и при всех регалиях, повелел глашатаям читать – по-русски и по-сербски – манифест Екатерины II от 19 января 1769 года, объявлявший христианским народам Балкан о войне России с турками, призывавший их способствовать борьбе сей и подниматься супротив угнетателей-иноверцев. Затем он призвал утвердить присягою верность и усердие к России и императрице ея. Сие слово встречено было одобрительным ревом толпы, плесками, восторженными криками. Начался обряд присяги – клятвы полномочных депутатов на Евангелии, целование креста. Черногория на деле становилась российской территорией. В народ метали горстями деньги.
В разгар ликования на дальнем конце поля раздалась беспорядочная пальба из ружей и пистолетов. Не сразу понятно стало, что сие – не провокация и не нападение отряда турецкого, но новый взрыв ликования, вызванный появлением среди сонмов народных Стефана Малого. Юрий Владимирович подобрался, сжал кулаки. Наступал самый ответственный момент. Стефан медленно ехал к воротам монастыря; жеребец играл под ним, косил глазом. И столько неподдельного величия было в человеке сем, что невольно шевельнулся Юрий Владимирович – спуститься с украшенного коврами помоста, выйти в поле, склониться пред самозванцем. Он знал: будет новый, еще больший взрыв восторга, и – полный в дальнейшем успех миссии: Черногория на самом деле и навсегда станет территорией Российской.
Но он услыхал и невнятное, так что слов не разобрать, змеиное шипение. И, памятуя первую заповедь дипломата, – il ne faut jamais suivre son premier mouvement car il est toujours bon74*Никогда не следуйте первому движению души, оно всегда благородно (франц.). Слова Талейрана.*, – он повел рукой монаху, который должен был огласить грамоту Василия Бркича. Патриарх, имевший накануне долгую беседу с Юрием Владимировичем, именовал в грамоте сей Стефана "обманщиком", "неизвестным бродягой", "возмутителем покоя и злодеем нации". По мере того, как произносился, слово за словом, текст грамоты, шум в поле стал стихать, и, наконец, сонмы народные умолкли совершенно. И в этой тишине Долгоруков, во всем блеске генеральского мундира российской армии, в орденских лентах и регалиях, громогласно подтвердил: Степан – "самозванец, плут и бродяга".
Et semel emissum volat irrevocabile verbum75*И, однажды выпущенное, улетает слово безвозвратно (лат.). Гораций, Послания, I, 18, 71.*.
Степана обезоружили и отвели в монастырь.
***
Далее все было, как во сне, когда самый энергичный замах руки бессильно падает в пустоту, не производя эффекта. Письма, кои Долгоруков рассылал окрестным воеводам, встречали холодный прием: на них не было подписи Стефана. В русскую службу пошло не более полусотни черногорцев. Патриарх Василий и митрополит Савва были на стороне Долгорукова, но выяснилось, что без Стефана их авторитет стремительно пошел на убыль. Они, подобно Луне, светили лишь отраженным светом... А между тем в каждом вилайете, в каждом пашалыке Блистательной Порты имелся кол, на который турецкие эмиры готовы были посадить русского эмиссара. О том же распорядился и венецианский дож...
Долгорукову пришлось бежать. Вручив Стефану Пикколо мундир и патент русского офицера, – единственное, что мог он сделать для него, не рискуя навлечь на себя гнев своей августейшей монархини, – Юрий Владимирович счел за благо, чтобы далее события развивались по Божьему промыслу. 24 октября он покинул Цетинский монастырь, кое-как добрался до берега и морем удалился в Италию. Здесь, в Пизе, он и встретил эскадру Алексея Орлова, на которой принял участие в Чесменском сражении.
Вернувшись в Санкт-Петербург, Юрий Владимирович вручил императрице пространный пергамент, усыпанный именами и подписями знатных черногорцев, присягнувших ей на верность в Цетинском монастыре. И он, и она понимали, что теперь, когда миссия провалилась, это был не более как лист пергамента. Люди, в нем поименованные, не вели свои отряды в бой за русское дело, а многие из них уж лежали, убитые, по ущельям Черных Гор, и вороны клевали их очи. Тем не менее за все свои подвиги Юрий Владимирович был из рук самой Екатерины пожалован орденами св. Георгия и Александра Невского...
***
В Черногории русскую миссию оценили по другому. От посещения русского генерала здесь остался лишь горький осадок.
Стоило Долгорукову удалиться – и Степан вновь стал хозяином Черногории. Были и еще попытки наладить с ним отношения – в феврале 1770 года А.Г. Орлов, стоявший с эскадрой в Ливорно, отправил в Котор капитана Средаковича, который, впрочем, добраться туда не смог, остановленный венецианскими кордонами. Связь, однако, установить удалось – весной 1771 года Стефан послал к Орлову монаха Феодосия Мркоевича... К этому времени он, изувеченный и слепой в результате диверсии осенью 1770 года, когда рядом с ним взорвали заряд пороха, пребывал в монастыре Брчели. Он по-прежнему был политической силой, и к нему по-прежнему подсылали наемных убийц как венецианцы, так и турки. И в октябре 1773 года посланный скадарским эмиром грек Станко Класомунья, взятый Стефаном на службу, перерезал ему горло...
МАЛЬТА
В 1769 году две русские эскадры под командованием генерал-аншефа Алексея Орлова и адмирала Г.А. Спиридова вокруг Европы прошли в Средиземное море. Екатерина, которая не особенно заботилась о вероисповедании потенциального союзника, через своего поверенного при Мальтийском ордене, офицера русского флота, грека Антония Псаро согласовала свои действия с гроссмейстером Мальтийского ордена, принцем де Роганом; его флот, под началом бальи Флексландена, должен был принять участие в совместной кампании. Впрочем, Людовик XV сумел остановить мальтийский флот, пригрозив конфискацией имущества ордена на территории Франции; однако мальтийцы передали русским ландкарты Эгейского моря и иных восточных регионов.
26 июня 1770 года русские, в Чесменской бухте близ о. Хиос уничтожив турецкий флот,
"стали во всем Архипелаге господствующими",
– доносил Спиридов в Петербург. Было захвачено побережье Мореи, Итилон, Наварин и другие города. Восстание народов Греции и Албании против турецкого владычества привело к тому, что январе 1771 года 25 островов Архипелага стали российской территорией, а их население – российскими подданными.
Прибавилось у России территории и на Западе. 25 июля 1772 года Россия, Австрия и Пруссия подписали Соглашение о разделе Польши. Австрия получила Галицию, Пруссия – ряд воеводств, в том числе на территории Великой Польши, а Россия – польскую Ливонию и часть Белоруссии, не говоря о том, что и сама Польша теперь управлялась не королем, а русским послом в Варшаве...
Участвовала в разделе и Мальта, с которой у России складывались сложные, но достаточно благоприятные союзные отношения. В 1609 году последний представитель рода князей Острожских, Януш, чьи обширные владения простирались на Волыни, учредил майорат в пользу своей дочери Евфросинии. Она была замужем за Александром Заславским, но детей Бог им не дал. Род князей Заславских угас в 1673 году. В завещании было предусмотрено, что, в случае прекращения рода, майорат должен был стать командорством Мальтийского ордена. Однако некий князь Сангушко, возводивший род свой к Ольгердовичам, в конце XVII века завладел майоратом, несмотря на неоднократные протесты Мальты. Уполномоченный ордена Сакрамозо обратился к Екатерине II, и та, нажав на Понятовского, в ходе раздела смогла добиться решения дела в пользу рыцарей. Завещание князя Острожского было приведено в исполнение. В Польше возникло великое приорство76*Наречия или Языки Мальтийского ордена подразделялись на Великие приорства, эти – на бальяжи во главе с бальи, а последние – на командорства.* Мальтийского ордена.
***
В 1774 году Россия продиктовала Турции условия Кючук-Кайнарджийского мира. Крым, северное Причерноморье и Приазовье стали независимыми от Блистательной Порты, Россия получала Азов, Керчь, устья Днепра, Дона, Буга и контрибуцию – 4,5 млн рублей. Официальное присоединение Крыма к России стало вопросом времени.
Однако контрибуция покрыла лишь десятую часть расходов на войну (45 500 000 рублей). Российская экономика переживала тяжелое время. Повышением существовавших налогов удалось добыть лишь около 20 млн. Увеличение подушной и оброчной податей, питейного и соляного сборов, даже введение новых пошлин и налогов не дало желаемых результатов. И тогда правительство решило заняться алхимией, превращая бумагу в серебро и золото. Впервые был начат выпуск бумажных денег, не подкрепляемых содержимым пустеющей на глазах казны. В 1769 году в связи с началом выпуска в России бумажных денег (ассигнаций)77*И это было только начало... При Екатерине II – и при всех сменивших ее правительствах, независимо от их деклараций и собственного о себе представления – государственный кредит, как внутренний (ассигнации, к которым сегодня добавились ГКО), так и внешний (иностранные займы), стал постоянной составной частью финансового хозяйства страны и только возрастал. Впрочем, печатали бумажные деньги тогда "с бережением", инфляция была по сегодняшним меркам смешной: за все свое царствование Екатерина II опустила курс ассигнационного рубля всего лишь вдвое, до 68 1/2 коп. золотом.* в Москве и Петербурге образованы Ассигнационные банки (в 1786 преобразованы в единый Государственный ассигнационный банк).