- Рота-а, пли! - приглушенным голосом крикнул Воробьев и бросил бомбу. Бомба тяжело ахнула. Затрещали винтовки. Темноту прорезали отблески огней и взрывов. С бронепоезда застрочил пулемет - нервно и дробно. Пули жужжали где-то высоко над головами партизан. Вдруг на рельсы лег луч прожектора.
- Тю-у-у-у… - просвистел снаряд и, перелетев над петлюровским бронепоездом, разорвался в лесу.
- Г-гах!..
Второй упал ближе, третий еще ближе. Петлюровский пулемет смолк. Петлюровцы, соскакивая с бронепоезда, удирали назад на станцию. Их догоняли лучи прожекторов и пулеметные пули. Отряд Воробьева и Надводнюка лежал под сосенками. - Ура-а… - покатилось по лесу и откликнулось где-то в чаще: "а-а-а"… Бой сразу утих. На место боя тихо подъехал бронепоезд "Советская Россия". С бронепоезда соскочили красноармейцы, вместе с ними соскочил и Павло. Сошел на снег командир - крепкий, широкоплечий человек, в кожанке, с биноклем на груди и маузером на боку.
Воробьев и Надводнюк с товарищами подбежали к командиру бронепоезда.
- Вам и вашему отряду выношу благодарность от имени советской власти… - командир пожал руку всем партизанам. - Передайте советское спасибо вашей девушке за революционную услугу!
При упоминании о Марьянке у Павла сильнее застучало сердце.
Светало. На сером фоне четко вырисовывались верхушки сосен. Возле взятого в плен петлюровского бронепоезда хлопотала инженерная часть красных.
* * *
Когда Надводнюк со своими товарищами вернулся в село, его там уже ждали пехотная часть и кавалерийский эскадрон. Красногвардейцев надо было разместить по квартирам. Но Надводнюк не успел дать никаких распоряжений. Школу, где разместился штаб, окружили крестьяне. Они наперебой приглашали красных бойцов к себе.
- Товарищ или как вас? - Мирон Горовой дергал за шинель высокого парня с лицом, густо усеянным веснушками. - У меня старуха напекла пирожков с сухими яблоками, и сметана есть. Идем!..
И Гориченко Гнат приглашал к себе красногвардейцев.
- Мы вас день и ночь выглядывали. Черт его побери!.. Ждали, как сыновей… Идем!.. - приговаривал Кирей.
- Хозяйка блины печет, ей-богу, правда. Кто ко мне?
- Насчет рюмки - извините, теперь нет, а еду горячую найдем.
- Э-э, хлопец, в фуражке холодно, уши посинели. Идем ко мне - папаху дам, от сына осталась… С немецкого фронта не возвратился… - говорил седенький старичок еще совсем юному бойцу.
Через несколько минут красногвардейцы завтракали. Их гостеприимно угощали хозяйки.
Надводнюк написал разнарядку на фураж и отправил Малышенко с верховыми к Писарчуку, Орищенко и Маргеле.
После завтрака красногвардейцы и крестьяне пошли в школу. В передней комнате гармонист лихо играл "яблочко", несколько танцоров звонко выбивали каблуками. Гармонист заиграл польку. Бойцы подхватили девушек. Закружились пары. Марьянка и Павло раскраснелись. Ей приятно чувствовать на своем тонком стане крепкую руку Павла. Старики сидели рядом с Киреем, веселым и разговорчивым, попыхивали трубками, пожилые мужчины курили самосад в газетной бумаге. Хлопцы сгрудились возле бойцов, угощавших папиросами и фабричной махоркой. Всюду - веселый гомон и смех, звон сабель и шпор.
Воробьев поднялся на парту, посмотрел в зал, полный народа, радостно, широко улыбнулся и сказал:
- Товарищи боровичане! - гармонь тотчас же затихла, в зале наступила тишина. - Вот и у вас теперь советская власть, красное знамя с пятиконечной звездой развевается над селом… Теперь все, - он сделал широкое движение рукой, - ваше! Земля, луга, угодья… - Крестьяне, подталкивая друг друга, придвинулись к Воробьеву, сбрасывали шапки, чтоб лучше его слышать; забывали о своих цыгарках. Михайло, рассекая рукой воздух, рассказывал, как советские войска борются против кровопийц и изменников-петлюровцев. Он горячо призывал боровичан вступать в ряды красногвардейцев, чтобы всем вместе разгромить врага, - во всех городах Украины восстали рабочие, во всех селах поднялись крестьяне, весь трудовой народ. В красные полки вливаются все новые и новые отряды красных повстанцев, борющихся за свободу украинского трудового народа. Не сегодня - завтра красные отряды захватят Бахмач, а там и до Киева недалеко. Красные войска выгонят засевшую в Киеве контрреволюционную петлюровскую свору предателей! Тогда вечно будет жить советская социалистическая республика!
- Да здравствует вождь пролетариата Владимир Ильич Ленин! Ура!
- У-р-ра-а! - дружно подхватил зал.
- Да здравствует Ленин! - громче всех кричал Кирей.
Воробьев взмахнул рукой, подзывая красногвардейцев. Бойцы подошли ближе. Боровичане впервые услышали пролетарский гимн борьбы за свободу всех народов.
К вечеру красногвардейцы выступили из Боровичей. Был получен приказ занять станцию Дочь под Бахмачом.
Павло, вооруженный винтовкой и тремя бомбами, забежал к Марьянке попрощаться. Девушка не сдержалась, на глаза навернулись слезы. Харитина поднесла передник к глазам и вышла из хаты. Павло протянул к Марьянке руки. Она припала к его груди.
- Марьянка, может, и не встретимся больше… Скажи, ты любишь меня?
В черных глазах - печаль, на длинных ресницах заблестели слезы. Девушка дрожащими руками порывисто обняла Павла за шею.
- Люблю, - прошептала она, и ее первый поцелуй был как благословение.
- Прощай, Марьянка!.. Я вернусь, когда на нашей земле не будет ни одного петлюровского "куреня"!
Павло выбежал из комнаты. В сенях его поджидала Харитина, взяла за руку и поцеловала, как сына, в лоб.
Павло догнал отряд красных добровольцев уже на околице. Марьянка стояла у перелаза. На ее щеках застыли слезы. Ее губы нежно шептали:
- Любимый… Любимый…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Где-то далеко от Боровичей гремели бои. Кончалась зима 1918 года.
Ветер с юга дышал весной. Чирикала птичка: "Кидай сани, бери воз".
Боровичане ходили по полю - меряли поля Соболевского и Писарчука, готовили плуги, посытнее кормили лошадей.
* * *
Федор Трофимович созвал гостей на заговены перед великим постом. В центре, под иконами, за большим дубовым столом сидел Лука Орищенко. На нем - добротная шерстяная жилетка, надетая поверх старомодной вышитой рубахи. При свете лампы лоснятся густо смазанные жиром и тщательно на пробор расчесанные волосы. Рядом с Лукой, заняв полскамьи, сидела его жена, а по обе стороны - сыновья: Иван, Евдоким и Сергей, черноволосые, с подстриженными бородками. И тут же, возле своих мужей сидели по-праздничному разодетые невестки. Напротив Луки в шелковом подряснике, пахнущем ладаном, с блестящим серебряным крестом на груди - поп Маркиан, а Маргела и Варивода - на углах стола. Федор Трофимович расставлял бутылки с водкой, а Мария - еду, которую из кухни приносила батрачка. В сторонке на скамье молча сидели сыновья Писарчука - Иван и Никифор.
Расставив все на столе, Федор Трофимович налил рюмки и произнес торжественно, не скрывая радости:
- Бог даст - не последняя! - он подмигнул и опрокинул рюмку в рот. Гости быстренько выпили по одной, по другой, закусывали с жадностью, словно три дня не видели еды. Одни жадно облизывали пальцы, другие торопливо вытирали их о волосы. Жир блестел на грязных, никогда не чищенных ногтях, на подбородках.
После третьей рюмки в комнате стало веселее, а после четвертой - шумно.
- А вы чего же, сынки мои, смотрите? Пейте и гуляйте, у вас еще будет работа! - подошел Федор Трофимович к сыновьям. Его потные скулы заострились, волосы торчали во все стороны, лицо было в красных пятнах. Сыновья заметили сегодня в глазах отца внезапную перемену: глаза весело бегали в орбитах, хитровато подмигивали. Должно быть, отец привез сегодня из Мены какую-то новость и молчит о ней, а известие, видимо, интересное и для него приятное.
- Пейте, сынки мои, родной отец угощает! Теперь - выше голову, дети! Эх!.. - Федор Трофимович налил два стакана и поднес их сыновьям. Никифор выпил половину, закашлялся и потянулся за хлебом. Иван одним духом, молодецки опорожнил весь стакан.
- Даже не поморщился! - воскликнул отец. - Иван - надежда моя, дорогие гости! А Никифор… - Федор Трофимович помахал в воздухе рукой. - Иван идет по отцовской дорожке!.. - Гости поддакивали хозяину и продолжали есть. Иван пододвинулся к столу, закусил соленым огурцом и, поблескивая быстрыми глазами, спросил отца:
- Какая новость у вас, отец?
Федор Трофимович резко повернулся на стуле.
- А? Ты откуда знаешь?
- По глазам вашим вижу, - усмехнулся сын.
Писарчук вскочил на ноги, рванул к себе бутылку, налил гостям и сыну.
- Слышали?.. - воскликнул Федор Трофимович. - "По глазам вашим вижу…" И видит! Ей-богу, видит! У меня, дорогие гости, от такого сына сердце вот как радуется! Иван, подойди сюда! - Сын, пошатываясь, подошел к отцу. - Выпьем, сынок, за то, что ты угадал! - и Писарчук многозначительно поднял сухой, крепкий палец.
Они выпили по стакану, отец обнял и поцеловал сына.
- Молодец, ты не пропадешь, Иван!
- Хе-хе-хе, этот не пропадет… - тоненько смеялся Маргела.
Поп Маркиан провел ладонями по своей пышной белой гриве и протянул басом:
- Родители гордятся чадом своим… Сын должен любить родителей своих… - Маркиан помахал толстым пальцем перед глазами Ивана и обернулся к хозяину, - Не мучьте душу христианскую, Федор Трофимович, расскажите угаданную вашим чадом новость.
Писарчук присел к столу.