Иосиф страшно исхудал. Сквозь клочья одежды виднелось давно немытое тело. Копна длинных волос и сбившаяся в комья борода делали его лет на двадцать старше. Однако то, с какой легкостью он нес располневшую Шифру, подсказывало Бат-Шеве, что Иосиф по прежнему очень силён.
Бат-Шева пыталась понять, что произошло?
В её ушах всё еще звучал нечеловеческий вопль Иосифа. Она видела его ошеломлённый взгляд. Что так напугало беднягу и заставило убежать без оглядки? Что помутило его и без того слабый рассудок?
Её размышления прервала новая волна боли, охватившая низ живота. И эта боль уже не проходила.
Вскоре возвратилась Шифра. За ней покорно шел Иосиф. Шифра позвала Эльку и велела накормить гостя, помочь ему привести себя в порядок.
Иосиф же, войдя во двор, ни разу не поднял опущенной головы.
Однако когда Элька направился к гончарным мастерским, Иосиф послушно последовал за ним. Вскоре они подошли к квадратному, вырубленному в скале углублению заполненному водой.
– Это наша микве! – сказал Элька, как будто виделся с Иосифом ежедневно. Спросил:
– Сам войдешь в воду или тебя столкнуть?
Видя, что Иосиф намерен прыгнуть в бассейн, Элька поймал его на ходу.
– Раньше сними одежду! Вот тебе чистая рубаха, – и, оставив Иосифа одного, возвратился к Бат-Шеве.
Его встретила напряженная атмосфера ожидания. Шифра не отходила от роженицы. Ей помогали Ора и юная Эфронит, они впервые присутствовали при появлении на божий свет нового человека.
Рав Нафтали стоял в некотором отдалении. Самозабвенно читал тегилим .
Поведение Эльки было странным. Он был задумчив, отрешен. Казалось, все происходившее вокруг его не касается.
И лишь когда раздался протяжный душераздирающий крик Бат-Шевы, до него дошел смысл происходящего.
Бат-Шева рожала. Эльку охватило острое чувство ревности, и вместе с тем, неожиданная, незваная нежность. Подобно осеннему листу, подхваченному сильным ветром, он заметался, закружил по двору.
В его душе пробудилась глубокая жалость к страдающей женщине.
Он вновь почти физически ощутил давно забытый миг близости с ней. Гнал от себя эту мысль, но она все возвращалась и возвращалась.
Элька видел суету вокруг роженицы. Ора и Эфронит то и дело выбегали, чтобы принести воду, тащили льняные простыни. К ним время от времени подходил Корнелий.
Элька видел, что Корнелий разрывается между Бат-Шевой и какими-то важными для их жизни делами.
Он хотел подойти к Корнелию, успокоить его. Однако намерение Эльки остановил оборвавшийся крик Бат-Шевы, она вдруг затихла.
Элька в ужасе замер. Пред ним мелькнуло лицо его матери, покойной Эсты, родившей Юдит и вскоре скончавшейся…
Теперь сам Элька нуждался в какой-то поддержке. И помощь пришла в виде громкого крика младенца, оповестившего людей о своем появлении в этом, столь неуютном мире.
На какое-то время все, даже самые важные дела, отступили на задний план. Люди столпились у дома. Вскоре вышла Шифра. Она подняла высоко над головой орущего младенца и громко, чтобы все слышали, произнесла:
– СЫН!
Растерявшийся Корнелий, что-то бормотал на понятном лишь ему языке; подошел к Шифре и бережно поднял её вместе с орущим младенцем. Затем, поощряемый возгласами собравшихся, трижды обошел двор.
Сына, как того пожелала Бат-Шева, назвали Рехавамом.
Бат-Шева была окружена заботой не только близких ей людей. Ей с радостью помогали женщины из соседних с её домом хибар. Бат-Шева по мере возможности поддерживала их. Давала для продажи на рынке ягоды смоквы, виноград, козий сыр. У несчастных появился постоянный заработок и какая-то уверенность в сытости на несколько дней вперед.
Все эти женщины боготворили Бат-Шеву, с которой совсем недавно соперничали и которой люто завидовали.
Их приводил в восторг крепкий улыбающийся мальчишка – сын Бат-Шевы. Многие, не имея своих детей, с рабской преданностью служили ей, лишь бы она позволила им минуту-другую подержать на руках ребенка.
Однако подлинный восторг, заставлявший замирать их сердца, наступал в минуты, когда Бат-Шева купала младенца. Она узнала от Шифры, что отвар фенхеля способствует росту младенца, а настой из семян этого чудо-растения – укрепляет силы и успокаивает ребёнка.
Женщины приносили ей горы фенхеля. Помогали готовить отвар, пробовали температуру воды, чтобы, упаси Адонай, не обварить младенца.
Толпились вокруг корытца, в котором возлежал их господин. И в ответ получали лучезарную ангельскую улыбку.
Однако надвигавшиеся грозные события оттеснили на второй план радость рождения ребёнка.
Это злило Эльку. Он было направился к Нафтали, чтобы тот своим авторитетом помог Бат-Шеве и освободил Корнелия от каких-то там неотложных дел.
Но внимание Эльки привлекли нетерпеливые удары молотка у входных ворот. Хотел, было, открыть, но его с неожиданной быстротой опередил Бен-Цур. Он явно кого-то ждал.
Во двор вошел Шмуэль и с ним человек десять крепких юношей. Все они были вооружены мечами и кинжалами.
Они не прятали оружия и, как показалось Эльке, гордились им. Еще большее удивление вызвала у Эльки новая группа вооруженных людей. Эту группу возглавлял Ноах.
Элька давно не видел брата. Тот часто исчезал. Иногда не возвращался домой от рождения до рождения луны.
Ноах искренне обрадовался, увидев Эльку, бросился к нему, обнял. За Ноахом следовала Ривка, не отступая ни на шаг. Серьезная, в непривычно облегавшем сером одеянии, она казалась старше своих лет.
Элька невольно залюбовался её необычной, суровой красотой. Она так же, как и Ноах, обрадовалась встрече с Элькой, однако в её теплой улыбке была сознательная сдержанность. Она явно гордилась Ноахом. Называла его не по имени, но словом "командир."
Лишь теперь Элька заметил, что группа людей, прибывших с Ноахом, тоже была вооружена.
Правда, их оружие было иным, чем у юношей Шмуэля, вместо мечей – острые длинные кинжалы. Эти кинжалы в ножнах были привязаны к бедру, и со стороны почти не заметны.
Отличие было и в одежде. Их халаты, цвета выгоревшей травы, плотно облегали тело и были изрисованы светло коричневыми полосками, от чего на фоне гор владельцы этих халатов казались невидимыми.
Их обувь также была иной. Вместо сандалий, едва прикрывавших ступню, их ноги обтягивали высокие кожаные мешки, обеспечивавшие беззвучность движения и хорошую защиту ног от змей и колючего кустарника.
Люди все прибывали и прибывали. Многих Элька знал, то были хлеборобы, не раз приглашавшие Юдит засеять их небольшие земельные участки, и пастухи близких к Модиину селений. Некоторые из этих юношей были друзьями Давида. Они не раз покупали у Эльки фляги, кружки, горшки и иную кухонную утварь.
Вскоре весь обширный двор Шифры заполнился вооруженными людьми. И поток их не иссякал. Тем более странной казалась необычная тишина, стоявшая во дворе, переполненном людьми. Такая тишина бывает только пред бурей.
.
Вплотную к стене дома большим штабелем были сложены обожженные кирпичи. Они так и не были востребованы легионом.
Элька поднялся на этот штабель и сверху увидел, как люди, теснясь, расступались, чтобы дать возможность пройти Бен-Цуру, Нафтали и Корнелию.
Вскоре они оказались около Эльки.
Вперед вышел рав Нафтали. Выждал несколько минут, пока последний шорох затих. Оглядел собравшихся, кому-то ободряюще улыбнулся, несколько раз кивнул головой, тихо произнес:
– Тяжко быть иудеем… Прошли годы мучительной засухи, потом небо разверзлось, и вода смыла наши посевы, но Всевышний не оставил свой народ, и в этом году созрел обильный урожай хлеба, оливок, фиников, винограда.
И все же наши испытания еще не завершились.
Прокуратор Куман, отступив на Храмовой горе, решил наказать население всей Иудеи.
– Еще бы! – иронически вставил Шмуэль, – Кто мог противиться всемогущему Риму!?
– Мы! – раздался неожиданный возглас из гущи собравшихся. – Мы – сикарии! Это наша победа!! Мы не испугались римлян на Храмовой горе! И мы же показали Цилию Каю, кто здесь, в Иудее, настоящий хозяин.
– К сожалению, эта победа над небольшим римским отрядом не положила конец оккупации, – грустно сказал Нафтали,
– Зато развязала большую войну! – вновь раздался громкий, как удар молота, голос Шмуэля.
Нафтали поднял руку, прося тишины.
– Братья и сестры! Не об этом сейчас речь! Смелое, хотя и преждевременное выступление не привело, да и не могло привести к падению римского ига… Произошло то, что произошло. Сейчас не время и не место обсуждать кто из нас прав, а кто виноват.
В глазах карателей МЫ ВСЕ ВИНОВАТЫ!
Во дворе вновь воцарилась тишина. Была слышна лишь перекличка поющих дроздов и хриплые крики соек.
– Наместник Куман поручил Пятому легиону провести новую карательную операцию против нас.
Карателей возглавляет всем нам известный Цилий Кай.
– Посетивший нас дважды!! – раздался ядовитый голос Тарфона. – В третий раз он найдет здесь свою гибель!
Нафтали не ответив на реплику Тарфона, продолжал:
– Подобно саранче, каратели уничтожают все, встречающееся на их пути.
Особую ненависть у них вызывает наше селение. Они хорошо помнят вдохновляющую победу Маккавеев и попытаются разрушить Модиин. Стереть из памяти народа историческую победу!
– Не позволим!! – раздались десятки голосов, и над головами людей поднялся лес дротиков, мечей и кинжалов.
– Но чтобы устоять перед сильным врагом, одного героизма мало, – вновь поднял руку Нафтали, – мы должны объединиться! Наша главная сила в единстве ! Мы обязаны создать нашу иудейскую армию!