- Нешто тогда Глухого взять, старика? Не знаю, где он робит сегодня.
- Поскорей иди.
- Сразу сейчас и на шурфы?
- Ну да. - Егору стало всё равно, раз какой-то Глухой, а не Дробинин.
- Так идите тропой, это по пути. А я здесь поднимусь и приведу.
Бергал полез прямиком на скалы. Руками подтягивался к кустам, короткие ноги, мягко замотанные в тряпье, ловко задирал к выступам и расщелинам.
- Гаврилыч! - закричал Егор, когда бергал уже почти поднялся к верхней площадке. - Двоих приведи, двоих!
И показал два пальца. Гаврилыч мотнул головой, - "слышу", дескать, - и скрылся за скалой. Егор пошел по безлюдной тропе. Тропа забирала вверх и привела Егора к шурфам. Вереница каторжников катала тачки, груженные рудой. На куче камней сидел караульный с ружьем.
- Эй, что за человек? - окликнул караульный.
- Из Конторы горных дел.
Караульный еще что-то спросил. Егор не ответил. Подходил бергал с двумя каторжниками и конвойным. Егор жадно вглядывался: кого ведет? - и сердце его заколотилось: он узнал Андрея. Как переменился Андрей! Надломила и его каторга. Даже ростом ровно бы меньше стал. Широкие плечи опустились вниз, борода поседела. И взгляд тот же, как у всех здесь, - безрадостный, безнадежный. Егора он не узнал и не взглянул почти.
На вороток стали конвойный и второй каторжник. Чтобы не подавать голоса, Егор движением руки указал Дробинину спускаться. Тот привычно спустил ноги в шурф, нащупал край бадьи и взялся за веревку. Вороток заскрипел.
Бергал, высекавший за камнем огонь на трут, тихонько сказал Егору:
- Осторожней с ним, с Глухим-то: злобный человек, опасный.
- Который Глухой? - удивился Егор.
Бергал помахал дымящим трутом в воздухе и им же показал в глубину шурфа. Зажег ямную лампаду и подал Егору.
- Там орт есть. Давно не чищенный, как бы порода не обвалилась, - добавил он, когда Егор поставил ноги на бадью.
"Орт - это ладно, - подумал Егор. Орт - боковой ход, в нем можно и спрятаться и поговорить с Андреем. Сам-то шурф не глубок, со дна всё слышно".
Бадья мягко опустилась на мокрый песок, направляемая рукой Дробинина. Не теряя времени, Егор полез в узкий орт. "Айда за мной!" - кинул он Дробинину. В конце тупика повернулся, сел на корточки и поднял лампаду между собой и Дробининым.
- Андрей Трифоныч, это я, - сказал улыбаясь.
Дробинин стоял на коленях. Хотел поднять руку - цепь не пустила ее выше груди. Собрал вместе густые пучки бровей и недоверчиво глядел в глаза Егору. Потом пучки раздвинулись - узнал.
- Лиза как? - первое, что спросил Дробинин.
- Жива и здорова, - заторопился Егор. - У нас она. Андрей Трифоныч, я к тебе вот с чем. В Лизином сарафане золото нашлось. Ты об нем знал?
Дробинин молчал. Егор поставил лампаду и принялся развязывать свой поясок:
- Одну крупиночку я с собой захватил, в пояске зашита. Погляди, пожалуйста.
- Не надо. Не доставай. Я знаю.
- Это заморское золото, Андрей Трифоныч, или здешнее?
- Заморское.
- А! - Егор вздохнул. - Я думал, не русское ли.
- Заморское, - повторил Дробинин. - И не спрашивай ты меня больше о нем. Злой крушец. Не в пору ты его сюда принес. А как в крепость вернешься, всё золото кинь в реку и не поминай о нем. Слышишь? А то горя не оберешься.
Андрей оборвал разговор о золоте и стал расспрашивать о Лизе. Ответы Егора успокоили его, лицо каторжника поласковело.
- Спасибо тебе, спасибо, - сказал он. - Знал бы ты, как успокоил меня, какой камень отвалил с сердца! Завтра было бы поздно. Скажу тебе всё: ночью я бегу. Четверо нас изладилось к побегу…
Больше он не успел рассказать, заскрипел вороток: обеспокоенный Гаврилыч спускался в шурф. Егор спохватился: под землей без каелка нечего было делать столько времени.
Тем же порядком побывал Егор с Дробининым во втором шурфе. Там узнал подробнее о плане побега. Ночью будут выломаны два бревна в палисаде у каторжных казарм. Для этого принесены и припрятаны во дворе кайла. Бежать придется сначала в кандалах и только в лесу - на камне или между теми же кайлами - можно будет разбить цепи. Если бы раздобыть напильник да надпилить железа заранее, бежать было бы много способнее. Но напильника нет, с воли никто не помогает.
- Попробую найти напильник, - пообещал Егор. - В кузницу зайду. Как вот передать его тебе?
- Любому каторжнику отдашь, до нас дойдет.
Егору так легко удалось в первый же час по приезде встретиться и поговорить с Андреем, что ему теперь всё казалось просто. Он отпустил каторжных с конвоиром и хотел избавиться от бергала. Но услужливый Гаврилыч не уходил. Может быть, было на то распоряжение надзирателя работ, может быть, от усердия, только он до самого вечера всюду сопровождал приезжего.
Кузниц на горе было три. В две из них Егор заходил. Напильников на виду не было, придумать заделье, чтобы порыться в ломе, сразу не удалось.
Наступил вечер. Каторжных свели в казармы. Слышна была перекличка и молитва, потом всё смолкло. Егор сидел на завалинке у конторы до темноты. Писаренок варил кашу на очаге, донимал Егора расспросами о жизни в крепости.
"Не заморское, - упорно думал Егор. - Андрей говорить не хочет, а здесь золото найдено. Уйдет теперь Андрей в бега, на много лет уйдет. Кто-нибудь отыщет золото. Мосолов - ловкач, вот кто отыщет".
- Хочешь вина? - спросил писаренок. Принес берестяной бурачок, открыл - запахло сивухой. Егора затошнило, отказался. Писаренок пил вино один, заедал кашей. Трещала лучина в светце Егор достал соленую рыбу, подорожники свои, но есть не мог. И тут пожалел, что ничего съестного не передал Андрею. Можно было бы в шурфе. Как бы ему сгодилось.
Писаренок захмелел, стал плаксиво выговаривать Егору, что он знаться не хочет, лез в ссору. Егор выглянул на улицу - уже совсем темно. Лег на лавку, считал минуты. Писаренок затеял курение, долго набивал трубку. Должно быть, табак был ненастоящий, очень смрадный.
- Когда ты спать будешь! - прикрикнул Егор.
Писаренок поспешно угомонился. Потушил лучину, улегся, но очень долго икал.
Егор лежал с открытыми глазами и слушал тишину за стеной. Он ждал выстрелов, криков. Но побег каторжники могли и отложить - до завтра, чтобы он раздобыл им напильник. Или так ловко ушли, что до утра караул не хватится. Вот бы это всего лучше. Егор не заметил, как уснул, и не заметил, что проснулся, - лишь удивился, что писаренок стоит над ним и больно бьет в бок.
- Что надо?
- Тревога же! Вставай! Слышь? Во, во!
Выстрел! Егора так и подкинуло на лавке. Вот оно!.. Сел было - и сейчас же опять лег.
- Скорей, Сунгуров! Это побег, не иначе.
- Я приезжий, - ответил Егор, отворачиваясь.
- "При-езжий"!.. Нечего тут разбирать. В облаву всем надо. Ну, скорей, скорей!
- И мест здешних не знаю. С первого обрыва сковырнусь.
Писаренок нехорошо выругался и убежал. Тогда Егор обулся и вышел за порог. Зубы у него стучали.
Выстрелов больше не было. Беспорядочные тревожные крики тоже утихли - вместо них послышались короткие оклики: "Гляди!.. Поглядывай!" Оклики переливались и всё удалялись по одной линии - облава тронулась в лес.
Ночь была еще в начале, темь непроглядная. Егор вернулся в контору и лег.
Через час примчался писаренок.
- Поймали! Ведут! - крикнул он.
- Всех четверых? - спросил Егор.
- А кто их знает, сколько бежало! Двоих поймали. У одного нога сломана, а другой ему помогал, обоих и сохватали. Близко вовсе. - Опять сбегал куда-то и вернулся хныча: - Теперь я и карауль! Полночи по лесу мотался, а полночи опять не спать. Не надо было на глаза лезть.
Он натягивал в темноте полушубок и ругал Егора лентяем и барином.
- Кого караулить будешь?
- Бегляков, вот кого… Их в баню посадили покамест.
Облава, оказывается, не кончилась. Свободных караульщиков не было, и писаренку велели до утра не отлучаться от бани.
- Вот тебя бы и поставить, - хныкал он. - Лежебока! Ездят тут дрыхнуть.
Егор зевнул протяжно. Сказал будто нехотя:
- Я не отпираюсь. Караулить так караулить. Ты один там?
- О чем и речь-то! - обрадовался писаренок. - Одному, поди-ка, боязно.
- Так пошли вместе. - Егор вскочил, засунул в карман рыбу и хлеб.
Баня была близко. Низкая дверь подперта колом. Писаренок пощупал кол, успокоился.
- Они связанные. Никуда не денутся. Давай поляжем здесь.
- Иди-ко ты в контору спать. Я и один не боюсь, а ты столько уж намучился.
- А мне ничего не будет?
- Сменишь меня перед утром.
- Ладно. - Писаренка уговаривать не пришлось.
Оставшись один, Егор прислушался, выбил тряпичную затычку в оконце и позвал:
- Эй, кто крещеный, отзовись!
Торопливый шопот ответил сразу, будто ждал.
- А ты кто будешь?
"Это не Андрей", - понял Егор.
- Дробинин ушел?
- Здесь он, рядом лежит.
Егор вышиб кол и открыл дверь - она громко заскрипела. Пахнуло холодным угаром и перепревшими вениками.
Нагнувшись вошел в баню:
- Андрей Трифоныч! Я тебя развяжу, беги скорей.
Андрей шевельнулся и застонал:
- Невмочь мне - нога. Отпусти Марко, Егор. Отпусти. Он за меня попал.
Медлить было нельзя. Егор распутал веревки на невидимом Марко.
- Прощай, Андрей, - сказал Марко, поднимаясь. - Может, и не увидимся. Забьет тебя, пожалуй, Андреянов. Прощай и ты, добрый человек.