- Ты, быть может, прав, - сказал Григорий Григорьевич, смотря на брата, - я последую твоему совету; весьма возможно, что и сегодня уже я не сдержал себя, выказав свое неудовольствие; весь двор снова должен увидеть меня веселым и спокойным, и сам Потемкин не испытает чувства удовлетворения от мысли, что я боюсь его.
- Так‑то лучше! - сказал Алексей Григорьевич. - А я буду настороже, буду выслеживать и наблюдать, стараясь подкопать землю под его ногами, чтобы было достаточно легкого толчка, если бы пришлось повалить его.
- Еще одно, - сказал Григорий Григорьевич, - я показал тебе казака на плацу во время парада.
- В самом деле, - со страхом, побледнев, произнес Алексей Григорьевич, - сходство ужасающе; только казачья шапка и борода делают его менее заметным; такое лицо может сделаться опасным.
- Несомненно, - сказал Григорий Григорьевич, - и потому, прошу тебя, вели тотчас же, не теряя ни минуты, схватить этого казака и заключить его в особое помещение в крепости.
- А на что он может тебе понадобиться? - спросил Алексей Григорьевич. - Было бы жестокостью заставлять бедного парня страдать за эту игру природы.
- Прежде всего, - возразил Григорий Григорьевич, - никто не должен видеть его, особенно здесь, в Петербурге, где все еще помнят Петра Третьего; сначала он должен быть спрятан за крепкими затворами, затем я выведаю от него, знает ли он сам о своем роковом сходстве. Если нет, то его просто можно отослать в какую‑нибудь далекую местность, где никто не знал покойного государя.
- Пойду скорей исполнить то, что ты сказал, - произнес Алексей Григорьевич, осушая свой кубок, - через час казак будет передан коменданту крепости со строгим приказом о том, чтобы никого не пропускать к нему и чтобы даже часовые у его дверей не видели его. Ты же следуй моему совету и, что бы ни случилось, старайся сдерживаться!..
Он пожал руку брата и вышел вон.
Григорий Григорьевич мрачным взором посмотрел ему вслед.
- Я последую его совету, - сказал он, - но он слишком доверчив; он не знает Екатерины, он не знает, как она способна лицемерить. Я последую его совету, но я также пойду своей дорогой и буду готовить свои средства, чтобы освежить благодарность Екатерины, если это понадобится, и дать почувствовать, как необходима для нее сильная рука, которая соорудила ей трон и которая одна только в состоянии поддерживать его.
Он лежал, закутанный в тулуп, думая, размышляя и выпивая один за другим кубки того огненного напитка, который всякого другого привел бы в бесчувственное состояние, а на него не оказывал никакого вредного влияния.
В это время вошел камердинер и доложил, что купец Петр Севастьянович Фирулькин просит милости быть принятым на несколько минут.
- Фирулькин? Что еще надо этому плуту? - воскликнул Орлов. - Но все равно, пусть войдет, мне в настоящее время нечего делать.
Фирулькин вошел. На нем был еще более поразительный и яркий костюм, чем утром; еще стоя у дверей, он сделал необычайно глубокий и почтительный поклон, который, вследствие стремления Фирулькина казаться легким и элегантным, произвел такое комическое впечатление, что Григорий Григорьевич Орлов громко расхохотался.
- Знаешь ли, что ты кажешься необычайно смешным, старый плут? - воскликнул он. - Почему ты не носишь овчинного тулупа и шапки, как подобает настоящему русскому, как и я сам это делаю? В сущности, ты заслужил бы, чтобы я отправил тебя в этом франтовском французском одеянии в Сибирь; там ты убедился бы, насколько лучше подходит к тебе шуба.
На минуту Фирулькин побледнел и с ужасом отступил назад; он отлично знал, что Орлов был из тех, кто может серьезно привести в исполнение такую случайную мысль, появившуюся у него под влиянием минутного настроения.
Но его вялое лицо снова быстро приняло свое обычное сладкое, улыбающееся выражение, и он, приблизившись на шаг, сказал:
- Ваша светлость! Я уверен, что вы изволите милостиво шутить с вашим преданным слугою. Я счастлив тем, что в состоянии увеселить вашу светлость, и меня радует то, что мой высокий доброжелатель и покровитель находится в таком веселом расположении духа, так как в этом случае я Могу надеяться, что маленький знак моей любви и почтения, который я хотел бы положить к ногам вашей светлости, наймет у вас ласковый прием. С последним караваном, пришедшим ко мне из Персии, - продолжал он, вынимая из кармана бархатный футляр, - я получил бриллиант, равного которому по чистоте воды и игре нет; а так как мне известно, что мой высокий и милостивый покровитель любит эти камни, то я осмелился приказать вставить этот бриллиант в кольцо и прошу вас, ваша светлость, милостиво соизволить принять его от меня.
Фирулькин раскрыл футляр и подал его князю, в униженно согбенной позе приблизившись к нему.
На темном бархате сверкал солитер чудной красоты.
- В самом деле, - сказал Орлов, - камень красив! - Он взял футляр, небрежно надел кольцо на палец и, поводя рукой, стал наблюдать за переливающейся игрой граней. - В самом деле, бриллиант красив… но мал, - прибавил он.
- Если бы он был больше, - сказал Фирулькин, униженно согнувшийся перед постелью князя, - то я не был бы в состоянии положить его к вашим ногам.
- Это ты врешь, - сказал Орлов, продолжая благосклонно рассматривать камень, - ты порядочно отъедаешься на тех торговых привилегиях, которые достались тебе, и я уверен, что ты богаче и меня самого; мы когда‑нибудь еще проверим это… Все‑таки что тебе нужно? - прибавил он затем, устремляя пытливый взгляд на Фирулькина. - Ведь тебе же непременно что‑нибудь нужно, иначе ты не принес бы мне этого камня.
- О, ваша светлость, как вы несправедливы по отношению к своему всепреданнейшему слуге! Допустим, у меня есть просьба к вам, ваша светлость, но я должен прежде всего сделать донесение и высказать предостережение, к которому меня обязывает мое благоговение перед особою всемилостивейшей государыни.
- Донесение… предостережение, касающееся государыни императрицы? - живо спросил Орлов. - Что это значит?
- Я должен признаться вам, ваша светлость, - ответил Фирулькин, - что имею намерение обзавестись своим домком и семьей, так как я уже давно пережил пору первой юности, и что мой выбор пал на Аделину Леметр, актрису французской комедии ее императорского величества, может быть, и вы, ваша светлость, знаете ее?
- Нет, не припоминаю, - сказал Орлов, - я мало обращал внимания на комедиантов. Но ты, Петр Севастьянович, напрасно делаешь это, ты слишком стар и уродлив для французской актрисы; она наставит тебе рота, и это не сделает тебя более красивым. Впрочем, что же дальше? Что общего между этим твоим намерением и тем предостережением, о котором ты говорил?
При этих словах Орлова улыбка Фирулькина скорчилась в гримасу, но он все же заставил себя рассмеяться; он старался сделать вид, что находит шутку князя великолепной.
- Вы, ваша светлость, тотчас же поймете это, - продолжал он. - Мадемуазель Аделина познакомилась с молодым офицером Смоленского полка, Василием Мировичем; она принимала его ухаживания и, пожалуй, сама питала к нему ту мимолетную юную симпатию, которая не может обеспокоить умного супруга.
- Тем печальнее, тем печальнее! - воскликнул Орлов. - Ты представляешь собою очень наивную фигуру рядом с молодым подпоручиком; будь осторожен! Я уже вижу пробивающееся над твоим лбом украшение.
- Но молодой офицер, - продолжал Фирулькин, пропуская мимо ушей столь нелестное замечание князя, - по–видимому, взглянул на все это серьезнее. Узнав, что Аделина Леметр - моя невеста, он разразился страстным гневом. Кажется, он требовал от государыни императрицы возвращения его родовых поместий, чтобы благодаря этому иметь возможность жениться на мадемуазель Аделине.
- Возвращения родовых поместий? - воскликнул Орлов, полуприподнимаясь в постели. - Василий Мирович, подпоручик Смоленского полка? Да, да, я припоминаю… Ну, что же дальше? - выказывая уже большее внимание, спросил он.
- И вот, ваша светлость, - сказал Фирулькин, - этот молодой человек, в жилах которого, как я могу предполагать, течет кровь опасного бунтовщика, в минуту гнева вел поносительные речи о государыне императрице - да сохранит и благословит ее Господь! - и у него даже вырвалась дикая угроза, смысла которой я не понял, но которая во всяком случае содержит изменнические намерения против нашей всемилостивейшей повелительницы.
- Мирович… Смоленского полка, - вполголоса, как бы про себя раздумчиво произнес Орлов, - полк стоит в Шлиссельбурге… - В его глазах блеснула молния. - Отлично, Петр Севастьянович, отлично! - сказал он затем. - С твоей стороны очень хорошо, что ты сказал мне об этом. Каждый верный подданный должен считать своим долгом заботиться о том, чтобы нигде в империи не было заронено злых семян государственной измены; все же это не будет иметь значения; пожалуй, придется не взыскивать с бедного молодого человека его гнев. Собственно, он не прав, так как ему будет и удобнее, и дешевле играть в любовь с актрисочкой, когда она будет твоей женой.
Фирулькин вздрогнул, но он и на этот раз удержал на своих тонких губах кривую усмешку.
- Она еще не моя жена, ваша светлость, - сказал он, - она упряма и своенравна и, по–видимому, намерена противиться воле матери; поэтому я вынужден покорнейше просить, ваша светлость, замолвить за вашего преданнейшего слугу свое решительное и могучее слово. Аделина не осмелится противоречить далее, если узнает, что на моей стороне находится ваша всемогущая воля.
Орлов громко рассмеялся.