- Сейчас без четверти одиннадцать. Гости начнут съезжаться через полчаса. А вы, Арик, пока осваивайтесь у меня. И мы, если вы не возражаете, поговорим о деле.
"О каком деле?" - хотел спросить я, но сдержался.
Не помню, кажется, мы оказались на пятом или шестом этаже.
Борис не стал открывать дверь ключом, позвонил.
Дверь распахнулась, в ее проеме стоял молодой человек в белом сюртуке, в черных брюках и с черной бабочкой. "Официант из ресторана",- догадался я. Так и оказалось.
- Добрый вечер,- сказал он всем нам, принимая плащ у Вики.- Сделано по твоему вкусу, Боря. И мы с Сержем сейчас же сваливаем. Нам обслуживать банкет Алика и Гоги, у них сбор в двенадцать.
- Хорошо. Спасибо, Жора.- Они обменялись рукопожатиями.- Дуйте. Вы на колесах?
- А ты что, "тачку" Сержа не видел? У милицейской будки?
"Надо же! - подумал я.- С челядью на "ты"…
- Завтра рассчитаемся.- Он хлопнул Жору по плечу и повернулся к нам: - Прошу!
Мы оказались в большой, просто огромной комнате. В центре ее был накрыт длинный стол персон на десять - двенадцать. Он буквально ломился от изысканных закусок, бутылок и графинов; в высокой вазе - букет темно-алых роз. Второй официант, который что-то поправлял на столе, молча поклонился и вышел из комнаты.
- Я отлучусь ненадолго,- сказал хозяин квартиры.- Провожу мальчиков.
Мы с Викой остались одни.
И у меня буквально разбежались глаза. Я не мог оторвать взгляда от стола, который являл произведение подлинного искусства: тарелки с изображением пастушеских пасторалей XVIII века, явно из антикварного фарфорового сервиза, серебряные ножи и вилки (серебро тоже было старинное, темное, с тускло-розоватым оттенком); хрустальные бокалы и рюмки, которые были как бы из одного семейства с великолепной хрустальной люстрой, которая нависала над столом, и во множестве ее подвесок отражались, мерцали голубые огоньки. На продолговатых блюдах были художественно разложены тонко нарезанные типично русские закуски: севрюга горячего и холодного копчения, нежно-розовая семга, белорыбица, селедка, украшенная репчатым луком; копченые и вареные колбасы нескольких сортов (я отметил свою любимую, языковую, с тонкими ободками сала; по-моему, только в России и делают такую колбасу). Несколько сортов салата, свежие помидоры, огурцы, зелень, восточные соления. Крабы, замысловатой фигурой разложенные на подносе, с таким расчетом, чтобы каждую ее красно-белую часть можно было подцепить вилкой, не нарушая всей фигуры, отдаленно напоминающей не то рыбу, не то осьминога. В вазах фрукты - яблоки, апельсины, киви, виноград, ананасы, разрезанные продолговатыми бледно-розовыми дольками, и каждая ваза - изысканный, виртуозный натюрморт. Коньяки, настойки, сухие и крепленые, отметил я, все были советского производства. А водки, наверняка нескольких сортов, подадут на стол прямо из холодильника - эту русскую традицию я давно усвоил.
"Да тут готовится прямо царский пир,- подумал я,- Калигуловский. В то время как в московских магазинах…"
Вика не дала мне довести до конца возникшее горестное сравнение. ("Для какой-нибудь статьи пригодится",- успел подумать я.)
- Что ты вперился в это обжорное безобразие! - прервала мои рассуждения Вика.- Ты посмотри вокруг.
Действительно… Это был антикварный художественный салон, как где-нибудь на Елисейских полях или на Пикадилли.
Все стены увешаны старинными картинами в тяжелых золоченых рамах - портреты (я узнал Петра Первого, Екатерину Великую, Николая Второго, пейзажи вроде бы Левитана).
- Это Левитан? - спросил я у Вики, рассматривая печальный закат над ржаным полем и отблески солнца на макушках берез.
- Левитан,- ответила Вика, и в голосе ее было плохо скрытое раздражение. Даже злость. Она тихо повторила с ожесточением: - Левитан, Левитан!…
Без всякого сомнения, все произведения живописи были подлинниками. Еще на стенах красовались древние иконы в серебряных окладах с драгоценными камнями в них.
"Тут несметные богатства,- подумал я.- Да кто же он такой, этот Борис Буряце? Ведь не привалило же ему все это только за то, что он любовник Галины Брежневой?"
- Ты посмотри под ноги,- сказала мне Вика.
Ничего себе! Я сразу не обратил внимания. Весь пол огромной комнаты был застелен толстым персидским ковром, с причудливыми узорами, ажурным орнаментом, под дробящимся светом люстры он искрился и переливался.
А вдоль стен выстроилась антикварная мебель в великолепном состоянии (над ней, похоже, совсем недавно поработали мастера-реставраторы высшего класса): старинные диваны и кресла, обтянутые лиловым велюром, резные, из красного дерева, буфеты, горки, за тусклыми стеклами которых выстроились фарфоровые вазы, фигурки животных и людей разных сословий российского общества XVII-XVIII веков, серебряные изделия, изящные статуэтки из кости и мрамора.
- Да,- весело, легко, даже беспечно сказал за нашими спинами Борис Буряце, появившийся совершенно бесшумно.- Кое-что имеем. Вот эта полка - обратите внимание! - все Фаберже. Ни единой подделки. Проверено лучшими специалистами Алмазного фонда. А вот серебряный сервиз из царских коллекций. Часть этого добра по наследству от матушки получил, ведь я цыган, а матушка была…- Он засмеялся, сверкая зубами.- Как сказать? Цыганской княгиней, что ли. Остальное сам достал.- Борис повернулся ко мне: - Знаете, Арик, в России все лежит на поверхности. Надо только уметь взять. А теперь, ребята, в следующую комнату. Думаю, тоже интересно. Прошу!
Мы с Викой последовали за хозяином квартиры, очутились в коридоре перед дверью, наверно, из дуба, с причудливой резьбой, с ручкой в виде серебряной рыбки с задранным вверх хвостом. Эту дверь Борис открыл ключом. И, пропуская нас вперед, торжественно и с явной иронией в голосе сказал:
- Спальня! Приют любовных нег.
Центром спальни была кровать невероятных размеров, придвинутая изголовьем к глухой стене. Она была с высокими спинками овальной формы, инкрустированными вырезанными из дерева дубовыми листьями, которые покрывала позолота, и каждый лист блистал, как новый. Над кроватью - на ней свободно разместилось бы человек шесть - витал воздушный балдахин из полупрозрачной бледно-коричневой ткани. Вообще, если память мне не изменяет, весь тон спальни был бледно-коричневым. Из-под атласной подушки торчал женский черный лифчик, весьма прозрачный. Борис выдернул его и бросил в дальний угол.
- Издержки холостяцкой жизни,- сказал он,- Извините,- И почему-то вздохнул.
В правом углу стоял довольно аляповатый комод из карельской березы.
- Сейчас я вам покажу нечто…- таинственно сказал хозяин квартиры.
Он выдвинул средний ящик, и у Вики невольно вырвался возглас изумления. На черном бархате были разложены серебряные и золотые браслеты, серьги, заколки, броши, кольца, перстни с драгоценными камнями.
- Это бриллианты,- пояснял Борис.- Это сапфиры. Рубины и изумруды высшей пробы.
Все украшения были изумительны, но мне показалось, что налета старины на них нет, сделаны они недавно, во всяком случае, в наше время. Но спросить, прав ли я в своем предположении, я не решился.
- Это еще не все…- В голосе Бориса почувствовалось напряжение, будто он колебался в чем-то. Возникла небольшая пауза. Потом он засунул руку в глубь ящика и извлек оттуда замшевый мешочек,- Идите сюда!
Мы подошли к трюмо, стоящему в левом углу спальни. Борис на тонкое стекло высыпал содержимое мешочка, включил лампу, неприметно вмонтированную в боковую панель трюмо. Перед нами заискрилось, переливаясь таинственными отблесками, несметное богатство. Опять браслеты и кольца, серьги и броши, заколки, перстни, это были явно старинные изделия, тоже из золота и серебра, и вокруг них ощущалась… не знаю, как сказать точно. Ощущалось какое-то бремя, тяжесть веков. Может быть, преступлений. Некая гнетущая аура возникла над этими изумительными изделиями, и от них невозможно было оторвать взгляда…
- Все эти штучки,- сказал хозяин квартиры совсем прозаично, даже со скукой,- принадлежат не только мне, но и еще одной знатной даме. Вы догадываетесь, кто она. На равных. Фифти-фифти.
"Для чего он все это нам показывает? - посетила меня тревожная мысль,- И прежде всего - мне?"
Между тем наш гостеприимный загадочный хозяин, спрятав драгоценности, распахнул две двери в стенах справа и слева от кровати.
- Надо уж экскурсию по спальне,- сказал он,- довести до конца.
Вспыхнул свет в двух роскошных ванных. Одна была облицована голубоватым кафелем, и в каждой плитке изображалась обнаженная любовная пара, совокупляющаяся в разных позах. Огромная ванна здесь тоже была голубая. Во второй ванной кафель оказался черным и черной была ванна. Ее наполняла вода, и в ней плавали три темно-алые розы.
- Любимые цвета сами понимаете кого,- пояснил Борис, и в голосе его я совсем явно почувствовал напряжение.- Есть еще одна комната… Но это скорее склад, черт бы его взял.- Он ненадолго задумался.- Вот что… Виктория, у меня к тебе просьба. Мальчики не успели нарезать хлеб. Все необходимое на кухне. Я тебя очень прошу, пожалуйста!
- С огромным удовольствием! - В голосе Вики прозвучало облегчение,- Я уже обалдела от этой роскоши. А хлеб… Это так естественно, необходимо… "Хлеб наш насущный даждь нам днесь".
И Вика вышла из спальни.
- С характером,- усмехнулся Борис Буряце,- Пошли, Арик. Я вам покажу третью комнату. Там и поговорим.
Мы прошли по коридору. Опять такая же дубовая дверь. И снова ее хозяин квартиры открыл ключом. Вспыхнул яркий свет.