19
Олдржих Каха показал Яну Мартину все залы президентской библиотеки. Она была светлая, аккуратная и прекрасная в своей простоте. Все здесь дышало свежестью. Окна библиотеки были открыты. Ветер раздувал легкие шторы и ленты золотых венков, висевших на стройных опорах начищенных до блеска шкафов. Сквозь окна была видна Прага, стобашенный, пересекаемый певучей рекой, зеленый, серый, розовый и золотой, холмистый, шумный, белеющий магнолиями и золотящийся кустарниками, закутанный в дым Смихова и открытый ветрам молодых полей, лугов и лесов на южной оконечности каменного кольца город.
- Здесь пан президент любит бывать больше всего, - сказал Каха и повел Яна Мартину в свой кабинет. Как раз происходила смена караула в Граде. На дворе раздались приглушенные звуки трубы.
- Сейчас сюда придет доктор Клоучек, адвокат, - начал Каха, когда они уселись за стол посередине кабинета, - а с ним шеф-редактор Лаубе. С ним вы знакомы: он печатал ваши статьи и стихи. Мы собираемся поговорить о том, что делать с паном Горжецем. У меня нет причин скрывать от вас, что мы знаем все о Гайде и его друзьях, явных и тайных. Сведения нам приносит некий Кот Феликс. Хе-хе, порядочный человек… А Кот Феликс знает, что Гайда уже давно, видимо еще с Сибири, но уж наверняка с Владивостока, поддерживает Горжеца. Сыровы Гайду уволит. Хотя Горжец и отдавал приказы о казнях легионеров, перебежавших на другую сторону, но этого недостаточно для того, чтобы его устранить. Это может трактоваться как военная мера. Но с оружием могло бы кое-что выйти. Люди к этому чувствительны. Как только речь идет о деньгах, интерес сразу же возрастает… Впрочем, это разъяснит Клоучек. Клоучек - блестящая голова. Все политические процессы, которые президент вел до войны, выиграл Клоучек. Это независимый адвокат, богатый. Независимый потому, что богатый. - Каха поднялся: - Они идут.
Доктор Клоучек и шеф-редактор "Демократической газеты" Арношт Лаубе пришли вместе. Они уселись, и Каха рассказал им о причине встречи.
- Лучше всего, если это дело примет форму газетного спора, - медленно и рассудительно сказал доктор Клоучек.
- Кто напишет статью? - спросил Лаубе. - Я принципиально не пишу.
- Статью кто-нибудь напишет, - замахал руками Каха. - Главное, что в ней будут показаны трансформации генерала Горжеца, который сначала был восторженным масариковцем, потом заключил братский союз с Гайдой и, наконец, продавал чехословацкое оружие.
Доктор Клоучек спросил медленно, словно протягивая слова через раструб своего высокого воротничка:
- За рубли, доллары или иены?
- Атаман Семенов, которому Горжец продал оружие, расплачивался японскими иенами. Одна йена в то время равнялась половине доллара, - разъяснил Ян.
- Атаман Семенов, - спросил доктор Клоучек, - был союзником наших войск?
- Не был. В 1920 году он угрожал чехословацкой армии взрывами туннелей в Забайкалье, разборкой путей и так далее.
- Так, следовательно, атаман Семенов был врагом чехословацких войск?
- Его поддерживали японцы.
- Но ведь японцы были нашими союзниками?
- И да, и нет! - Ян уже начинал злиться.
Лаубе принял вид государственного мужа.
- Из этого ничего не получится! Мы не можем писать статьи, направленные против Японии. Мы - газета, служащая политике министерства иностранных дел!
- Надо говорить не о японцах, а только о Семенове, - сказал Каха.
- Стало быть, так… - с довольной улыбкой на лице произнес доктор Клоучек и погладил свои усы. - Если я правильно понял, то чехословацкий полковник продал чехословацкое оружие тому, кто из этого оружия мог или хотел стрелять в чехословацких солдат, не так ли, господа?
- Да, так и было! - сказал Ян.
- А откуда вы это знаете, пан доктор? - инквизиторским тоном спросил доктор Клоучек.
- Когда Красная Армия взяла Читу, в штабе атамана был найден один документ…
- Какой документ?
- Бумага о том, что атаман Семенов купил за столько-то иен пять вагонов винтовок старого образца и пулеметов французской фирмы "Шоша" у китайского купца By, доверенного лица чехословацкого полковника. Атаман собственной рукой проставил имя полковника - Горжец…
- Гм… А этот документ у вас, пан доктор?
- Нет, мне показал его в 1921 году в Красноярске комиссар пятой красной армии Окулов.
- Вы можете это подтвердить под присягой?
- Могу.
- Могли бы вы в будущем представить суду фотокопию документа?
- Комиссар Окулов наверняка положил документ куда следует. Можно было бы достать фотокопию.
- Вы думаете?
- Мне не нравится в этом деле китаец, - покачал головой доктор Клоучек и взялся за воротничок. - Однако бог с ним, китаец он или не китаец. Пять вагонов винтовок и пулеметов! Где бы оказались эти винтовки и пулеметы, если бы не достались Семенову?
- У нас, в Чехословакии. Оружие такого рода пехотные полки везли домой. Разоружали их только на границе… у нас.
- Так, значит, полковник Горжец лишил наши арсеналы пяти вагонов оружия! Отлично! - Доктор Клоучек потер руки. - Хорошо, возьмемся за это дело. Волков бояться, в лес не ходить. Я не боюсь, господа!
- А меня посадят! Я не только шеф-редактор, но и ответственный редактор! - воскликнул Лаубе.
- Ну что ж, старик, нужно рисковать! - улыбнулся Клоучек.
- А вы могли бы об этом написать? - спросил Лаубе Яна Мартину.
- Пожалуйста, - сказал Ян.
Доктор Клоучек вскочил, заломил в отчаянии руки и снова сел:
- Господи боже мой, вы что, с ума сошли, господа? Тогда наш информатор попал бы в положение обвиняемого. Нет, нет и нет! Он будет только свидетелем, коронным свидетелем.
- Хорошо. А что, если Советы не дадут нам эту бумагу, то есть эту фотокопию? - задумался Каха.
- А почему бы им не дать? - спросил Ян.
- Вы не знаете их, дружище! - жалобно сказал Каха.
- Знаю.
- Тогда за дело! - Лаубе оперся рукой о стол: - Кто напишет статью?
- Сделаем это вместе, - сказал Каха. - Подписывать не будет никто, а если Горжец захочет кого-то обвинить, то пусть обвиняет газету. Тогда мы начнем доказывать правду. За это время пройдет слет. Гайда вылетит из штаба, брожение прекратится… Согласны?
- Для меня… - начал было опять Лаубе.
- …Это будет тяжелым и ответственным делом, - закончил доктор Клоучек.
- И тем большая честь для вас! - успокаивал Каха. - На знамени нашего ганацкого полка было вышито: "Ганаки, держитесь!" Будем держаться, и ганаки и не ганаки. По сливовице, господа?
Доктор Клоучек отказался. Он пил только к вечеру, и только виски с содовой. Остальные выпили за здоровье, за счастье.
На колокольне храма святого Николая начали бить полдень. В одну минуту всколыхнулась вся Прага. В перезвон один за другим включались строгие удары башенных часов.
20
Статья в "Демократической газете" под названием "Конец похода д-ра Горжеца", написанная в кабинете Кахи Лаубе, Кахой и Яном, вышла еще в мае. Через две недели Горжец обвинил ответственного редактора "Демократической газеты" Арношта Лаубе в оскорблении личности. В конце июня, после того как рассмотрение дела в мировом суде окончилось безрезультатно, состоялось главное слушание дела в судебной коллегии в присутствии судебного советника Жачека.
Доктор Жачек раздосадованно, страдальчески вздыхал, словно это дело было ему внутренне противно, так же как и все его судебное ремесло. Оба заседателя сидели с равнодушными лицами, рылись в бумагах и что-то писали, по-видимому абсолютно не касавшееся спора Горжеца с "Демократической газетой". Протоколист, молодой судебный чиновник, сгорбился словно средневековый писарь.
В сумерках зала, где за барьером сидели только журналисты и несколько сердитых старух, раздавался голос, читающий инкриминированную статью монотонно, как вечернюю проповедь. Шеф-редактор Лаубе, являвшийся одновременно и ответственным редактором "Демократической газеты", не явился. Скамья обвиняемых осталась пустой. Доктор Татарка, юридический представитель истца, молодой, с рыжими усами над узкими губами, рассматривал доктора Клоучека, защитника Лаубе, будто видел его первый раз в жизни.
Клоучека словно подменили. Он не цедил, как раньше, слова, губы под его усами, смазанными благовонным маслом, складывались в ироническую улыбку. Когда он садился, то скрещивал свои длинные ноги в шелковых носках и в блестящих английских полуботинках. В узловатых пальцах правой руки он держал длинный желтый карандаш. Этим карандашом он часто поглаживал свои усы то с правой, то с левой стороны. Чем больше нервничал представитель Горжеца, тем более спокойным становился доктор Клоучек. По нему было видно, что в успехе начатого дела он не сомневается.
Началось с того, что после прочтения инкриминированной статьи он воскликнул, хотя ему не было предоставлено слово:
- Не вы, а мы являемся обвинителями!
Председатель, вздохнув, призвал его к порядку. Журналисты громко захохотали. Председатель и их призвал к порядку и пригрозил, что при повторном нарушении он прикажет очистить зал. Разбирательство затягивалось. Доктор Жачек все время постукивал костяшками пальцев по столу, заседатели продолжали рыться в бумагах и писать, иногда поднимая голову и бросая взгляд в пустоту. Только однажды пробудился в них интерес, когда доктор Клоучек предложил доказать истину, пригласив свидетеля. Они медленно поднялись и вместе с председателем суда вышли в совещательный зал. Вернувшись через некоторое время, доктор Жачек траурным голосом сообщил, что суд допускает доказательство истины путем приглашения свидетеля.
Ян Мартину впервые стоял в зале суда. Доктор Клоучек смотрел на него, сняв золотые очки. У него были доброжелательные, почти игривые глаза.