Пришлось остановиться на таком тексте: "Обещаю быть подданным и добрым рабом Анне Иоанновне и государству. Тако ж ее величеству и отечеству моему пользы и благополучия искать стараться…"
Все равно и это было не то.
Между тем прибывшая под Москву новая государыня оказалась запертой во Всесвятском селе. Князь Василий Лукич Долгорукий как привез ее из Митавы, так и не уходил от нее никуда. Ночевал в соседнем покое и зорко смотрел, чтобы никто без его проверки не проник в дом. Тем, кому разрешал войти, он приказывал руки держать за спиною, ручку государыни в свои лапы не брать, целовать на лету. Так боялся князь, чтоб не передали с воли записку, неважно о чем - каждая была опасна. И даже когда приезжала сестра, Мекленбургская герцогиня Екатерина, Василий Лукич, приведя ее, оставался. Анна терпела его присутствие, не смела прогнать непрошеного смотрителя.
Но "голь" на выдумки хитра, и противники Верховного совета находили способы сообщать государыне, что происходит в городе и чего ей следует ожидать. Известия передавали через штатс-даму Прасковью Юрьевну Салтыкову, по мужу родственницу Анны, записки подкладывали в пеленки младенца, сына Бирона, приносимого к ней ежедневно. Говорили потом, будто Феофан Прокопович прислал в подарок Анне Иоанновне столовые часы, в них запрятав письмо с просьбой хранить спокойствие и надеяться на перемену.
Императрица поняла, что ее расположения ищут благородные люди, желающие отменить границы власти, поставленные Верховным советом, и с нетерпением ждала возможности опереться на поддержку дворянства и показать характер.
Этот случай представился.
Когда во Всесвятское были наряжены батальон Преображенского полка и отряд кавалергардов, Анна Иоанновна перед строем объявила себя полковником этого гвардейского полка и капитаном кавалергардов, причем каждый офицер и солдат принял из ее рук рюмку водки.
Граф Головкин вознамерился поднести от Верховного тайного совета императрице орден Андрея Первозванного и начал произносить приветственную речь, Анна Иоанновна жестом прервала его излияния, взяла орден и сказала:
- Как любезно, я и забыла надеть его!
Попытка верховников наградить императрицу была отвергнута. Анна Иоанновна дала понять, что у нее право императрицы владеть этим орденом и в подношении его нет надобности.
4
Похороны императора Петра II совершились 11 февраля. В Лефортовском дворце провожающим пришлось долго ждать начала церемонии. Княжна Екатерина Долгорукая требовала себе почестей, какие отдаются особам императорской семьи. Родичи кричали о том же. Верховники отговаривали Долгоруких от неуместных притязаний. Спор затянулся. Шествие тронулось без бывшей невесты, она догнала его в пути.
С постройкой траурного катафалка так спешили, что изготовили его, не подумав о размерах. По улицам из Лефортовского сада он двигался свободно, однако оказался таким широким, что не смог пройти через Спасские ворота Кремля, и процессию направили к Никольским воротам - в них посвободнее.
Петр II был погребен в Архангельском соборе. А Долгорукие возвращались с похорон мрачные, сознавая, что для них впереди нет ни света, ни дороги.
Так оно и вышло.
Анне Иоанновне исполнилось тридцать семь лет. Была высока ростом, толста, смугловата, имела черные волосы и темно-голубые глаза, смотревшие грозно и строго. Ее лицу не хватало мягкости - оно походило на мужское. Увидев императрицу, верховники, наверное, подумали, что согласие с пунктами, выраженное в письме из Митавы, трудновато будет заставить ее выполнять.
Дочь брата Петра I Ивана и Прасковьи Федоровны Салтыковой, нелюбимая матерью, она росла на руках нянек и дворовых, в окружении ханжей и юродивых. Ничему ее не учили. И позже, в Курляндии, не смогла она усвоить немецкий язык - только что понимала услышанное, а говорить не умела.
В семнадцать лет ее выдали за Курляндского герцога Фридриха-Вильгельма, но через два месяца он скончался. Анна Иоанновна осталась жить в Митаве, столице своего герцогства, под надзором гофмейстера, приставленного из Петербурга, - Петра Михайловича Бестужева-Рюмина.
Петр I не баловал племянницу и раз навсегда приказал отпускать ей лишь "столько, без чего прожить нельзя", и Анна всегда испытывала нужду в деньгах, а бывало, и в домашних припасах.
Вольно-невольно вступила она в связь с Бестужевым - и за это мать ее прокляла. Имея виды на Курляндское герцогство, привлекавшее внимание всех соседних держав - России, Польши, Пруссии, - искал руки Анны Иоанновны любезный кавалер Мориц Саксонский и мил ей стал, но Меншиков расстроил намечавшийся брак. Потом она приблизила к себе Эрнста Бирона, неоценимого знатока лошадей, - за это обиделось на нее курляндское дворянство и был недоволен Бестужев…
Торжественный въезд в Москву произошел 15 февраля. В Успенском соборе военные и штатские чины принимали присягу. Затем присягнули полки, окружавшие собор.
Тем временем в канцелярию Верховного тайного совета начали поступать мнения от представителей дворянства, вельмож, генералов и офицеров о том, каким должно быть государственное правление в России. Общим для них было требование расширить состав Верховного тайного совета от 8 до 21 персоны, членов совета избирать обществом, но более двух из одной фамилии.
Шла вторая неделя после приезда Анны Иоанновны, когда ее тайные друзья сообщили, что время действовать наступило.
В Лефортовском дворце 25 февраля, без ведома членов Верховного совета, в большом зале были собраны сенаторы, генералы, дворяне, числом до восьмисот человек, Анна Иоанновна вышла к ним, и по ее приказанию пригласили Верховный тайный совет, имевший в тот день свое заседание.
Когда все собрались, многие голоса потребовали тишины, и стало слышно, как Алексей Михайлович Черкасский сказал Татищеву:
- Начинай, Василий Никитич!
Татищев, расталкивая толпу, продвинулся в первый ряд и развернул скатанную в трубку бумагу.
- По неизреченной милости своей государыня императрица, - произнес он, - изволила подписать пункты, предложенные Верховным тайным советом, и верноподданные приносят ей глубочайшую благодарность за себя и за потомков своих. Но можно увидеть, что в этих пунктах заключаются обстоятельства, грозящие событиями, неприятными для народа, чем и враги отечества могут воспользоваться. Об этом Верховному совету были сделаны письменные представления и получен ответ, что исправить ничего невозможно без соизволения ее величества. Натуральное милосердие императрицы известно, и пусть ей будет угодно приказать рассмотреть различные проекты обновляемых форм правления, врученные от шляхетства Верховному тайному совету.
Голос чтеца замолк, и белый лист прошения, передаваемый над головами из рук в руки, поплыл по направлению к императрице.
Василий Лукич Долгорукий принял бумагу, повернулся к императрице и сказал:
- Вот и еще одно прошение, ваше величество. Надобно обдумать его не спеша членам Верховного совета и после дать ответ господам дворянам.
- Нечего тут думать, - отодвинула Василия Лукича Екатерина Ивановна, выступившая из толпы придворных. Она держала в руке перо и чернильницу. - Соглашайтесь, государыня сестрица, рассмотреть и подпишите, хуже не будет.
Анна, вероятно ожидавшая эту сцену, взяла от Долгорукого прошение и, положив его на ладонь, вывела свое имя.
Члены Верховного тайного совета растерянно переглядывались. Решительность двух женщин их изумила. В зале произошло движение, раздались выкрики.
- Нельзя государыня жить по чужой указке!
- Правь, как прежние государи правили!
- Назови, кто воли тебя лишить хочет!
Анна с высоты своего роста обводила взглядом собравшихся.
- Тихо! - наконец сказала она. - Я всем благодарна. Повинуйтесь генералу Салтыкову, и только ему.
Императрица передала бумаги князю Черкасскому, успевшему сказать ей несколько слов, и, сопровождаемая сестрой, вышла из зала.
Члены Верховного тайного совета последовали за нею.
В соседнем зале дворца был накрыт стол. Анна Иоанновна просила господ членов совета не чиниться, села сама и жестом указала пришедшим с нею занять места.
Бутылки стояли открытыми. Лакеи вносили блюда и миски.
После ухода императрицы участники собрания разбились на группы, кто с кем состоял в родстве ли, в дружбе, с кем подписывал чей проект, но многие и разъехались по домам, не ожидая важного продолжения.
Антиох Кантемир подошел к Черкасскому.
- Ах, как ты нужен! - сказал ему князь. - Навостри свое перо, будем другую просьбу писать, государыня ее примет - я согласие получил. Пойдем-ка отсюда.
Уже собралась их компания, и Черкасский повел всех по коридору, ища свободную комнату.
- Здесь можно, - позвал он, открыв одну из дверей. - Заходите. Времени мало. До конца обеда успеть надобно составить просьбу государыне, чтобы правила но образцу дяди своего, блаженной памяти императора Петра Алексеевича, и пунктов, что установил Верховный совет, не принимала. Так?
Вокруг одобрительно заговорили.
- Именно так! - воскликнул князь Иван Трубецкой. - И Верховный совет упразднить, а быть самодержицей.
- Верно, - согласился Григорий Чернышев. - Верховный не нужно, а быть Правительствующему сенату с довольным числом персон, как и раньше велось, - двадцать один сенатор, чтобы не делились поровну.
- Понял? - спросил князь Черкасский у Кантемира. - Впрочем, - сам все знаешь. Пиши. Мы подождем. Эй! - крикнул он. - Подать чернил и бумаги.
Кантемир сел за стол.