Шифра уже давно привыкла к римлянам. Среди них было много крестьян, как и она сама. Встречались ремесленники, кожевенники, немало ткачей. Власти хорошо им платили, и они становились солдатами. К тому же, после службы, они получали наделы земли у себя дома, или в тех провинциях, откуда были родом.
Они не надоедали, не лезли, как когда-то селевкиды в домашние дела. Их не тревожили обычаи и традиции местного населения. Главное для них было спокойствие и своевременный сбор налогов.
Беспокоило Шифру иное. Не с сегодняшнего дня она знала, что далеко не все согласны с присутствием римлян на земле Иудеи.
Не раз во время пребывания на рынках Иерусалима она видела, как люди собираясь группками, слушали выступавших.
Одних называли " перушим ", вспоминала Шифра, они призывали иудеев каждодневно выполнять законы Торы, чтобы не попасть под тлетворное влияние язычников.
Других именовали " хасидеи ". Они строго соблюдали предписания Торы. И обходили римлян стороной.
Прислушивалась Шифра и к речам зелотов , призывавших народ иудейский проснуться, изгнать язычников и возвратиться к традициям и чистой вере отцов.
Были и такие, что утверждали, будто мессия уже пришел. Молились ему и ждали избавления. О них шли слухи как об истинных избавителях. Говорили, что среди них находится Божий посланник!?
"Да простит меня Адонай, за такие слова!" – испуганно молилась Шифра.
Разобраться во всех этих бушующих страстях она не могла, не пыталась и не хотела.
У неё были свои заботы. Мало ли что говорят люди на рынках. Её лихорадило лишь тогда, когда она думала о своей старшей дочери Ривке.
Конечно же, сын кузнеца Шмуэля Ноах – хороший парень и завидный жених, но то, что он близок к людям, втянутым в опасные игры, вроде этого мрачного и злобного сикария Тарфона, доводило её до отчаяния.
Она уже знала, что Бен-Цур нашел у себя дома целый склад оружия, спрятанного Ривкой.
И как ни странно, об этой опасной находке Шифра узнала вовсе не от Бен-Цура, но от Бат-Шевы.
После убийства легионера на Иерусалимском рынке римляне издали приказ: всем у кого имеется оружие, сдать его властям. Убийцу поймали. Жестоко истязали, прежде чем распяли на столбах.
Казненный оказался молодым человеком из Бетулии. Однако мог быть и из Модиина…
Мысль, вызывавшая у Шифры панический страх.
…Вдруг Бат-Шева обратила внимание на лицо Шифры. Оно стало белым, как лахишское льняное полотно. Бат-Шева заметила, что Шифра пытается что-то произнести, но видела лишь её шевелившиеся губы. И тогда Бат-Шева проследила за взглядом Шифры. Он был направлен на Корнелия за спиной которого неожиданно возникла Ривка.
Бат-Шева метнулась к ней, заняв промежуток между Ривкой и сидящим Корнелием. Вцепилась в руку девушки, намеривавшейся вонзить кинжал в спину Корнелия.
Несколько мгновений между Бат-Шевой и Ривкой продолжалась отчаянная схватка. За это время рука Бат-Шевы переместились с плеча Ривки к лезвию обоюдоострого кинжала.
Брызнувшая кровь заставила обеих очнуться.
За камнями послышался топот убегавших людей. Среди них Шифра увидела Ноаха и двух неизвестных мужчин. Поймать их не удалось.
Римляне удивительно спокойно восприняли случившееся. Они были солдатами, к тому же гостями мастера Эльазара, и хозяин сам разберется в том, что произошло.
Корнелий сделал вид, что все это вовсе его не касается. Он продолжал разламывать сладкие плоды рожкового дерева и неторопливо отправлял их в рот. Затем вместе с солдатами поднялся и направился к стройке.
На циновках остались Шифра, Ривка и Бат-Шева. Глаза Ривки были широко раскрыты, зрачки неестественно расширены. Они были направлены на окровавленные руки Бат-Шевы.
Первой овладела собой Шифра. Она перевязала раненую руку Бат-Шевы, обняла за плечи безучастную дочь, повела в дом. Их сопровождали дрожавшие от испуга Юдит и Эфронит.
Они уложили Ривку на подушки. Она бредила. Кому-то что-то объясняла.
– Боже! – горячо молилась Шифра. – Прости несмышленую за то, что она чуть было, не навлекла на всех нас смертельную опасность! Спасибо тебе, Бат-Шева, за то, что ты не дала свершиться страшной беде! – она обняла Бат-Шеву, – я никогда этого не забуду! Никогда!
– Скоро возвратится Бен-Цур, – тихо произнесла она, – он разберется во всем. У меня просто нет сил…
Прошло еще несколько напряженных рабочих дней. Наконец, Элька зажег густо дымивший факел и поднес к устью вновь построенной печи.
В этот момент шестеро рабов начали мерными движениями, раздувать мехи и нагнетать воздух в печное пространство.
Дым от горящего факела пополз в темную пасть печи.
Вскоре у верхушки печной трубы показался синеватая струйка дыма. Она легко поднималась в небо и была встречена радостными возгласами строителей.
Глава 10 Расследование
Но радость строителей оказалась недолгой. Спустя четыре заката солнца, раздались резкие удары в запертые ворота. Элька насторожился. Стук был необычный, чужой, требовательный.
Он поднял перекладину, распахнул ворота и во двор ворвались не менее десяти легионеров во главе с римским офицером.
За происходящими событиями с тревогой наблюдала Бат-Шева. Она притаилась у стога соломы, громоздившегося рядом с загоном овец.
Без всяких объяснений солдаты рассыпались по двору. Зашли в дом. Они кого-то усиленно искали. На Корнелия в рабочей одежде они не обратили никакого внимания, хотя тот стоял на виду и пристально наблюдал за происходящим.
В прибывшем офицере, Корнелий сразу же узнал начальника разведки и тайного сыска Пятого легиона Цилия Кая. Ничего хорошего ожидать не приходилось.
Корнелий неторопливо подошел к горке сложенных у дома военных доспехов центурии, сбросил испачканную серую хламиду, надел офицерский хитон и затянул пояс с коротким мечом.
Один из легионеров, увидев офицера, что-то крикнул, легионеры сразу остановили поиски и построились во дворе.
Офицер, командовавший группой, неторопливо подошел к Корнелию, вытянул в приветствие руку, извлек папирус из небольшой сумки, висевшей на его поясе, передал Корнелию.
Бат-Шева увидела, как по мере чтения папируса, мрачнело лицо Корнелия.
О! Как она его знала! Он был в затруднении. Скулы вздувались от плотно стиснутых зубов. Так бывало всегда, когда ему приходилось принимать нелегкое решение. Бат-Шева поняла, он тянул время.
Её охватила тревога, перешедшая в панический страх.
Прежде чем возвратить папирус в руки прибывшего офицера, Корнелий окинул взором строительную площадку, где исправно трудились солдаты его центурии и оглядел двор. Он явно искал Бат-Шеву, а увидев, некоторое время внимательно смотрел ей в глаза.
Затем расслабился. Непонятная, почти озорная улыбка промелькнула на его лице. Он возвратил папирус и несколько раз громко хлопнул в ладоши. Поднял правую руку – жест хорошо знакомый солдатам его центурии. Они тут же оставили работу и построились в два ряда, заняв большую часть двора.
Строительство продолжали лишь полтора десятка рабов и несколько наемных рабочих.
Прибывший офицер потребовал, чтобы во дворе собрались все без исключения жители дома.
Первой пришла Шифра. Нехотя оставил работу Элька. Бат-Шева держала за руку Ривку, все еще не пришедшую в себя после неудачного покушения на Корнелия. Рядом с ними стояли Ноах, Давид, Юдит и Эфронит. Отсутствовали трое: Бен-Цур, отправившийся в Иерусалим, и Ицгар который был в очередной торговой поездке с купцом Нимродом.
Неожиданно Юдит, отделилась от общей группы собравшихся и, сияя лучезарной улыбкой, подошла к окошку домашней кухни.
Прибывший офицер насторожился, но не успел ничего предпринять. Юдит проворно подхватила поднос с хлебными лепешками и сухими комками подсоленного сыра, принялась угощать прибывших солдат. Те с удовольствием потянулись к еде.
Рассвирепевший офицер грубо оттолкнул девушку, и содержимое подноса полетело на землю.
Наступила секундная тишина. Обиженная Юдит повернулась к офицеру и с неожиданной злостью выпалила:
– Бык!!!
Незваный гость не среагировал на выпад девушки. Окинул собравшихся недобрым взглядом, сверил имена с имевшимся у него списком. Уточнил, не возвратились ли домой Бен-Цур и Ицгар затем голосом, не предвещавшим ничего хорошего, произнес:
– Сотрудничающие с римскими властями честные подданные его святейшего величества Императора Клавдия сообщили нам о мерзкой попытке покушения на центуриона Корнелия.
Попытка состоялась утром, пятого дня летнего месяца тамуз, согласно исчислению, принятому в иудейской провинции.
Я – Цилий Кай, уполномочен расследовать это тяжелое преступление и, согласно Римскому праву, примерно наказать виновных! Мне известно, что их было не меньше трёх.
Он долгим, пристальным взглядом окинул отряд вспомогательной центурии, с презрением посмотрел на молодых людей, сгруппировавшихся вокруг Шифры. Произнес:
– Центурион Корнелий! Кто из присутствующих участвовал в покушении на твою жизнь?
При этих словах Бат-Шева посмотрела на Шифру. Та сильно побледнела. Была близка к обмороку.
Ривка уже который день выглядела безучастной, и лишь Ноах нетерпеливо переступал с ноги на ногу, с ненавистью глядя на Цилия Кая.
Бат-Шева скорее почувствовала, чем увидела, что еще мгновение и Ноах бросится с ножом на Кая. И тогда не миновать большой беды!
Она переложила руку Ривки на плечо Шифры, что заставило её очнуться, а сама неторопливо подошла к Ноаху и как бы нечаянно зацепила его плечом. Ноах резко повернулся, и Бат-Шева заметила в складках его хламиды сверкнувший нож.