Михаил качнулся навстречу великому князю, готовый руками разорвать слюнявый похабный рот, но как-то сдержался в последний миг. Лишь побледнел еще больше. От одного его взгляда осекся вдруг Дмитрий Александрович на полуслове.
- Лаять будешь - велю зарезать, - сквозь зубы, тихо произнес Михаил.
Великому князю стало жарко, нечем дышать. Со стыдом он почуял, как побежал быстрыми струйками обильный пот из-под мышек и по спине.
- Не посмеешь, - прошептал он.
- Посмею, - ответил Михаил так же тихо, не разжимая сведенных от ненависти зубов. - Я в своей отчине князь.
- Михаил…
- Молчи! А князь великий ныне у нас на Руси сам знаешь кто. - Михаил зло усмехнулся. - Али не так?
Дмитрий Александрович молчал и не смотрел в глаза Михаилу. А тот продолжал уже спокойно-насмешливо:
- Я Тула-Буге дань исправно плачу. А тебе отныне не буду. Я в своей отчине князь! - повторил Михаил.
Дмитрий Александрович с тоской смотрел в пыльное, засиженное мухами слюдяное оконце…
"Уходит, уходит русская власть, как меж пальцев речная вода. Чем ее удержать, каким страхом, какой кровью?.. Нет, я не Андрей. Слаб я, не ту ношу взял, коли Мишка, княжонок тверской, на своей воле поставил…"
Злоба, как олово на огне, закипала в сердце великого князя и опадала бессильно.
"Все взвесили с матушкой Ксенией Юрьевной на весцах, все просчитали: и то, что князья все в раздоре, ждут Андрюшку на владимирский стол, и то, что к Ногаю жаловаться я сейчас не пойду - и там брат путь перешел, и то, что Орде я как бельмо на глазу, только руки до меня не доходят…"
- Выходит, откладываешься от Руси? - спросил он, не поднимая глаз.
- Не от Руси, Дмитрий Александрыч, - от тебя.
- А как я с другой силой приду?
- Что ж, приходи. - Михаил усмехнулся. - Сможешь - возьмешь.
- Н-да, Михаил Ярославич… Я ведь хотел в тебе друга найти, - сказал вдруг великий князь.
- Так-то друзей не ищут, - удивился Михаил.
- Всяко бывает, не знаешь еще. - Дмитрий Александрович пояснил: - Припугнул бы - глядишь, и поладили. Я ведь не для себя корысти ищу, - начал он с жаром.
- Припугнул - довольно! - оборвал его Михаил.
- Да. - Говорить было не о чем.
Михаилу стало вдруг жаль старика, и он сказал:
- Только знай, великий князь Дмитрий Александрыч, еще раз зажжется на Тверь идти - подумай. Ворота я тебе все равно не отворю, но уж опоры на Твери не ищи.
В этих словах Михаила был малый путь к примирению, почти невидная стежка, однако Дмитрию Александровичу теперь оказалось довольно и ее, и он охотно по ней пошел.
Покоренная Тверь была нужна великому князю прежде всего как союзник в возможной войне с Андреем, которой он ждал и боялся. А и непокоренная Тверь оставалась важна для него в раскладе всех русских сил, разумеется, при условии, что Михаил возьмет его сторону.
- Ладно, князь, будь по-твоему… - Дмитрий Александрович вздохнул. - Но и ты, Михаил Ярославич, дай поруку со мной быть против Андрея.
- Обещаю против тебя не идти, - глядя великому князю в глаза, твердо сказал Михаил.
- Безумен он… - начал было опять Дмитрий Александрович о том, что мучило его больше всего, но Михаил снова прервал его:
- Знаю. Потому я ему не помощник. Но и за тебя Тверь под татар не поставлю. Так что ты уж сам с ним реши.
По глазам Михаила Дмитрий Александрович понял, что боле ничего не добьется.
- Ну, прости, Михаил Ярославич.
- Ты прощай, Дмитрий Александрович. - Михаил склонил голову, отдавая должное великому князю. А когда Дмитрий Александрович повернулся уйти, спросил - Брат, кто отца погубил?
Великий князь остановился, вздрогнув спиной, медленно повернулся и глянул Михаилу в глаза. Взгляд его был насмешлив.
- Вон ты о чем… - Он помолчал, а после просто ответил: - Не знаю, Миша. - И усмехнулся, впрочем не отводя взгляда. - Много на мой счет чужих грехов кладут, но этот на себя не возьму. Я отца твоего не травил.
- Не о тебе речь… - Впервые за разговор Михаилу стало неловко, муторно - тяжело ему давалось пытать. - Знать мне надо… Он же у тебя на лодье, на руках твоих помер!
- Так, - согласно кивнул Дмитрий Александрович. - Пили из одной братины, хлеб один ели… - Он помедлил, словно сомневался, говорить или не говорить. - Думал я про то, Михаил. Однако не знаю! Да и хмельной я был, пир-то уж к концу шел, когда Ярослав вдруг вскочил, схватился за горло, ну и пена у него ртом пошла, вроде как отравили.
- Кто?!
- Сам знаешь - на меня указали! - Дмитрий Александрович дернул шеей, похоже, как брат Андрей, и выдохнул: - Богом клянусь, я своим родичам кровь не лил! Не травил я его!..
Обеими руками великий князь сильно потер виски, будто сгоняя боль. Потом спросил:
- Неужто Ксения Юрьевна мне не поверила?
- Матушка тебе верит. И я знаю, что не ты это. Иначе б не говорил с тобой. - Михаил отвернулся к окну. - Только если ты понял, что отравили, как же ты не дознался? Неужели и догадки не было никакой?
- Догадка потом пришла…
- Ну?!
Дмитрий Александрович словно взвешивал, стоит ли открываться. А затем, видно взвесив, спросил:
- Жив Ратибор-то, новгородский пес?
- Жив, и что?
- А ты у него спроси.
- Что?
- То-то и оно - что? - Дмитрий Александрович подошел к Михаилу вплотную, так, что стало слышно его дыхание.
- Сдается мне, не просто так его тогда татары на лодью в кровавых тряпках закинули.
- Так его же отец откупил, - возразил Михаил.
- Не знаю, - великий князь с сомнением покачал головой, - пойди-ка неверного доносчика откупи у татар. Мне Ярослав-то про откуп не говорил. А помню, он нарочно сам удивлялся, что Тимурка его холопу жизнь сохранил. Зачем?
Михаил молчал.
- То-то… Да больно скоро он зажил-то после пыток. Слышал, поди, как в Орде-то пытают? - Он знающе, уважительно хмыкнул. - И на кой они ему другой глаз не выкололи, а? Шибко милостивы, вот что скажу! - Дмитрий Александрович еще приблизился и прошипел Михаилу в самое ухо: - Видать, нужен им был его глаз, раз оставили.
- Что ж ты раньше-то не сказал?!
- В горячке не подумал тогда. Да глаз еще этот смутил, разве сразу подумаешь?! - Дмитрий Александрович махнул белой, вялой рукой. - Потом уж… А вроде и ни к чему, и забылось, и не докажешь. Да ведь врагов еще много: коли стал бы я про то поминать, против меня бы и обернули… Так что, коли жив Ратибор, ты уж сам поспрошай у него.
Михаил глядел на князя, но не видел его. Перед ним стояло жалкое лицо Ратибора, резаные, дряблые щеки, глаз, во всякое время готовый закапать слезами…
- Знай, Михаил: у князей врагов много. И не тот враг, что на виду, а тот, кто руку твою, как пес, лижет, - издалека пришли слова Дмитрия Александровича. - Ты уж поберегись, брат, тебе править долго.
- Поберегусь, - отозвался Михаил.
Прежде чем уйти, великий князь все же еще спросил:
- Что ж, не поможешь мне против Андрея?
- Против тебя не пойду, - повторил Михаил.
- Мало мне того, Михаил! - в сердцах крикнул Дмитрий Александрович и стукнул себя кулаком по ляжке.
И Михаил, не сдержав досады, снова сорвался:
- Да где ж тебе больше взять? Всю-у Русь вы с братом на ножи поставили!..
- Не тебе винить! - крикнул великий князь и, не простившись, кривя и забирая по половицам высокими сапогами из желтой скоры, пошел из сеней.
Михаил сидел на лавке, привалившись спиной к стене, вытянув ноги и уставившись взглядом в изжелта-белый древесный узор на полу.
За дверями давно уж покашливал воевода.
- Войди! - крикнул наконец Михаил.
- Там, княже, ростовский Дмитрий сильно бьется к тебе.
- Пусть ждет, - не поднимая глаз, сказал Михаил. - Отвори слюдяницу, душно.
Помога Андреич кинулся к окну исполнять. Трудно было предполагать в нем проворство - так он казался нетороплив и дороден. Однако Михаилу сызмала было любо глядеть на воеводу, все у него получалось сноровисто, чего б он ни делал: голубей ли по небу гонял, сбрую ли рядил лошадиную. Да что там! И возок застрявший из грязи помогал вынимать, а уж мечом управлялся, как древодел топором… Однажды маленький княжич на озере в прибрежной траве нечаянно поймал руками золотого карасика. И так тот карасик стал ему мил, что он ни за что не хотел с ним расстаться. Не долго думая, Помога сомкнул ладони, зачерпнул в них воды и так, как в ковше, донес карася до двора. Ни капли с рук не сронил. А шли-то от самого Отроча, верст пять, поди, будет. Все лето, покуда Михаил про него не забыл, плавал карась в замшелой кадушке.
"А ведь не мог тот карась так долго жить", - догадался вдруг Михаил, отчего-то вспомнив сейчас совершенно не к месту то давнее лето.
- Помога, ты карасей-то менял?
- А, князь? - Тот обернулся удивленно, на лице иконной эмалью синели большие, как у девицы, глаза.
- Квасу пусть принесут, говорю.
- Может, меду? - озаботился воевода.
- Квасу, Помога.
Помога, неслышно ступая, быстро двинулся к двери. Ему очень хотелось узнать, на чем князь покончил с Дмитрием, однако спросить не решался - больно был хмур Михаил.
- И вот что еще, слышь, Помога, - князь наконец оторвал от половицы глаза, - немедля верных людей пошли на засеку. Пусть скажут, князь велел в Тверь возвращаться.
- Понятно, - кивнул Помога, а про себя удивился - дело было неспешное.