- Не ищи, - сказал Василий, - я уже слил все, опохмелился. Ты послушай. Сейчас я коня водил поить, и знаешь, кого встретил около районного штаба? Федьку Коляду.
Филька слабо реагировал на эту новость.
- Ну и что? - спросил он вяло.
- Живой, стало быть, у Данилова сейчас.
- Ну и что?
- "Что, что" - затолмил одно и то же. Разговор с ним имел, вот что.
- Ну?
- Что "ну"? - стал злиться Егоров. - Говорю, кончать надо эту пьянку. К доброму она не приведет. Данилов тоже это самое говорит.
- Слушай, дай опохмелиться, - взмолился Филька.
Егоров в сердцах плюнул и вышел из комнаты.
Филька повел поить своего коня. Брел по улице и не видел белого света - разламывалась голова. За углом носом к носу столкнулся с Чайниковым. Тот шел с берестяным туесом в руках.
- Что это у тебя? - спросил Филька, приподнимая деревянный кружочек крышки.
- Самогонки достал.
Филька обрадовался.
- Дай хлебнуть, отведи душу от смерти, голова разваливается.
Чайников улыбнулся, протянул ему туес.
- На. Да смотри все не выпей.
Филька жадно припал к туеску, как на покосе к ведру холодной воды. Сделал несколько больших глотков и задохнулся.
- Ух… До чего же хороша! - перевел дух.
- Хороша, говоришь? Пойдем выпьем.
Филька заметался вокруг своего коня.
- Зй, хлопец, - позвал он босоногого мальчугана, - подойди сюда. Хочешь верхом проехать? Своди коня напой.
А потом отведи его вон в ту ограду. Вон видишь дом с беленой трубой? Вот туда. Понял? Ну, давай. - Он за ногу подсадил мальчишку на коня.
В доме Чайникова сидели человек шесть разведчиков и ждали своего командира с самогоном. На туес набросились с алчностью. Быстро опорожнили его. Снова бросили жребий, и тот, кому досталось бежать за самогоном, кинулся на поиски. Трудно в Куликове добыть самогону! За неимением бензина Милославский заливал в свой трофейный автомобиль хлебный первач и ездил. Два аппарата круглые сутки дымили без отдыха. Перевели все зерно. Простые же смертные себе начали гнать из картошки. И такого не хватало.
К вечеру из штаба отряда пришел посыльный за Филькой.
Милославский вызывает.
Филька нехотя вылез из-за стола, побрел за посыльным вдоль пыльной прохладной улицы. Милославский сидел в своей штабной комнате, которую по его велению называли кабинетом. Перед ним стояла начатая полубутылка казенней водки. На лавке полулежал новый разведчик Кунгуров - друг Милославского. Филька слышал, что командир хотел сделать его своим помощником, но районный штаб не разрешил. Под столом валялась порожняя бутылка. "Уже тяпнули", - определил Филька.
- Садись, Филипп, - кивнул на табуретку Милославский, - выпьем да поедешь с нами в Грамотино. На автомобиле поедем.
- На автомобиле я еще никогда в жизни не ездил, - признался польщенный Филька.
Пришел вызванный Винокуров.
- Вот что, ребята, - сказал Милославский, когда бутылка была опорожнена, - поедем в Грамотино гулять. Война войной, а молодость свою губить незачем. Надо пользоваться возможностью. Тем более, что мы и так много перестрадали за революцию, имеем право хоть между боями пожить в свое собственное удовольствие. Кого еще возьмем с собой? Ваську Егорова?
Уже сильно опьяневший Филька затряс головой:
- Ну его. Он мне в Шелаболихе винтовку не променял на наган, и вообще с ним к девкам нельзя ездить: сидит как бука, зальет глаза и молчит целый вечер. А притом рано ему - он же не был в подпольной организации. Какой из него революционер!
- Ну тогда ладно. Поехали втроем. Только втроем невесело. Кого бы еще прихватить? Такого бы веселого парня. Трофима разве Чернышева?
- Во!.. Его можно. Гармонист и вообще свой парень, - согласился Винокуров.
Голубой открытый автомобиль, разгоняя кур, вынесся из Куликово стремительно. Рядом с шофером, развалясь на мягком сиденье, полулежал Милославский. Из-за борта торчала только его голова. Сзади с необычной для них важностью восседали Филька Кочетов, Винокуров и Трофим Чернышев, рослый, с цыганской физиономией парень.
Не успели ребята полностью насытиться блаженством от мягких подушек автомобиля, как уже въехали в Грамотино. Милославский велел вести машину за мост в проулок, к одному из крестовых домов вблизи церкви. Здесь остановились. Филька, преисполненный собственного достоинства, смешно надувая щеки, вслед за Милославским вылез из автомобиля. Молодая женщина с двумя длинными черными косами и очень тонким, по-девичьи перехваченным широким лакированным ремнем станом встретила Милославского на пороге стеклянной веранды.
- А, Мишенька, заходи, пожалуйста. Я тебя вчера ждала… Да ты не один! Проходите, проходите, гос… товарищи.
- Мы, Элен, приехали отдохнуть у тебя, попить твоей чудесной настойки! Не возражаешь?
- О чем разговор! Что вы, товарищи, всегда рада.
Через час протрезвевшие было на ветру партизаны снова сидели за столом и тянули из тонких узорных фужеров вишневую и смородинную настойку. В непривычной роскошной обстановке держались натянуто.
- Вы, ребята, не стесняйтесь, - шепнул Милославский, когда хозяйка вышла. - Чувствуйте себя как дома. Мы кровью заслужили право жить в такой обстановке и наслаждаться такими прелестными созданиями, как Элен. Она сейчас приведет девчат. Кутнем на славу! - Милославский откинулся на спинку полумягкого кресла, мечтательно сощурил глаза. - Эх и пожили бы мы здорово, если бы мне не мешали.
- А кто вам мешает, Михаил Евсеевич? - выпячивая грудь, спросил Филька и обвел всех глазами. - Данилов? Зря вы с Даниловым не ладите, он неплохой человек. Правда, насчет выпить он не того… ну, а вообще человек он неплохой. Я его знаю.
- Нет, не Данилов. С Даниловым мы уже почти помирились.
- А кто? Комиссар?
- Комиссар. - Милославский играл, как артист. Он развел руками, поджал губы. А потом вдруг приблизился к собутыльникам. - А вы знаете, ребята, он совсем не комиссар.
- Как не комиссар?
- Я старый подпольщик, меня трудно провести. Я его вижу насквозь. Он бывший офицер. Я в этом уверен. Но беда в том, что у меня нет никаких документов доказать это Главному штабу. Вы обратили внимание на его выправку? Ну вот. Он офицер, и подослан к нам. Он хочет ввести в партизанском отряде такую же палочную дисциплину, как в царской армии. А за что же мы тогда боролись, товарищи? Вы все были в царской армии, знаете офицерские зуботычины. Вы же сами убегали из той армии, потому что вам невтерпеж уже стала солдатчина. А он снова хочет завести старые порядки. Снова дисциплину, снова нижние чины должны стоять навытяжку перед командиром. А я этого не хочу. Видите, я вот главнокомандующий фронтом, а сижу с вами запросто, выпиваю, как равный с равными.
- Правильно.
- Вот гад!
- Чего захотел!..
- Видите, куда он клонит? - с наигранным сожалением говорил Милославский. - Но разве это докажешь нашим сиволапым "вождям" в Главном и районном штабах? Каждый из них - и Воронов, и Голиков, да и Данилов, - завладев сейчас властью, хочет командовать, хочет быть начальством, каждый с жадностью ждет славы и почета. Поэтому и завидуют моей славе, добытой в кровопролитных боях, поэтому и не хотят слушать, боятся, что я вылезу выше их. Не желая меня слушать, они не видят, куда толкают партизанские отряды такие переодетые офицеры, как Белоножкин. Да и Голиков неизвестно кем был раньше и что делал в те дни, когда мы в подполье боролись против царизма. Если они будут насаждать старые порядки, разбегутся партизаны так, как разбежались из старой армии.
- Правильно!
- Как пить дать разбежимся.
- Штыки в землю - и по домам. Скажем: хватит, навоевались.
- Знамо дело, за что воевать, ежели они на старинку будут поворачивать!
- Я первый уйду, - заявил Винокуров, глядя на Милославского мутными глазами. - Я уже два раза сбегал из армии и отсюда уйду.
Милославский переждал гомон.
- А может, не нам надо уходить, а? Мы подняли восстание, боролись в подполье, а они пришли и примазались. Может быть, их направить подальше отсюда?
- На самом деле!..
- Чего это ради мы-то будем уходить?
- Мне тоже так кажется, ребята, - подтвердил Милославский. - Мы боролись за власть. Царя шлепнули, а убрать какого-то белого офицера Белоножкина разве не в состоянии, а?
- Конешно.
- Мы это запросто, - вскочил Филька.
Милославский сморгнул вспыхнувший в глазах торжествующий блеск. Продолжал, повернувшись к Чернышеву с Винокуровым:
- Когда-то вы, ребята, умели обделывать такие дела.
У Чернышева недоуменно поднялись брови.
- Забыли? - улыбнулся Милославский. Потом подмигнул. - А когда в первые дни восстания голову проломили часовому…
Винокуров с Чернышевым захохотали:
- A-а, когда казну-то увели? Тогда мы здорово сработали - середь бела дня.
Филька удивленно вытаращил глаза. Но пьяный туман тут же заволок все снова.
- Так вот, - продолжал Милославский, - и здесь надо так же умело сделать.
- Сделаем, - заверил Чернышев, - и концов не найдут.
- Таких гадов надо уничтожать, чтобы они не мешали нам.
В сенях послышались легкие женские шаги.
- Тихо, товарищи. Идут. Ну, сейчас гульнем на славу!..
А под утро в спальне, устало разбросавшись на белоснежной постели, Элен говорила Милославскому:
- Слышала, ты с какой-то там фельдшерицей спутался, а?