На этот раз он приехал к модиинскому горшечнику за давно заказанным товаром. Случайно здесь оказался Силонос. Он наблюдал, как купец придирчиво рассматривал килики, амфоры и великолепные кратеры, стоявшие на ступенчатом подиуме мастерской.
Изделия тускло светились в густом утреннем тумане. Казалось, что этот туман не существует сам по себе, но его излучают эти самые изделия. Их пульсирующий дымчато-перламутровый цвет был необычен. И Эфранор, привыкший к афинской керамике, покрытой росписью и густыми темными красками, был явно озадачен.
Даже готов был отказаться от заказа, но какая-то необъяснимая притягательность "горшков" загадочного и бесспорно талантливого варвара, заставила Эфранора забыть о своем недовольстве.
Его богатый опыт и интуиция подсказали ему, что этот заказ сулит хорошую прибыль. Тем не менее, он принялся с презрением поучать варвара.
– Ты, конечно же, обладаешь секретом создания некоей красоты, но не она важна! Главное в подобных изделиях, чтобы горшки были удобны в пользовании! Или, как говорят у нас, были функциональны! – И Эфранор с превосходством оглядел неподалеку стоявших Эльазара, Силоноса и Шифру. – Функция – вот что главное! – закончил он.
– Функция и только функция, – неожиданно вмешался в разговор Силонос, – важна лишь для истинного варвара. – Он сделал паузу: – Нам же, эллинам отрывать красоту от функции, как это делаешь ты, купец Эфранор, просто неприлично, – вновь сделал паузу и с явной издевкой закончил: – Даже если очень хочется облапошить наивного варвара и снизить договорную цену.
– Конечно, ты прав, гекатонтарх Силонос, – растерялся Эфранор, – Сократ сказал…
– Раз так, – Силонос не стал слушать размышления купца Эфранора о том, что сказал Сократ, – за хорошие "горшки" следует платить хорошими драхмами!
Овладевший собой Эфранор, неожиданно расхохотался, – вот чего я никак не ожидал от соотечественника!
– То есть…? – не понял Силонос.
– А то, что ты, потомок древней и прославленной фамилии, берущей начало от славного Гефестиона, воевавшего плечом к плечу с самим Александром Македонским, будешь защищать интересы варвара!!
– Значит, не берешь? – не обратив внимания на скрытую угрозу купца, продолжал Силонос. – Мне эти изделия пришлись по вкусу, – и он потянулся к висевшему на поясе кошельку.
– Это мой заказ! – воскликнул купец, явно теряя спокойствие. – Законы же Эллады тебе, Силонос, известны! Подобное не прощается! – И тут же принялся отсчитывать деньги.
Силонос молчал, но Эльазар, хорошо знавший друга, видел, что тот с трудом сдерживал улыбку.
Отдав деньги, Эфранор подбежал к кувшинам, придирчиво сосчитал всё, что ему передал Эльазар, еще раз внимательно осмотрел каждое изделие и велел немедленно упаковать. Силоноса он не замечал…
На следующий день, после обильного обеда и продолжительной беседы с Апеллесом, Эфранор убыл из Модиина.
Получив значительную сумму, Эльазар и Шифра решили отпраздновать удачное завершение сделки и в качестве почётного гостя пригласили Силоноса.
Тот, не колеблясь, согласился. Ему нравилось гостить в доме Эльазара. Он находил много общего с отцовским домом, где прошло его детство. Никакой роскоши. Та же скромность, та же суровость.
А еще он знал, что здесь, как и у него дома, спят на соломенных циновках. Знал о и то, что у Шифры припрятано несколько красивых циновок, пропитанных душистыми смолами. Подобные циновки продавались на рынках в Ашкелонском порту, их привозили купцы, возвращавшиеся из Персии и далёкой Индии.
Силоносу было приятно видеть как Шифра, в ожидании его прихода, расстилала эти циновки.
Мебель в доме отсутствовала, не считая каменного стола. Они подолгу сидели на разостланных циновках, рассуждали о видах на урожай, об особенностях греческого гончарного искусства, о красоте иудейской керамики.
А однажды, как бы невзначай, Силонос заметил:
– Я видел твои гидрии в Иудейских горах. Небольшой караван осликов тащил их к горным селениям. Мои конники узнали среди проводников кузнеца Шмуэля.
– Шмуэля? – удивилась Шифра и невольно вздрогнула, не те ли это гидрии, которые изготовил брат по заказу Иегудит?
Теперь ей стали понятными исчезновения Шмуэля, когда он, отправлялся в Бетулию. Значит, он гостил не у шойхета и не у Иегудит. Он вез оружие и еду тем, кто скрывался в горах – хасидеям.
– Да, Шмуэля. – Подтвердил свое сообщение Силонос, – мои конники его хорошо знают. Он превосходно подковывает наших лошадей.
Шифра встала, начала торопливо подавать еду. Поставила большую глиняную вазу с фруктами и кувшин холодной воды. Рядом янтарное оливковое масло, чабрец и козий сыр, сушеный и совсем свежий. Отдельно стоял кувшин свежего охлажденного молока. Но, главное, к его приходу Шифра испекла ячменные лепешки с мёдом – пестионы, подобно тем, что пекла мать в его далеком детстве. В доме пахло едой, домашним уютом.
То были лучшие минуты нелегкой солдатской службы гекатонтарха Силоноса.
5. Шифра
Каменная ограда в половину человеческого роста отделяла дом горшечника от виноградников. Эти виноградники покрывали пологие южные склоны Титуры, широкой полосой опускались к низовьям русла Аялона. С северо-западной стороны они достигали окраин крупной иудейской деревни Битулии, конкурировавшей с самим Модиином.
В период созревания плодов, виноградники тщательно охранялись. Для этого на общинные средства были возведены сторожевые вышки – шумры. На шумрах дежурили подворно, либо вскладчину нанимали сторожей. Нередко это были солдаты из греческого гарнизона, размещавшегося в крепости на Титуре.
Этого было достаточно, чтобы сохранить основную часть урожая. Труднее было защитить тяжелые виноградные лозы от вторжения коз и овец, возвращавшихся с гор, после заката солнца.
Для спасения урожая каждый владелец строил вокруг своего виноградника забор из собранных на месте камней. Однако появлялись другие напасти – птицы. Они свивали гнезда в неплотно подогнанных камнях заборов, что в свою очередь, привлекало лисиц и быстрых, как молния, мангуст.
И уж совсем плохо было, когда голодные хищники, отчаявшиеся поймать птицу, открывали для себя вкус крупных сладких ягод. Этому не могли помочь даже меткие стрелки-сторожа, охотившиеся с площадок шумры.
По утрам Шифра обнаруживала множество следов этих хищников. Нередко они приближались к домашнему курятнику. Кур защищала прочная решетка, связанная из толстых веток низкорослого горного дуба. Решетка была во многих местах обгрызена, но, все же, оказывалась им не по зубам.
Иногда среди ночи Шифра слышала крики перепуганных до смерти кур, тогда она выходила во двор и прогоняла нахальных зверьков.
Затем привыкла к непрошеным ночным посетителям, лежала молча, с отрытыми глазами, и ожидала пока мангусты убедиться в тщетности усилий полакомиться курятиной, убегут, а куры успокоятся, и она вновь сможет уснуть.
Но на этот раз сон не приходил, и Шифра долго лежала с открытыми глазами. Она думала об Эльазаре. Ему давно была пора жениться, но он брал на душу большой грех, отказываясь от создания семьи. Об этом ему говорил и сам коэн Матитьягу, но Эльазар был неумолим, особенно после возвращения из Дура-Европоса.
Всевышний свидетель, она, Шифра, сделала всё, чтобы сблизить брата и красавицу Иегудит. Оба были дороги ей, обеих она любила и горячо верила, что вместе они могли бы создать замечательную семью. Она даже видела во сне их будущих детей, красивых, как небесные ангелы.
Но, да простятся ей эти грешные сны! – с грустью каялась Шифра. – Адонай оказался не на её стороне. Иегудит полюбила Шмуэля-кузнеца, а вовсе не её брата – Эльазара.
Конечно, Шмуэль достойный человек, – рассуждала Шифра, – он честен, трудолюбив, хороший ремесленник, обладает добрым и мужественным сердцем и вполне заслуживает такую прекрасную жену как Иегудит. Шифра сделает всё, чтобы её подруга была счастлива!
Но, честно говоря, пока это ей не удаётся. Шмуэль уже выпил настой годового запаса мандрагоры, хранившийся у Шифры, но радости подруге это не принесло.
И у брата ничего нового не происходило. Он полностью ушел в работу. Шифра невольно вспомнила покойную Ривку.
В тот страшный год, Ривка вместе с их семьей, отправилась в Лахиш, где жила старшая сестра Шифры – Хава. Хава вышла замуж за красильщика тканей Эйнана, и они скромно жили неподалёку от красильных мастерских. Когда у них родился первенец, на торжество были приглашены родители Хавы, Эльазар, Шифра и невеста Эльазара – Ривка.
По пути в Лахиш, при спуске к прибрежной низменности, на них напала шайка разбойников. Отец пытался защитить мать, но тут же был убит, затем разбойника зарубили маму. У Эльазара оказалось оружие, он долго отбивался от озверевших разбойников, защищая Ривку и её, Шифру. Однако силы были не равны. Зашедший со спины разбойник ударил Эльазара по голове, и он свалился рядом с окровавленными родителями.
Затем разбойники начали расхватывать подарки, приготовленные для Хавы. Шифра и Ривка стояли в полной беспомощности. Вначале разбойники их не трогали, делили добычу, затем подошли к девушкам. Один из них схватил Ривку за длинную толстую косу, потащил к лошадям, и тогда Ривка бросилась на разбойника и вцепилась зубами в его шею.
Разбойник дико завыл, повалил Ривку на землю и, набросив косу на шею, задушил её.
Шифра не могла припомнить, сколько времени длился этот ужас, но вдруг она увидела приближающийся греческий патруль. Разбойники мгновенно разбежались.
Среди патрульных оказались знакомые солдаты, знавшие Эльазара. Они помогли Шифре и пришедшему в сознание брату вернуться домой. Это было трагическое возвращение. На мулах лежали тела отца, матери и невесты Эльазара – Ривки.