Острые ножи этих людей опасны и могут угрожать даже такому высокопоставленному римлянину, как его гость Публий.
Не случайно он, Бен-Цур был все время настороже, когда Ривка, вместе с Шифрой и другими женщинами подавала угощения римским гостям в его собственном доме.
…Тяжелые предчувствия не покидали Бен-Цура…
– Теперь, я подошел к самому важному, – донесся до него голос Публия.
Этот голос мгновенно возвратил Бен-Цура к реальной действительности.
– Нам предстоит поездка в Кесарию. Надеюсь, наместник Тиберий Александр уже получил соответствующие указания Императора и обеспечит всем необходимым Иудейский корпус.
Затем после паузы, продолжил:
– Во главе Иудейского корпуса будешь стоять, ты, генерал Бен-Цур. Император лично дарует тебе римское гражданство со всеми вытекающими из этого правами. Его Божественное Величество возводит тебя в ранг всадника Первой категории с правом ношения золотого кольца и пурпурной полосы на боевом плаще.
Все это Публий произнес на одном дыхании.
Замолк, внимательно посмотрел в глаза Бен-Цуру. В этом взгляде, неожиданно для себя, Бен-Цур обнаружил скорее мольбу, нежели приказ от которого нельзя отказаться.
Бен-Цур обдумывал. Не спешил с ответом. Сообщение было слишком неожиданным и судьбоносным.
Видя колебания собеседника, Публий отбросил все правила этикета, заговорил с Бен-Цуром как с близким человеком:
– Нам нужен военачальник, способный выполнить эту важную для Рима миссию, и, поверь мне, не менее важную для Иудеи.
– До прибытия в Модиин, я был в Иерусалиме, – продолжал Публий, – Синедрион, по предложению Нафтали, назвал твое имя среди других выдающихся иудеев. Мы приняли его рекомендацию. К тому же, нам хорошо известно твое славное военное прошлое. И мы вполне согласны с решением Синедриона.
Не сомневайся, ты получишь поддержку и в высших кругах Рима! В ближайшее время мы отправимся в Кесарию.
И все же, Бен-Цур сомневался.
Глава 6 Кесария
Спустя сутки, после выезда из Модиина, отряд конников легата Публия приблизился к Кесарии.
Время от времени Бен-Цур открывал видавший виды кожаный пенал, извлекал из него папирусы с подробными картами Иудеи, следил за изменениями, происходившими в районе, и по старой профессиональной привычке, наносил эти изменения на свои карты.
Конечно же, он знал, что Кесария уже давно ничем не напоминала маленький прибрежный городок, когда-то именовавшийся Башней Стратона. И все же – изменения были поразительными.
По мере приближения к Кесарии перед отрядом вырисовался современный город с великолепными храмами, дворцами из белого мрамора, каменными домами, кварталами ремесленников и обширными рыночными площадями.
Город был окружен мощной каменной стеной. Вокруг внешней стороны стены глубокий ров, заполненный водой.
К городу примыкала гавань. Гигантский волнорез надежно защищал её от многометровых волн, накатывавшихся со стороны моря. Опытный глаз военного отметил безопасный вход в порт, расположенный с севера. С этой стороны ветер всегда был слабее.
По величине и инженерным решениям кесарийская гавань напомнила Бен-Цуру Пирейскую, находящуюся в Греции.
Как и в Пиреях, внутри кесарийского порта находилась удобная, хорошо защищенная от ветров стоянка с двойными рядами причалов.
" В случае бури или в военных целях, здесь может укрыться большая флотилия кораблей", – оценил Бен-Цур.
На высоком природном утесе возвышался маяк, в архитектуре которого Бен-Цур сразу же обнаружил финикийское влияние.
Такие маяки были надежны даже в самую жестокую бурю.
Кесария, облюбованная римскими наместниками как административная столица провинции Иудея, оказалась похожей на крупные эллинские города, в которых случалось бывать Бен-Цуру. Однако здесь чувствовалось явное влияние римского градостроительства.
Бен-Цуру понравилась планировка городских улиц.
Наиболее широкая из них четко следовала от Центра города строго на восток, в то время как улица Кардо простиралась в южном направлении.
Подобным же образом были спланированы остальные улицы. Южные улицы пересекались под прямым углом с улицами восточной направленности. Обособленно размещался большой спортивный комплекс. Ближе к морю – амфитеатр.
На перекрестках Бен-Цур заметил выступавшие наружу округлости труб керамического водопровода. У невысоких зданий – общественных бань – терм , эти трубы уходили под землю. Затем они продолжались в сторону жилых кварталов и там терялись среди множества каменных зданий.
В других городах, где довелось бывать Бен-Цуру, о водопроводе не имели никакого понятия. Структура улиц также была иной, вспоминал Бен-Цур, там невозможно было встретить ни одной прямой улицы – все они извивались, повторяя сложные изгибы рельефа местности.
На обширном рифе Бен-Цур заметил просторный бассейн, примыкавший к роскошному дворцу наместника. У бассейна копошились люди. Они вылавливали рыбу небольшими треугольными сетями-ловушками.
Обладая острым зрением, не ухудшившимся с возрастом, Бен-Цур
различал довольно крупную рыбу, трепещущую в сетях. Изгибаясь, она сверкала серебряными бликами. Затем Бен-Цур увидел, как вытащенная из сетей рыба перемещалась в корзины стоявших неподалеку мужчин и женщин.
Заметив, с каким увлечением Бен-Цур наблюдает за этим процессом, к нему подъехал Публий.
– Мы находимся вблизи рыбного рынка, – объяснил он. – Этот бассейн своего рода хранилище рыбы. Рыбаки ловят её в прибрежных водах, и здесь сохраняется недельный улов. В базарный день, то есть дважды в неделю, каждый может купить необходимую ему рыбу.
– Ты когда-нибудь участвовал в ночной ловле рыбы? – услышал Бен-Цур неожиданный вопрос. Он взглянул на легата и увидел, как по-мальчишески озорно сверкнули его глаза.
– Приходилось, – улыбнулся Бен-Цур. – Дело было в далеком детстве, когда еще жил отец…
Дальше они ехали молча.
По мере углубления в город, все чаще слышна была греческая речь.
В центре города возвышался эллинский храм. Внутри храма поражали гигантскими размерами скульптуры – Зевса и его жены Геры. Однако в новых условиях образ Зевса был слишком похож на римского императора, а Гера странным образом символизировала столицу империи – Рим. Её постамент был украшен мраморным барельефом в центре которого выделялась крупная волчица, кормящая двух могучих младенцев – основателей Рима.
Бен-Цур уже успел привыкнуть к сухой рациональности римлян.
В завоеванных странах, ранее принадлежавших Селевкидам, римляне почти ничего не разрушали. Многие элементы эллинской культуры они приспосабливали к своим имперским целям.
Вместе с тем, объективность Бен-Цура заставила его признать, что, используя достижения эллинской культуры, римляне все больше и больше оттесняли её, точнее заменяли своими чисто римскими основами.
Подтверждение этому он обнаружил по мере приближения к центру города.
Здесь наряду с греческим языком звучала латынь. Многие объявления, регулирующие повседневную жизнь в городе, были написаны на языке римлян.
Единственное, что оставалось неизменным, – враждебность греческого населения города к иудеям. Пылали две синагоги. Над иудейским кварталом поднимались столбы дыма.
Бен-Цур с трудом сдержал себя, когда увидел, как на рыночной площади разъяренная толпа эллинов избивала группу несчастных.
Очевидно поняв настроение Бен-Цура, Публий с небольшим отрядом всадников отделился от центурии и тут же оказался в центре происходящего. Посыпались удары плетьми, зловеще сверкнули наконечники поднятых копий. Толпа нападавших быстро рассеялась, и глухие переулки огромного города быстро поглотили избитых иудеев.
Спасенные были удивлены подобным поведение римлян ничуть не меньше, чем разбежавшиеся греки.
Как ни странно, но именно это событие послужило поводом для окончательного решения Бен-Цура, принять предложение римлян. Он хотел сообщить об этом своем решении Публию, но тот уже направился к храму Геры, где его ожидали нарядно одетые священнослужители.
Имперский наместник Тиберий Александр был краток, но дружелюбен.
Его широкое смуглое лицо освещалось странной неустойчивой полуулыбкой.
Крупный, несколько искривленный нос как бы рассекал лицо на две несимметричные половины
– Нам хорошо известен твой военный опыт, – сказал наместник на хорошем греческом языке. Он помолчал, затем неторопливо продолжил:
– Знаем и то, как ты со своими храбрыми фессалийцами разгромил группировку парфянского принца Арсака, раз в десять превышавшую твой отряд, – и на лице наместника появилась та самая неустойчивая полуулыбка.
Лишь теперь, когда после яркого утреннего солнца глаза Бен-Цура привыкли к мягкому освещению роскошного дворца, он увидел шрам, пересекающий лицо наместника.
Удар меча пришелся чуть правее носа и мог навечно изуродовать лицо, однако превосходная работа полевого хирурга сделала шрам почти незаметным, и только странная полуулыбка напоминала о давнем событии.
Ощутив на себе пристальный взгляд гостя, Тиберий Александр понимающе кивнул – мол, ты все правильно понял – и даже прикоснулся пальцами к подбородку, где заканчивался шрам. – Он как бы промолвил: "Но об этом достаточно".
Именно так воспринял этот жест Бен-Цур, и в ответ также молча кивнул.
Пожалуй, этот безмолвный диалог сделал значительно больше чем сотни слов. Он убрал стоявшие между ними преграды и жесткие условности, коих было несметное количество.
То был особый, неслышный язык опытных воинов, прошедших многие тяжелые испытания.
– Бен-Цур, – спокойным, но решительным голосом обратился к нему наместник. Теперь он говорил на приличном арамейском языке.