Новак.- Москва для них - все, что твоя Мекка для мусульманина... "Весь мир насилья мы разрушим"... Все их помыслы направлены только на это. Толстовская идея в интерпретации НКВД... Я тут разговорился с одним,- ухмыльнулся министриальдиректор,- так он брякнул, что сюрреализм тоже революционное искусство... На все готовы, лишь бы разнести нас в пух и прах. Вот увидишь, они договорятся-таки с нацистами!
- Крепко засела в тебе эта заноза.
- Не веришь?
- Веришь - не веришь... Не для нас эта детская песенка. Не вижу оснований. Меня ты не убедил, скорее напротив.
- Тем хуже, Хуба, тем хуже... Дай бог, чтобы я ошибся. Без русских нам против немца не устоять.
- Наконец-то я слышу разумные речи.
23
Бухарин загорел под весенним солнцем, физически и духовно окреп, надышавшись ветрами Европы.
Всюду продуктовые лавки были забиты деликатесами первозданной свежести и невиданной красоты. В парках и на площадях звучала музыка. За выставленными прямо на тротуар мраморными столиками бесчисленных кафе блаженствовала вполне довольная жизнью публика. Опрятная одежда, приветливые улыбки, ощущение достоинства. Возможно, на задымленных рабочих окраинах все выглядело немножко иначе, но на венском Пратере или копенгагенской Остергаде барометр классовых бурь показывал явный штиль. О войне, впрочем, говорили повсеместно, но больше с беспечной надеждой, что как-нибудь образуется, утрясется.
За разбором текстов, посещением картинных галерей и музеев чужая благополучная жизнь мелькала, словно кадры в кино. В том же ускоренном неправдоподобном темпе летело время. Менялись разноязыкие вывески и заголовки газет, но шумные, дышащие теплом устоявшегося веками быта города с их аляповато- пестрыми оркестрионами сливались в одну праздничную, бесконечно длинную улицу. Ослепляя на миг щемящей радостью, она уводила все дальше и дальше, летя мимо и мимо, исчезая навсегда за спиной. Как пролетавшие за окнами спальных вагонов крыши, телеграфные столбы, вылизанные садики и любовно ухоженные нивы. И некогда обернуться, и даже помыслить об остановке нельзя. Обилие впечатлений заволакивало уязвленную память туманным обманчивым флером.
После короткого пребывания в Берлине делегация выехала в Вену, затем в Копенгаген, где хранилась большая часть предложенного к продаже архива, потом - в изрезанный каналами Амстердам, поразивший Николая Ивановича, страстного собирателя, беспримерной коллекцией бабочек, и наконец, для окончательного завершения сделки - в Париж.
Бухарин полагал, что им, по крайней мере ему лично, ибо выехал с зеленым диппаспортом, предложат, как это было в Берлине, остановиться в полпредстве. Однако встречавший на вокзале советник сообщил, что для делегации заказаны номера в отеле "Лютеция".
- Так вам будет удобнее,- объяснил он, сославшись на указание полпреда,- потому что переговоры состоятся там же, так сказать, по месту жительства. Иначе бы пришлось допустить всю эту меньшевистскую свору к нам в полпредство, а это, как вы понимаете, не совсем желательно.
Жить в совколонии было бы, конечно, куда предпочтительнее. Хотя бы из-за связи с Москвой. И вообще, что мешает приезжать в гостиницу, раз уж она избрана для деловых встреч, на автомобиле? Мог же Суриц приставить к нему обходительного Диму Бухарцева, собкора "Известий", с которым они объездили чуть ли не весь Берлин? Очевидно, у Потемкина были свои резоны. Поэтому Бухарин воздержался от замечаний, хотя и счел уместным проявить молчаливое недовольство. Не поблагодарил, как водится, за хлопоты.
Почувствовав его настроение, а скорее всего зная нечто, для Николая Ивановича вовсе не предназначенное, советник поспешил упредить возможные вопросы.
- Владимир Петрович просил передать самый теплый привет. Он собирался встретить вас лично, но вы даже представить себе не можете, сколько у нас сейчас работы! Больно горячая пора. Думали, проводим наших военных и малость переведем дух, но не тут-то было. Самая запарка и началась. Мы не жалуемся. Наоборот. Такую махину с места сдвинули. Трудно переоценить с политической точки зрения. Уж вы-то понимаете!
Бухарин, разумеется, понимал всю значимость вошедшего в законную силу франко-советского договора. Посольство и сам Потемкин конечно же сыграли тут определенную роль. Но за несколько чрезмерной многословностью дипломата проскальзывал и затаенный намек на некое различие между уровнем этой, почему-то во главе с Адоратским, делегации и той, военной, возглавляемой заместителем наркома. Вернее, не уровнем - как редактор "Известий", кандидат в члены ЦК и член ЦИК он ничем не уступал Тухачевскому - политической значимостью. С одной стороны, жизненно важный для страны договор, с другой - архивы, пусть даже самого Карла Маркса.
Укорив себя за мнительность, Николай Иванович поспешил прогнать неприятные мысли. Коба поручил ему приобрести для партии исторические документы, которые могут попасть в лапы гитлеровцев, и он знает, насколько важна эта миссия для международного коммунистического движения. А Потемкин может думать, что хочет. Действительно ли он так безумно занят или же увиливает по каким-то неизвестным причинам - не столь уж и важно. Глупо портить из-за этого себе кровь.
Приспустив боковое стекло, Николай Иванович жадно втянул тугую благоухающую глицинией струю.
Бульвары Сен-Жермен и Распай пестрели нарядными маркизами. Художники, склонясь к мольбертам, ловили чарующие оттенки просквоженной солнцем листвы. Со дня на день могли зацвести каштаны. Нежно, как у Синьяка, по лазоревой сизой россыпи вспыхивали точки медвяной зелени. Хоть сейчас садись за этюд.
- А вон и ваша гостиница виднеется,- указал советник.- Напротив сквера Бусико. В самом центре и, главное, комнаты рядом. Вам будет здесь очень уютно.
- В семнадцатом дрались за Советскую власть в Москве,- Бухарин повернулся к сидевшему рядом Аросеву.- Теперь повоюем в Лютеции за наследие Маркса?.. Это римляне, что ли, так называли Париж?
- Паризии,- мимолетно улыбнулся Аросев.- Они жили где-то около нынешнего Ситэ. С третьего века город уже назывался Паризией... Какая прелесть! - просиял он, увидев на окнах золотые геральдические кораблики.- Вот мы и прибыли.
Прислуга в голубых форменных курточках занялась багажом. Адоратский по обыкновению поспешно поднялся в номер.
- И чего он вечно торопится?
Заметив, что Бухарин первым делом схватился за свертки с книгами, Аросев вызвался помочь. В самый последний момент, уже в комнатах, шпагат лопнул, и тяжелые тома в лакированных скользких суперобложках рассыпались по полу.
- Веревка и та протестует против мракобесия,- пошутил Бухарин.
- Рихтхофен, Ратцель,- ползая на коленях, Аросев не без труда разбирал порядком забытый готический шрифт.- Sibirien als Zukunftsland der Industrie. Зачем вам эта фашистская отрава, Николай Иванович?
- Что, недурная добыча?.. Мы с Димой всю Фридрихштрассе обшарили. Вернусь домой, непременно засяду за книгу. Давно пора дать бой нацистской геополитике.
- Лично я тут не особо силен,- признался Аросев.
- Непростая материя, должен сказать. Но на ней, вкупе с расистским бредом и социальной демагогией, держится вся гитлеровская идеология. Явление, впрочем, намного шире, чем полагают иные горе-теоретики.
- Даже так? - заинтересовался Аросев.
Вместо того чтобы переодеться к обеду и немного перевести дух, Николай Иванович с присущим ему ораторским мастерством обрушился на Хаусхофера и всю его школу.
- Людям, как мы знаем, иногда случалось говорить прозой, не имея ни малейшего понятия о том, что это такое. Сие относится не только к персонажам Мольера, но и к профессиональным политикам. Нынче в капиталистической прессе разразилась настоящая эпидемия дискуссий в поисках объяснения внутреннего механизма агрессии. При этом называют естественные факторы - территории, источники сырья, рост населения. Причем в полном отрыве от общественно- исторической формации и политической надстройки.
- Ну, этим грешат не только немцы,- как человек увлекающийся и широко образованный, Аросев быстро ухватил суть и обнаружил свою, оригинальную точку зрения на предмет. Еще в эмиграции, учась в Льеже, он немного соприкоснулся с новейшей философией. В памяти всплывали, казалось бы, напрочь забытые сведения.- Англичане, помнится, тоже склонны порассуждать насчет "имущих и неимущих". Это с их-то колониями.
- Международный язык империалистов. Германию, Италию и Японию называют "нациями без земли". Естественный рост населения в этих государствах якобы неизбежно приводит к погоне за новыми территориями и дополнительными источниками сырья. Именно в этом, считают сторонники такой точки зрения, корни будущей войны. Раз так, войны неизбежны, как рок, исторически предопределены. Единственное спасение - в очередном переделе.
- Во Франции фашиствующие сторонники сближения с Германией особенно громко негодуют по поводу обширности наших территорий. Подленькая надежда умиротворить агрессора за наш счет. Думают, что Гитлер удовольствуется Украиной и откажется от реваншистских планов на Западе. Как бы не так! Они плохо читали "Мою борьбу".
- В Германии принцип "Volk ohne Raum" возведен в абсолютный принцип. Как священное право арийцев, задыхающихся от недостатка земли.
- Вы считаете, столкновение с Гитлером неизбежно?