- Бе-го-ом! - Шульц, поблескивая желтыми крагами, побежал сбоку. От топота двух взводов дрожала, тряслась земля.
У кладбища Шульц приказал рассыпаться цепью. Немцы быстро миновали кладбище, перебежали по песку и остановились перед густым лесом. Солдаты в нерешительности замедлили бег. Страшно было идти в лес - из-за каждого дерева их поджидала смерть. Шульц оставил возле себя пятерых. Остальным приказал углубиться в чащу и искать беглецов. Немцы неохотно пошли между деревьями.
Лес стоял молчаливой стеной. То тут, то там спросонок вскрикивала одинокая сорока. В селе пели петухи. На востоке гасли звезды, приближался рассвет. Шульц стоял на опушке, жевал кончик сигары и прислушивался к малейшему шороху. Но, кроме стрекотанья сороки, из лесу не долетало никаких звуков… Шульц не двинулся, пока на востоке не сверкнул первый луч солнца. Лес сразу ожил. Каркали вороны, свистели синицы, дружно стрекотали сороки.
- Горнист, сбор! - со злобой крикнул Шульц своему горнисту.
Над сосняком поплыли звуки трубы. Через несколько минут из лесу стали выходить немцы. Они тяжело дышали и подозрительно посматривали на офицера. Шульц отвернулся. Немцы оглядывались друг на друга, становились в строй. Офицер, конечно, не знал, что его солдаты дальше чем на двадцать шагов от опушки не отходили.
* * *
У ворот Надводнюков Шульц остановил первый взвод, второй направился в штаб. Офицер ударил ногой в калитку и забарабанил в окошечко. Из хаты вышел Тихон. Шульц сразу же кинулся к старику и, размахнувшись, ударил его по лицу. Тихон упал возле порога. Из носа брызнула кровь.
Тихониха выбежала из хаты.
- За что вы его так? За что?
Шульц выхватил шомпол из рук солдата и ударил старуху по сгорбленной спине. Тихониха упала рядом с мужем. Офицер заорал на высокого, тонкого, как жердь, солдата. Тот как бы переломился надвое и крикнул Тихону:
- Господин офицер спрашивает, где сын?
Старик медленно поднялся на ноги и сел, по бороде катились капли крови и падали на грудь.
- Я не знаю, куда вы дели моего сына, - выплевывая кровь, прохрипел он.
Шульц снова гаркнул на длинного, и тот спросил:
- Господин офицер хочет знать, кто помогал твоему сыну бежать?
Старуха быстро поднялась и перекрестилась:
- Бежал? Слава тебе, господи!
Солдат перевел ее слова Шульцу. Крупные красные пятна выступили на щеках офицера. Он откусил кончик сигары, отвернувшись, бросил:
- Шомполов!
Солдаты выдернули из своих винтовок шомполы, повалили стариков на землю и стали бить. Тихон раздирал ногтями землю, хрипло вскрикивал:
- А-а-а… а-ах…
Старуха совала в рот кончик платка. От каждого нового удара ее сухое, сгорбленное тело подскакивало, как мяч.
Шульц считал удары. Десять… Пятнадцать… Махнул рукой. Длинный снова спросил:
- Скажете?
Старики молчали. С минуту Шульц раздумывал, затем выплюнул сигару, выхватил шомпол из рук солдата, откинул концом шомпола край окровавленной юбки старухе на голову и начал сечь.
- Пан офицер будет бить, пока ты не скажешь! - выкрикнул солдат.
Старуха сжималась в комок, вытягивалась, хватала руками воздух, землю, жевала беззубым ртом платок и со стоном твердила:
- Не знаю… не знаю…
Вдруг она затихла. Ее окровавленное худое тельце утонуло в луже крови. Вспотевший Шульц, закрыв глаза и высунув кончик языка, уже машинально опускал шомпол на комок мяса. Тихон попытался подняться, но, обессиленный, упал, сгребая в ладонь горсть мокрой от крови земли. Офицер сплюнул, отбросил шомпол и, рванув с гвоздя тряпку, стал вытирать красные пятна с краг. Солдаты принесли из сеней ведро воды, облили старуху. Она, посиневшая, лежала, скрючив под собой руки. Солдат тронул ее за плечо и тихо прошептал:
- Мертвая…
Шульц гадливо поморщился, кивнул на Тихона и ушел со двора. Тихона схватили подмышки и поволокли на улицу…
Взвод остановился возле Бояров. Отдав приказание, Шульц быстрым шагом пошел к зданию школы. Солдаты вытащили из хаты Кирея в полотняной рубахе, крашеных синих брюках, босого. Увидев Тихона, Кирей всплеснул руками:
- Ч-черт побери, так вот избить человека!..
Переводчик ударил Кирея прикладом в спину. Кирей упал, сплюнул кровью. Его подхватили и вслед за Тихоном поволокли по улице.
* * *
В маленькой комнате перед офицером стоял Писарчук. Шульц, медленно отхлебывая, глотками пил кофе. У дверей замер переводчик.
- Что прикажет пан офицер? - изогнулся Федор Трофимович.
Шульц бросил несколько фраз переводчику. Тот в тон офицеру сказал:
- Пан офицер приказывает созвать всех крестьян. Срок: тридцать минут.
- Не успею за тридцать.
Шульц рывком поднялся на ноги. Писарчук выбежал из комнаты.
Ровно двадцать пять минут офицер ходил по комнате, затем в сопровождении ординарца и переводчика направился к церкви. На погосте еще никого не было. Он обошел вокруг церкви, постоял возле мраморных надгробий, посмотрел на позолоченные надписи и снова поднялся на паперть. По одному на погост приходили крестьяне. Поклонившись, к паперти подошел Рыхлов.
- Выражаю вам свое сочувствие, господин Шульц. Уверен, что вы, как следует, накажете негодяев.
Офицер молча пожал холодную руку Владимира Викторовича и посмотрел на часы.
- Почти час я вынужден ожидать! Р-россия! Некультурный дикий народ, скоты!
Рыхлов угодливо улыбнулся.
Офицер сделал еще несколько шагов по паперти.
- За разграбленное они уплатили господину Соболевскому?
- Попрошу вас, господин офицер, повлиять на них вашими методами.
Шульц кивнул.
Крестьяне сбились в кучку. Пришла Марьянка. В толпе быстро распространилась новость: ревкомовцы бежали из-под расстрела, да еще нескольких немцев застрелили. Немцы убили старуху Надводнюк, избили Тихона и Кирея, арестовали Марка Клесуна и мать Гордея Малышенко.
К паперти торопливо прошли Писарчук, Маргела и Варивода.
- Можно начинать, - шепнул Писарчук Рыхлову.
Тот передал слова Писарчука Шульцу. Офицер что-то быстро сказал Рыхлову. Рыхлов шагнул вперед:
- Господин офицер велел мне передать вам, что если вы до завтрашнего утра не приведете к нему всех большевиков, он наложит на вас контрибуцию: пять тысяч пудов хлеба, пятьдесят коров, столько же свиней и расстреляет тех, кого арестовал сегодня. Слышали?
Крестьяне молчали.
- И еще господин офицер велел передать вам, что если вы в течение двух дней не вернете награбленного в нашей усадьбе и не уплатите денег, у вас деньги отберут силой, а у кого найдут наше имущество - того расстреляют! Слышали?
И теперь крестьяне молчали. Рыхлов сошел с паперти, ткнул пальцем на Гната Гориченко:
- Ты сейчас пойдешь на кладбище рыть могилу для убитых немецких солдат. И ты! - обернулся Рыхлов к рыжему с бородавкой на большом носу крестьянину. - И ты… И ты… И ты - тоже… - указывал он на стоявших поближе крестьян. - Разойдись!
Крестьяне бросились к воротам, теснились, стремясь поскорее вырваться на улицу.
- Доигрались с большевиками! Доигрались! - злорадно кричал им вслед Писарчук.
Глава пятая
Тихон хрипло стонал:
- Во-о-ды…
Его стон глухо звучал под сводами погреба.
Кирей поднимался, бил кулаками в дверь и кричал:
- Дайте воды человеку! Умирает…
Кирею никто не отвечал. Тогда он, задрав голову к окошечку, бил кулаками по сырой каменной стене:
- Слышите? Дайте человеку напиться!
За окошечком мерно шагал часовой. Кирей ударял руками о полы:
- Черт его побери, отродясь таких гадких людей не видел!
Он нащупывал руками место рядом с Тихоном. В углу, на соломе, тяжело дышал Марко Клесун. Глухо всхлипывала Параска Малышенко.
- Не вы-ы-жи-ву-у я! Избили… жестоко… - шевелился на соломе Тихон.
- Не видать нам уже света белого… - Марко придвинулся ближе, схватил Кирея за руку. - А за что? Я тебя спрашиваю, Кирей, за что?
- Черт его побери! В Пруссы всю жизнь ходил жать за сноп, на пана Соболевского всю жизнь работал, а теперь пропадать должен? Расстреляют, подлецы!.. Вбежит этот в погонах: гир-мир-гир!.. Разбери, что он там болтает?.. Ты ему скажешь: дурак, а он: вас? - Кирей умолк на минуту, вздохнул, потом мечтательно и скорбно продолжал: - Хоть бы хлопцы хорошо спрятались! Им еще жить нужно… А землю у панов все-таки заберут! На свете, видишь, что делается. Заберут, поделят и будут жить. Без панов будут жить! А Соболевских утопят в Гнилице. Э-эх! увидать бы хоть одним глазом…
- Во-о-ды-ы…
- Не дают, Тихон. Их офицер не человек, а зверь. Лежи уже как-нибудь там…
- Страшно, Кирей, умирать от видимой смерти.
- Что правда, Параска, то правда… Думалось: пригорки отвести под выгон, низину разделить меж людьми, чтобы сенокос у каждого был, тогда б и скотинку завели. И поле каждому под пшеницу нарезать, чтобы в праздники человек белый пирожок имел… Вдоль дороги - всем для жита… И откуда они взялись на нашу бедную голову? - неожиданно воскликнул Кирей. Он пододвинулся к стене, ударил руками по камню. - Чего вы пришли? Какой черт звал вас сюда?
Возле окошка присел часовой. В темноте было видно, как он просунул голову в разбитую раму.
- Вас?
- Что ты васкаешь? Домой иди! Разве у вас панов нет?
- Вас? Вас?
- Черт его побери, не понимает! Я тебя спрашиваю: чего ты пришел нашим панам помогать? Чего? Разве у вас своих панов нет? Иди, бей их, бери землю, обрабатывай и хлеб ешь! Ты ведь мужик?
- Я-я-а!..
- Ну вот! А земля у тебя есть?
Немец пожимал плечами и скалил зубы.