- Семен, голубь, - Ярина даже положила на его кулак свою маленькую руку, - ведь у Гали же брат живет в Лукомле, завези ему узелок, все, что осталось. Завезешь?
Семену хотелось сжать теплую Яринину руку, но она успела ее забрать. Впрочем, и за эту минутную ласку Семен готов был сделать для нее вдесятеро больше, чем она просила.
- Завезу, завезу, Яриночка. - Он впервые так ее назвал и покраснел.
- Ты же знал Галю, видел, какая она была красавица.
- Рассказывали, а я только издали видел.
- Слушай, Семен, - она снова коснулась его рукава. - Ты знаешь, что делается на Украине?
Семен равнодушно махнул рукой.
- Что ты хотела передать в Лукомль, давай!
- Юбочка вот ее. А Петру, или кто там будет, скажи: всем нам жалко Галю, да чтоб очень не убивались...
Семен наморщил лоб, затем подозрительно посмотрел и спросил с некоторой опаской:
- А Петро этот не... того, не с Лысенко?
- За веру каждый волен встать, - уклончиво ответила она. - А ты разве не встал бы за веру, когда б довелось? - снова глянула на казака так, как тогда в степи на кургане.
Семен молча опустил голову, потом растерянно посмотрел на Ярину и тяжело вздохнул.
Через некоторое время он уже скакал на юг с зашитым в шапку письмом, а на словах князь наказал ему сопровождать до Лубен жену пана управителя местечка Горошина с дочкой. "Похоже, что собираются тикать, - думал Семен, размеренно подскакивая в седле. - А мы тогда как?" Он начал перебирать в уме все, что говорила ему Ярина, каждое слово ее казалось ему таким прекрасным, что слушал бы без конца... Он не вдумывался в смысл, это была для него как бы только музыка. Начал он приходить в себя лишь, когда, проезжая через какое-то село, увидел, как хмуро смотрят на него люди. А ведь это же были князевы хлопы, которые еще вчера, верно, и подумать не посмели бы так себя держать.
В Лукомле оказалось еще хуже: кого он ни спрашивал, где живет Петро Пивкожуха, все, точно сговорившись, сначала взглянут на него исподлобья, а потом отвернутся и уже через плечо кинут: "Не знаю. Это, должно, на том конце". Он ехал на другой конец и там слышал то же. Если бы поручение было не от Ярины, он давно бы махнул рукой, но для нее Семен готов был и звезду с неба достать.
- Может, вы, бабуся, знаете, где живет Пивкожуха? - спросил он чуть ли не в двадцатый раз.
Баба печально посмотрела через улицу на ободранную хату с черными дырами на месте окон, с поваленным плетнем, но, видно, чего-то испугавшись, промолвила:
- Не слышу, сынок, глуха стала.
Здесь же дети играли в свинки. Мяч, скатанный из рыжей шерсти, был похож на красное яблоко.
- Чья это такая хата? - спросил Семен у мальчиков. Он уже потерял надежду разыскать Петра, так хоть любопытства ради узнать бы, что случилось с хозяевами этой хаты.
- Пивкожуха, - выскочил самый маленький мальчуган, радуясь, что успел опередить старших. Но старшие, думая, что они делают это незаметно, зашикали на него и оттолкнули.
Семен, все еще не понимая, почему таятся люди, еще раз взглянул на хатенку, которая уже разваливалась, и только сейчас начал догадываться, что здесь произошло. Но Яринино поручение надо было выполнить, и он повернул к стоявшему напротив двору.
Навстречу вышел Саливонов отец. Не имея вестей о сыне уже больше двух месяцев, он ждал теперь самого худшего, и, как ни старался быть спокойным, руки у него все-таки дрожали, и Семен сразу это заметил. Этот человек, ровно подстриженный в кружок, чем-то напоминал Семену его отца, и он впервые подумал, что, может быть, и его отец так же трясется перед каким-нибудь гайдуком, и мягче, чем обычно, сказал:
- Да я такой же православный, как и вы. Что это случилось с вашим соседом? Поручили мне тут передать Петру узелок, а вижу, и хаты уже нет. Это от Гали, от его сестры.
- Галя? Разве ж она?.. - старик смешался, "Верить или не верить?" Он уже не так неприязненно смотрел на княжеского драгуна, но все еще не мог избавиться от страха. - У нас прошел слух...
- Это передала Ярина, она ее подружкой была. Очень просила передать...
- Говори, говори, казаче, соседова ведь дочка... - заохал Саливонов отец.
- Просила передать Петру, может, вы его увидите, чтоб очень не убивались, а к чему оно, не знаю.
Саливонов отец растерялся еще больше: этот драгун не похож был на тех, что пороли его соседей, да и его самого. И говорит как-то намеками, но он, может, только хочет выпытать про Саливона, так пускай не надеется! Однако жажда узнать, не случилось ли с ним чего дурного, была сильнее осторожности, и он, запинаясь, спросил:
- А у вас как там... это... никого за эти дни... Никто, говорю, не попался... из наших, из лукомльских?
- Бывает.
- А Саливона там такого не вычитывали? Не слыхал?
Семен широко открыл глаза.
- А ты уж не батько ли Саливона? Того самого?.. - Он торопливо оглянулся: над тынами торчали головы соседей. Его обдало жаром. Не сказав больше ни слова, он повернул назад и во всю мочь поскакал по притихшей уличке местечка.
И только очутившись в степи. Семен перевел дух. Он еще не уразумел вполне, что наделал, но чувствовал, что попал в какую-то беду, из которой, может, ему и не выбраться. Если князь дознается, что его жолнер имеет связи с повстанцами Лысенко, тут же повесит! Пот катился с него градом. "Это Ярина во всем виновата, - думал он. - Это из-за нее на меня такая напасть. Из-за ее поручения!" Но, немного успокоившись, криво и горько усмехнулся: Ярина посылала его к Петру, а где он и что с ним, видно, не знала. А что он завернул в соседний двор, в этом, кроме него, никто не виноват. Оставалось только молчать, даже перед Яриной.
Сознание, что он все же выполнил ее просьбу, радовало его, и Семен снова мысленно подбирал ласковые слова, то и дело нежно поглядывал на ту руку, которой касалась Ярина, хотя тревога и мешала ему целиком отдаваться сладким мечтам.
До Горошина Семен не доехал: пани управительницу с княгининой крестницей, которая оказалась рыжей панночкой лет пятнадцати, он встретил на полдороге. Мещане и чернь накануне закрыли колючими рогатками все выезды из местечка, и им только ночью через какую-то лазейку удалось вырваться в поле. Что будет с паном управителем и остальной шляхтой, которая не успела выехать, они не могли себе представить, так как чернь выбрала уже атаманом войта и собирает сотню, а может, и полк. Хотят идти на Запорожье к Хмельницкому.
В Лукомле пришлось ехать мимо того двора, из-за которого столько страху натерпелся Семен. Он старался не смотреть по сторонам, но услышал, что его окликают, и оглянулся: из хаты, уже с дружеской улыбкой на лице, бежал к нему Саливонов отец. Все это видела пани. А вдруг она знает, кто он такой? Семен, притворившись, что не слышит, стегнул коня и поскакал дальше.
Долго скакать Семену не пришлось: в лесу преградили дорогу двое каких-то людей, а когда Семен, и без того сердитый, прикрикнул на них, они не только не испугались, а еще схватили лошадей за уздечки. Пани завизжала. Семен выхватил пистоль, но выстрелить не отважился: из кустов на дорогу выбежали человек десять и окружили рыдван.
Первое, о чем подумал Семен, - это что Ярина будет по нем убиваться, когда узнает о его гибели, и тут ему стало жалко себя. Опомнился он от крика княгининой крестницы.
- Не смейте нас трогать, а то скажу князю, так он вас всех повесит! Вы знаете, кто мы?
- Паны-кровососы. Вот вы кто! - отвечал, видимо, старшой.
Он был высок и хорош собой.
- Вылезайте и пошли ко всем чертям: нам кони нужны, - и обернулся к Семену. В глазах вспыхнул мстительный огонек. - А, лизоблюд! Прихвостень светлости Яремы проклятого! Слезай!
- А этого отпустить? Кучера? От страха он уже, видать, портиться начал. Мразь!
- Ты не шути. Наговорили про нас... человек и поверил. Как тебя звать, старик?
Кучер переводил с одного на другого выскочившие из орбит глаза, посеревшие губы его дрожали, и он ничего не мог произнести, кроме "пан", "пан", да и то это было больше похоже на шлепанье губами, чем на слова.
- Коли ты про себя - верим, - сказал старшой, - а когда про нас, так брешешь, тут собрались честные люди. Хочешь, приставай... Только где тебе! Скиньте его!
Лошадей направили в лес, и они потащили рыдван по нехоженой земле, а следом поехали хлопцы. Они, видимо, спешили и на Семена не обращали больше внимания, только связали за спиной ему руки. Семен, услышав, что старшого называли Петром, стал присматриваться к нему внимательнее, и теперь это смуглое лицо начало казаться ему знакомым. И чем дальше, тем больше. Но от волнения мысли его разбегались, и догадка, которая, казалось, вот-вот уже была у него в руках, ускользала. На Галю он ничуть не был похож, ведь Галя была беленькая, с синими глазами, а этот чернявый и кареглазый.
Хлопцы, ехавшие сзади, о чем-то заспорили, и один сказал:
- Ты и про Саливона говорил, что загинул, а он сегодня объявился.
- И говорит - сразу двигать?
- А тебе не очертело еще ждать?
Один приятель толкнул другого коленом и кивнул на Семена: они перешли на шепот.
Семен сидел на ко́злах, рядом с каким-то коренастым дядькой, который косо поглядывал на него. Он еще не решил, как ему вести себя с лесовиками, чувствовал, что к князю, должно быть, уже не вернется. А если начнется восстание и реестровые будут заодно с восставшими, он тоже пристанет. Против своих не пойдет.