Все посмотрели на мальчика. Хасан наклонился и закрыл глаза. Но он не спал. Хотя у него кружилась голова от музыки и стихов, он понял, о чем шла речь в песне. "Они решат, что я на них донесу и убьют", - испугался он, как только услышал первую строку, и быстро зажмурился. Пусть лучше думают, что он спит. Абу Исхак не раз говорил ему: "В этой жизни не обойдешься без хитрости. "Кто прост, того унижают, а кто всем верит, того обижают". Это всем известная пословица. Не будь слишком прост, не то пропадешь".
Успокоившись, Яхья приказал Ясмин петь из-за занавеси, и она, покорно поднявшись, ушла и исполняла только песни, которые ей называли. Хасану стало скучно и он несколько раз приподнимался, чтобы незаметно от хозяина уйти. Но мальчик боялся, что слуги Яхьи, которые не видели, как он входил вместе с остальными, подумают, что он вор и побьют, а то и отдадут стражникам.
Но тут Валиба поднялся и произнес:
- А теперь послушайте новые стихи, которые я написал только вчера.
Он стал декламировать. Уставший Хасан не запомнил их, но они поразили его своей легкостью. Стихи звучали совсем не так, как чеканные строки Имруулькайса и других древних, в них речь шла о вине, веселых собутыльниках, они были написаны простыми словами, которые употреблялись в обыденной речи.
Забыв обо всем, Хасан широко открыл глаза и не отрывал взгляда от поэта. Наконец, тот заметил, как внимательно слушает его мальчик и, прервав чтение, неожиданно спросил его:
- А тебе нравится?
- Да, - не задумываясь ответил Хасан. - Это не такие стихи, которые я слышал от сказителей, но они тоже очень хорошие и главное простые.
- Что значит простые? - недоуменно спросил Валиба.
Хасан поспешно объяснил, решив, что поэт обиделся:
- Это значит, что их можно понять. Здесь говорится не о старых палатках и истлевших остатках кочевья, а о том, что мы видим в жизни.
Валиба удивленно окинул взглядом мальчика, будто впервые увидел его:
- Вот ты, оказывается, какой! Может быть, ты тоже сочиняешь стихи?
У Хасана от волнения горели щеки. Ведь он в первый раз в жизни говорит с настоящим поэтом!
- Я написал стихотворение про охоту, - пробормотал он, уже раскаиваясь в своей откровенности.
- Скажи его нам, - потребовал Валиба и уселся на ковер. - Встань вот здесь. Начинай.
Хасан с сильно бьющимся сердцем стал перед хозяином дома и нараспев произнес:
Я выеду, когда ночь еще в своей черной шкуре…
Когда он закончил читать и умолк, приятель Валибы сказал:
- Мальчик позаимствовал свои стихи у древних, но облек их в прекрасную новую форму, если это действительно его стихи.
Валиба молчал. Потом вдруг спросил Хасана:
- Если я начну стихи словами: "мы рыцари вина…", как ты продолжишь их?
Хасан, не задумываясь, выпалил:
- Мы рыцари вина и сраженные им.
- А с чем ты сравнишь вино и воду?
- Вино, если оно красное, можно, по-моему, сравнить с огнем, яхонтом, солнцем, а если оно желтое, то с глазами петуха - они желтые и прозрачные. А воду можно сравнить с жемчугом, потому что я видел: когда ваш слуга смешивал вино, пузырьки воздуха поднимались к краям и были похожи на жемчуг.
- Ты учился где-нибудь?
- В куттабе, когда мы жили еще в Ахвазе.
Валиба вздохнул и, подтянув мальчика к себе, сказал:
- Я живу на Восточной улице, рядом с рынком зеленщиков. Мой дом второй справа, если пойдешь от рынка. Когда кончишь работу в лавке, приходи ко мне после вечерней молитвы, я буду заниматься с тобой, как занимаюсь с другими учениками. Но с тебя я не буду брать плату. Каждый день вечером я читаю им стихи и учу их.
- Когда трезв, - вставил Яхья со смехом.
- Когда трезв, - серьезно повторил Валиба.
Потом, обратившись к Яхье, сказал:
- Сейчас позволь нам уйти. Мы выпили совсем немного и отдохнули у тебя, так что доберемся до дома.
- Я велю подать вам оседланных мулов, мои слуги проводят вас, - предложил хозяин.
- Что ж, - согласился Валиба, - так и сделай!
Потом он хлопнул в ладоши и, когда евнух просунул в беседку свое лоснящееся лицо, сказал ему:
- Думаю, твой господин не будет в обиде, если я попрошу отсыпать этому молодцу в узелок побольше сладостей.
Евнух поклонился, взял Хасана за руку и повел за собой. Он завел его в большую комнату, которая, видно, была рядом с кладовой - в комнате вкусно пахло сушеными плодами - вышел и скоро вернулся, держа в руке довольно большой узелок. "Возьми, сынок, тут много вкусных вещей, иди с миром".
Хасану хотелось посмотреть, что в узелке, но он спешил к хозяину - ему не терпелось поделиться с ним радостью, ведь только Абу Исхак мог оценить удачу, выпавшую на долю своего ученика.
Войдя в лавку, Хасан увидел, что старик как всегда сидит на своем любимом ковре, полузакрыв глаза. Мальчик ожидал, что его будут спрашивать, почему он задержался, но Абу Исхак, услышав скрип двери, повернул голову и произнес только:
- На улицах спокойно?
- Да, - удивленно сказал Хасан. - Все как обычно, я не заметил ничего особенного.
- Ну, дай-то Бог, - вздохнул Абу Исхак и, тяжело поднявшись, подошел к мальчику.
- Что это у тебя? - спросил он, увидев узел.
Наконец-то Хасан мог рассказать о том, что с ним случилось! Но хозяин не выказал особой радости. Он пожал плечами и сказал:
- Я бы желал для тебя другого учителя. Валиба хороший поэт, но гуляка и безбожник. Ему не раз грозило заточение, но его защищают могущественные покровители, среди которых - сам сын халифа, аль-Махди. Однако милость сильных переменчива. Смотри, сынок, учись у него ремеслу стихосложения, если уж он позвал тебя, но не перенимай ничего дурного. Я буду отпускать тебя пораньше, чтобы ты не очень уставал. А теперь иди, разложи благовония, у меня сегодня много заказов.
Хасан сунул свой узелок в уголок и принялся за работу. Он не заметил, как прошел день. В лавку приходили покупатели, Абу Исхак разговаривал с ними, говорил Хасану, что надо сделать, и тот машинально выполнял приказы хозяина.
Наконец Абу Исхак закрыл лавку и отпустил ученика домой. Войдя во двор, Хасан сразу же положил узел на землю и развязал его. Одновременно он рассказывал матери, сестрам и брату, откуда у него этот подарок. Сестры завизжали от восторга и стали выхватывать друг у друга виноград, жареный миндаль, сладкие мучные шарики. Мать надавала им затрещин и поделила все поровну. Хасан насыпал свою долю в шапочку и сел во дворе. Он ел сладости и мечтал, как завтра вечером пойдет к веселому поэту и будет учиться у него стихам.
Он сам не заметил, как уснул.
Разбудили его лучи утреннего солнца, которые падали на лицо. Хасан вскочил, прополоснув лицо теплой водой из бадьи, наскоро помолился - мать его не очень набожная, да ей и некогда следить за тем, чтобы сын неукоснительно выполнял все предписания ислама, и, высыпав оставшиеся сладости в пояс, надел шапочку, скрутил пояс и повязал его поверх кафтана.
Но что-то беспокоило его, что-то было не так, как всегда. Хасан прислушался - тихо. Тогда он вышел на улицу и, как часто делал утром, отправился к Мирбаду. Но, подойдя к перекрестку, остановился. Дальше идти некуда: поперек улицы протянуты толстые железные цепи, укрепленные в кольцах, вделанных в угловые дома. За туго натянутыми цепями стоят стражники. Их было очень много - Хасан никогда не видел стольких воинов. Казалось, что улица заросла камышом - так тесно сдвинуты копья.
- Сюда нельзя, - сказал ему один из них, когда Хасан хотел проскользнуть под цепью. Тогда мальчик повернул и пошел другим путем. Он влез по низкому забору на верх крайнего дома, и, прыгая с крыши на крышу, добрался почти до самой площади. Тут тоже стояло не очень высокое здание, с него можно без труда спрыгнуть на землю. Но и у этого края улицы протянуты цепи и стоят стражники. Теперь нельзя было пройти ни в лавку, ни на площадь.
Хасан решил остаться на крыше. Он сел, развязал пояс и стал доедать миндаль.
- Не хочешь ли поделиться? - вдруг услышал он знакомый голос. Оглянувшись, Хасан увидел Исмаила, который незаметно подошел к нему и теперь сидел за спиной.
- Исмаил! - радостно крикнул Хасан. - Я искал тебя, но нигде не мог найти! Что с тобой? - вдруг испуганно спросил он, увидел, что приятель вдруг закатил глаза и оскалил зубы, как будто подавляя крик.
- Болит рука! - с трудом ответил Исмаил.
Потом он вынул левую руку, которую держал за пазухой и показал Хасану. Тот чуть не закричал - у Исмаила не было кисти. Рука до локтя распухла, а ниже что-то чернело.
- Тебе отрубили руку? - шепотом спросил Хасан.
- Проклятый дьявол! - процедил сквозь зубы Исмаил. - Это наш новый наместник приказал рубить руки всем без разбору. Хорошо еще, что палач пожалел меня и отрубил не правую, а левую. Ничего, они еще узнают Исмаила Однорукого!
Хасан молча протянул ему пояс, и Исмаил жадно съел все, что там было, а потом спросил:
- Что ты здесь делаешь?
- Я хотел пройти на площадь, но улицы перегорожены цепями и стражниками, никого не пропускают. Не знаешь, что случилось?
- Нет, - покачал головой Исмаил. - Посмотрим, отсюда все видно, а здесь они нас не тронут, только бы хозяева дома не прогнали.
Пока мальчики разговаривали, на улицу с площади выехали новые стражники. Среди них был глашатай.
- Послушаем, что он будет читать, - толкнул Хасан в бок Исмаила.
Глашатай остановил коня, затрубил в длинную трубу. Гнусавый звук далеко разнесся по улицам, где уже показались люди. Потом он достал свисток, развернул и стал читать: