В версте от села Коляда собрал командиров батальонов и рот, поставил задачу: главный удар нанесет первый батальон, он должен вклиниться в центр села, разрезать расположенные по квартирам подразделения противника и этим самым не дать их командованию стянуть силы в кулак.
- Удар должон быть як гром средь ясного дня, - сказал Коляда. - Треба сразу панику им зробыть. От первого батальона усе зависит. Остальные окружают село
з трех сторон. Будет выход тильки на Мысы… ну, на эту, то есть, как ее, на Завьялову. Тут у леску Лынник устроит засаду с эскадроном. Ясно?
- Ясно.
- Зачинаем, - махнул он рукой.
В начале боя Егоров находился около Коляды. Потом, когда Федор не вытерпел, спрыгнул с коня и бросился в цепь, побежал и Василий. Кругом трещали выстрелы. Выскакивающие из хат поляки в панике метались по огородам. Коляда бежал впереди Василия. Вот он поравнялся с каким-то партизаном, бежавшим с оглядкой.
- Ты чего?
Партизан молча показал ему пику, мол, с этим "оружием" много не навоюешь… Коляда отдал ему свой браунинг, выхватил у него пику и побежал дальше, в гущу рукопашной схватки. Василий потерял его из виду.
Он догнал партизана, которому Коляда отдал браунинг, и заглянул в лицо. Сразу же узнал мосихинского крестьянина, который приехал поступать в отряд вместе с попом и с… овечками. Тут же вспомнил, как этот старик Леонтьич - так его звали все в отряде - хвастал своей берданой и грозил в первом же бою не ближе, чем на полета сажен наповал сразить беляка и как потом при выстреле нечищенную двадцать лет бердану разнесло в руках старика. Чуть было самого не покалечило - осмалило бороду, ободрало руки, едва глаза не выжгло. Василий поравнялся с Леонтьичем, не мог удержаться от улыбки. Спросил:
- Ну как, старина, не жалеешь свою бердану?.. Что-то тихо бегаешь.
- А куды мне торопиться…
Тут Егоров увидел выбежавшего из-за угла поляка, Василий вскинул было винтовку, но следом за поляком, держа в одной руке пику, выскочил Коляда. Поляк - за другой угол, Федор - за ним. Поляк скрылся за избой, Федор - тоже. Поляк снова появился из-за угла, где первый раз увидел его Егоров. И тут Коляда настиг его. Почти не размахиваясь, ударил пикой в спину. Поляк запрокинулся, глаза вылезли из орбит, а пика на две четверти вышла через грудь.
- Ого, медведище! - ужаснулся силе удара Василий.
Коляда с выхваченной у убитого им поляка винтовкой скрылся в общей массе партизан. Василий побежал в проулок, откуда доносились выстрелы. В ограде одного из домов суетились люди, крутились лошади в упряжке. Егоров сразу увидел пушку. Белополяки или разворачивали орудие для стрельбы, или прицепляли к передкам. Так или иначе - медлить было нельзя. Василий выстрелил. Один поляк упал. Но остальные не разбегались. Офицер кричал на них и махал саблей. Василий выстрелил в офицера, он взмахнул руками и тоже упал. И тут, наконец, пушка была нацеплена на передок, шестерик коней, запряженных попарно цугом, рванул и, валя прясла и плетни, помчался огородами к лесу. Василий выстрелил еще раз, еще… и патроны кончились. Тут он увидел пробегавшего дружка Малогина.
- Пашка! Стреляй по коням, пушку увозят!
- Чем стрелять, пикой?
- Эх я, разиня! Упустил. Из-под носа упустил пушку! - Василий грохнул винтовку о землю. - Теперь Федор морду набьет за это.
- Правильно, - "успокоил" друга Малогин. - Так и надо.
- Да морда - она что… Ей ничего не сделается, не морду - пушку жалко. - И, поднимая с земли винтовку, сокрушенно махнул рукой: - Надо было сразу по коням бить.
После боя Василий рассказал Коляде об увезенной из-под носа пушке, тот обозвал своего связного разиней, балдой и ушел в штаб. Василий был несколько разочарован.
Утром Коляда обходил выстроенный полк, осматривал партизан: их выправку, вооружение. На левом фланге, переминаясь с ноги на ногу, стоял Леонтьич. Колядовский браунинг он засунул за опояску. Когда командир полка подошел к нему, он вздернул кверху подпаленную огромной лебежиной бороду, браво развернул плечи, выпятил живот. Коляда узнал его, подошел ближе.
- Браунинг мой не потерял?
- Никак нет, товарищ командир. А вы мою пику случаем не обронили где?
Коляда улыбнулся. Потом крикнул ординарцу:
- Васька, принеси ту винтовку.
Егоров подал винтовку. Коляда протянул ее Леонтьичу.
- На. Но ежели побачу, шо в бою будешь… тыхо бегать, отберу. Понял?
- Так точно. Теперь меня и конем не догонишь.
- Ну то-то…
В гилевском бою партизаны захватили 40 винтовок японского образца, 120 русских и английских гранат, 4 ящика и 9 цинок патронов, ствол и замок пулемета "максим".
Так была разгромлена первая колонна правительственных войск, вышедших из Камня. Вторую колонну разбил Громов. Ее остатки - в частности, отряд Большакова - ушли на Тюменцево.
2
Пустив Коляду в плавание по капризному, переменчивому морю партизанской войны, Данилов все время следил за ним. Кроме ежедневных донесений, посылаемых штабом полка ему как начальнику военно-революционного штаба, Аркадий Николаевич регулярно получал письма от Ивана Тищенко. Тот подробно рассказывал о делах полка - детища Данилова, о людях, которых революция перековывала на свой лад. Но особое место в этих письмах занимали дела Коляды. По этим письмам Данилов следил за политическим ростом своего питомца.
Федора Коляду он встретил первый раз в середине сентября в Главном штабе - в свою первую поездку туда после ранения. Данилов тогда ходил еще на костылях. Дел накопилось много, и он решил заночевать в Глубоком. Ночью на Главный штаб налетела одна из кулацких дружин, во множестве созданных тогда в губернии по приказу генерала Матковского в помощь правительственным войскам. Данилов, как и все работники Главного штаба, принимал участие в обороне, которой руководил незнакомый ему парень, начальник охраны штаба. Это и был Федор Коляда. Тогда-то Аркадий Николаевич и заметил бесшабашную лихость и находчивость этого полуграмотного крестьянского парня: в самый разгар боя, когда противник зажал обороняющихся в клещи и готовился к решительному броску, Коляда послал двух своих партизан - Григория Новокшонова и ветфельдшера Донцова - в обход нападавшим. Партизаны быстро собрали там десятка два мужиков из местных жителей и, сидя за плетнями, закричали что есть мочи: "Ура!" - кулачье, бросая оружие, разбежалось.
В тот же день Данилов в беседе с Трунтовым обратил внимание на смекалистость начальника охраны.
- Ты что, хочешь забрать его куда-нибудь? - улыбнулся Трунтов.
Так возникло решение формировать под командой Федора Коляды отряд, а затем полк "Красных орлов". Данилов вместе с Трунтовым сами подбирали не только командиров батальонов и рот, но и личный состав подразделений. А когда речь зашла о комиссаре полка, Данилов с сожалением сказал:
- Эх, были бы у меня ноги здоровые, с удовольствием бы стал комиссаром в этом полку!
Трунтов улыбнулся.
- На войне приходится забывать об удовольствиях. - И добавил: - А этот полк мы и так закрепим за тобой - ты его породил, ты его и воспитывай. А комиссаром пошлем туда Тищенко Ивана. Как ты смотришь?
- Самая подходящая кандидатура…
В первые же дни, как только началось формирование отряда, Данилов поставил жесткие условия - никакой пьянки. И стал строго следить. Он не упускал даже мелочи - во все вникал. Однажды ночью велел Коляде по тревоге поднять отряд и выстроить на площади в полной боевой готовности. Не таилось двадцать человек. Разыскали пятнадцать - пьяные были до бесчувствия. Пять оказались в отлучке. При свете факела выступил Данилов. Таким сердитым его еще не видели партизаны. Он произнес всего несколько слов. Спросил:
- А если бы сейчас противник напал? Что бы мы стали делать? Двадцати человек нет. Третья часть отряда - пьяные стоят.
А потом приказал:
- Не явившихся по тревоге отдать под суд! Впредь за пьянку будем расстреливать!
И все.
Так было сделано начало. Данилов знал, что ослаблять внимание нельзя. Будут еще вывихи, тем более, что и командир полка не изжил еще в самом себе кое- какие замашки полуанархической партизанщины. Поэтому Данилов с неослабевающей напряженностью следил за жизнью полка.
После гилевского боя Данилов угадывал в письмах Ивана Тищенко какую-то скрытую тревогу. Особенно насторожило его последнее письмо. За скупыми корявыми фразами друга Аркадий Николаевич разглядел, что в отношениях комиссара и командира полка что-то назревает. И он в тот же день выехал в полк.
- Что у вас здесь случилось? - вместо приветствия спросил он Тищенко.
- А ты уж учуял? Ну и нюх у тебя!
Сидевший тут же помощник комиссара Субачев захохотал:
- Обжегшись на Милославском, теперь дуешь и на Федора?
Данилов, опираясь на палку, прошел к столу.
- Рассказывайте, - приказал он.
- Да нечего, Аркадий Николаевич, и рассказывать- то. Просто мы с Субачевым начали наступление на остатки партизанщины.
Тищенко неторопливо, с присущей ему невозмутимостью поведал о том, как за последнюю неделю в полку появились случаи мародерства, невыполнения приказов, случаи отдельных пьянок. Рассказал о своем первом серьезном столкновении с командиром.
Данилов пробыл в полку двое суток. Потом, минуя Куликово, проехал в Облаком к Голикову. О чем они говорили, никто не знал. Через три дня Данилов вызвал весь руководящий командный состав полка к себе на заседание военно-революционного штаба…