* * *
Между двумя горами и рекой стоят несколько десятков желтых глиняных домишек, утопающих в густой, жирной грязи. По берегам Янцзы бродят стада черных свиней, возятся и купаются в волнах голые ребятишки. Вокруг деревни, на склонах, зеленеют всходами рисовые поля. На полях видны согбенные фигуры в больших конусообразных соломенных шляпах. Стоя по колени в воде, они разглядывают рис и, причмокивая языками, разгибаются, чтобы угрюмо взглянуть на яркий диск солнца. поднимающийся из-за горы. Слишком долго светит солнце - месяц подряд без перерыва. Слишком много солнца - это ведь тоже беда. С берега доносятся визг и скрип водокачек, приводимых в движение буйволами, на спине у которых смеются от восторга бронзовые, узкоглазые, веселые мальчуганы. Визг становится громче. Ветер доносит издалека заунывное "ха-хе".
Снизу идет джонка. В деревне многие ждут ее с нетерпением.
Деревенька эта, заброшенная между двумя горными громадами, носит поэтическое название "Чанлешаньгу", что значит "Долина Долгих Удовольствий".
Она такая же, как и другие деревни в районе среднего течения Янцзы. Между редко разбросанными глинобитными домиками, не имеющими ни одного окна на улицу, поднимается прямо из грязи четырехгранная глинобитная башня, окруженная крепостной стеной. Это не крепость - это закладная контора.
Угрюмые с бойницами стены хранят всякую рухлядь: старые котелки, зазубренные ножи, засаленное тряпье, пропитанное потом целой жизни. Китайский крестьянин в те времена не снимал одежды, пока она не падала с него. Тогда он нес ее закладывать и получал связку дырявых монет, нанизанных на шнурок, или крошечный мешочек риса.
Своего риса ему не хватало.
Закладная контора принадлежит богатому человеку - Чжан Вэнь-чжи. Он пришел в эту деревню из провинции Хубэй еще юношей и первоначально был начальником деревенской стражи. С тех пор прошло много лет. Чжан Вэнь-чжи разбогател, стал давать деньги взаймы под проценты, да еще прикупил себе самой лучшей земли. Так он и стал тухао, то есть мироедом. Сам он невзрачного вида, небольшого роста, жирный, похожий на борова. Его боится вся деревня и даже вся округа. Сам "отец" Ван Чао-ли относится к нему с уважением. Все знают, что, с тех пор как Чжан Вэнь-чжи стал значительным лицом в деревне, нападения разбойников в этом районе совершенно прекратились. Говорят, что он тайно откупается от них деньгами.
А много развелось разбойников за последнее время…
- Лодка! Джонка! Джонка снизу! - кричит кто-то и бежит по деревне прямо через лужи.
Такой лодки давно уже не видели - с прошлого года. Место глухое…
На полях разгибаются фигуры в соломенных шляпах и говорят друг другу: "Смотри, едет Фу…"
Одни говорят это радостно, другие - печально.
Ван Ян, молодой Ван "с нижнего края", произносит это имя с грустью. Зато отец его, почтенный Ван Хэ, очень рад гостю. Он тихо плетется по бережку. Он слеп, лицо у него землистого цвета, иссохшее, как старый пергамент, голова трясется и губы шепчут что-то неразборчивое - не то "Фу", не то "япянь",
Джонка вышла из-за поворота. На корме сидят все те же трое пассажиров.
- Мало людей на берегу! - сердито говорит купец.
- Засуха… - отвечает его спутник с рассеченной щекой, внимательно рассматривая деревню. - Извините, если я скажу, что не все радуются вашему уважаемому приезду.
Купец нахмурился:
- Долги надо платить в срок. Я не могу больше ждать. Времена тревожные… Что слышно на переправе?
- Я недолго пробыл на переправе и слышал очень мало.
- Но я видел, как вы долго беседовали с кем-то в харчевне, - заметил поэт.
Острота вашего зрения поистине удивительна, - с усмешкой сказал человек с рассеченной щекой. - Да, я встретил земляка. Он недавно был на юге. Там нехорошо.
- Что именно нехорошо?
- Из Гуанси приближается целая армия - как говорят, хорошо вооруженная. Идут с семьями, со всем скарбом. Но главе их некто, называющий себя Небесным Царем.
- Тише! - беспокойно сказал купец.
- Я полагаю, что это новые разбойники, - сказал поэт.
- Так их называют чиновники в городах, - уклончиво ответил человек с рассеченной щекой. - У них нет кос, и они режут косы всем*.
- А еше что они делают? - спросил купец.
- Они истребляют всех маньчжур, какие им попадаются на пути, - и чиновников, и военных, и вельмож.
- А много их?
- Кажется, не меньше десятка тысяч, уважаемый.
- К'го же эти разбойники? Откуда они взялись?
- Это крестьяне южных провинций, уважаемый. Бедность, как вы знаете, не располагает к смирению. Да еще голод…
- А купцов они трогают?
Человек с рассеченной щекой лукаво улыбнулся:
- Нет, не трогают. Они не интересуются деньгами. У них все общее, и деньги складывают в общую кассу.
- Я уже слышал об этом, - пробормотал купец, - мне говорили, что они не любят купцов.
- Я думаю, смотря каких купцов, уважаемый…
Купец смутился. Он понял, что его подозревают в трусости.
- Без денег жить нельзя! - сказал он раздраженным голосом. - Кто этот Небесный Царь?
- Говорят, что он сын крестьянина из Гуандуна. Он пытался получить ученое звание, но провалился на экзаменах. Потом на него снизошел небесный дух, и он стал проповедовать. Ом внушает своим воинам веру в единого бога. Поэтому они разрушают кумирни и храмы и особенно буддийские монастыри. У них на головах красные повязки, а волосы длинные, распущенные по плечам. Они вооружены пиками, саблями; есть даже пушки. Они жгут грамоты помещиков и уничтожают долговые расписки. Они говорят, что земля должна принадлежать всем, а не только помещикам. Я думал, что вы все это знаете лучше меня, уважаемый?
- Я слышал что-то подобное, - со вздохом ответил купец. - А как в этой деревне? Спокойно?
Собеседник посмотрел на него внимательно.
- Засуха, - сказал он.
Купен снова вздохнул.
- Глухое место, - успокоительно прибавил человек с рассеченной щекой. - Вот и конец нашему пути. Смотрите, вас ждут сыновья самого Ван Чао-ли с паланкином. А меня, кажется, ждет мой брат.
- Разве у вас есть брат? - спросил поэт.
- Разве я не говорил об этом, почтенный учитель?
- Я не слышал. А какую бумагу передали вам на переправе в Цзэйцзинь?
Человек с рассеченной щекой встал и низко поклонился.
- Ваше острое зрение покинуло путь верной службы, - проговорил он изысканно. - Мне ничего не передали на переправе.
Джонка подходит к берегу. Рабочие бросают лямки и хватаются за канаты. Еще одно "хэ-хэ-э!" - и лодка причаливает. Купец, важно переваливаясь, сходит на песок.
Долина Долгих Удовольствий лежит перед ним во всем своем великолепии. Между глинобитными домиками стоят группы мощных ив и камфарных деревьев. Толстоствольные вистарии, густо усыпанные кистями лиловых цветов, обвивают стволы столетних деревьев и сплетаются с их ветвями. Чокание дроздов висит в воздухе. Сверху спускаются босые девушки с бамбуковыми коромыслами на плечах. Они одеты в просторные синие блузы и широкие штаны до щиколоток. Их загорелые, мускулистые ноги уверенно месят грязь. Они несут тутовые листья и скромно приветствуют приехавших: "Цинчжу нин!"*1
Три сына Ван Чао-ли, упитанные круглолицые юноши, засовывают веера за воротники, прижимают сложенные вместе кулаки к груди и отвешивают церемонный поклон "шестой категории", называемый "цзо-и".
Фу отвечает таким же поклоном и направляется к паланкину. Некоторое время он спорит, утверждая, что этот паланкин слишком прекрасен для такого незнатного человека, как он. Наконец он соглашается усесться в паланкин. Народ собрался со всех концов. Деревенские люди стоят и смотрят на важного, величественного Фу. Здесь много морщинистых, изможденных лиц, много нахмуренных лиц. суровых, мрачных. К купцу относятся по-разному. Иссохшие, мутноглазые, желтые старики улыбаются беззубыми ртами. Здесь и Ван Хэ, отец Ван Яна. Он подобострастно наклоняется к купцу, не видя его, и шепчет:
- Япянь?
Купец важно кивает головой. Ван Хэ обнажает свои бескровные десны. Он рад. Это один из самых счастливых для него дней в году.
Долину Долгих Удовольствий называли иначе "Деревней Ванов". "Называли", потому что теперь ее нет. Вся деревня была населена Ванами. Всего было Ванов пятьдесят одна семья, и все они происходили от общего предка, который пришел сюда из далекой северной земли в незапамятные времена. У Ванов был общий храм предков, в котором на главном месте красовалась деревянная таблнчка с именем первого Вана.
Но не все Ваны были одинаковые.
В частности, те Ваны, которые жили на восток от Люйхэ, небольшого мутного протока, впадающего в Янцзы, носили синие куртки и широкие соломенные шляпы. Жизнь их заключалась в том, что они с утра до вечера копались на крошечных клочках земли, стоя по колено в воде.
Их было пятьдесят семей на восточной стороне Люйхэ. По ту сторону протока жила всего одна семья. Тамошние Ваны носили халаты и маленькие круглые шапочки, а жизнь их заключалась преимущественно в том, что они раскуривали трубки.
Курить целый день день китайскую трубку - нелегкое дело. В трубку влезает табаку всего на одну затяжку.
Каждые пять - шесть минут приходится тянуться за щипчиками и класть новую порцию табака. Так как это дело утомительное, особенно в жару, то самый старший Ван "по ту сторону", Ван Чао-ли, "отец", завел себе мальчика.