Пробежав два квартала, Хасан очутился у ворот своего дома. Матери не было, и мальчик, сняв кафтан, почистил его, зашил прорехи, пришил рукав и улегся спать. Он проспал до поздней ночи. Его не разбудили ни крики сестер, ни ворчание матери.
Когда Хасан открыл глаза, было совсем тихо и темно, даже светильник погас. В доме пахло бедностью - грязным бельем, которое мать брала в стирку, прогорклым маслом, кислым молоком, дымом. Этот запах особенно ощущался ночью, днем солнце выжигало все, кроме стойкой вони, доносившейся от бойни и рынка мясников. Хасан вспомнил дворец наместника, блестящие плиты пола, пушистые ковры и золотую вышивку на черной атласной одежде. Но пахло у него кровью, как на бойне. Хасан представил себе, как она тогда хлынула, как разлилась по белому полу. "Будто вино из дырявого бурдюка", - прошептал он стихи древнего поэта.
Хасан хотел снова уснуть, но не мог. Небо светлело. Наконец послышались крики муэззидов: "Аллах велик, нет Бога, кроме Аллаха! Вставайте на молитву!" В этот ранний час набожные мусульмане должны начать первую из пяти молитв, которые полагается совершать за день. Хасан тихонько встал, надел кафтан, круглую шапочку, сандалии - подарок Абу Исхака - и тихо, стараясь никого не разбудить, вышел за дверь. Дома ему не хотелось оставаться, идти в лавку было еще рано.
Он побрел к улице Курайшитов. Это красивая улица, но почему-то считают, что она приносит несчастье. Ни один наместник не проедет по ней из страха, что его сместят и посадят в тюрьму. Поэтому здесь много пустующих зданий, и в них нередко находят приют и гуляки, устраивающие тайные попойки, и разные мошенники. Вот и теперь из одного дома на улице Корейшитов крадучись вышли двое и нетвердой походкой пошли к Мирбаду. Если их схватит стража, им придется плохо.
Хасан подошел к гулякам и сказал:
- Вы идете прямо к дворцу наместника, а уже наступило время утреннего обхода! Сейчас все мусульмане должны молиться, а не бродить по улицам! Вы похожи на мышь, которая лезет по своей воле в когти кота!
Один из гуляк нахмурился и, обратившись к своему спутнику, сказал:
- Клянусь Аллахом, только в Басре мальчишки позволяют себе так говорить со взрослыми людьми! Видел ли ты, Валиба, когда-нибудь такую дерзость?
Но тот, к кому он обращался, улыбнувшись, ответил:
- Мальчик прав, нам лучше зайти в этот дом; здесь живет Яхья ибн Масуд. Мы выпьем еще и послушаем Ясмин, она разучила новую песню на мои слова.
Потом он сказал Хасану:
- А ты куда идешь, мальчик? Как тебя зовут?
- Меня зовут Хасан, я ученик Ибн Исхака, продавца благовоний, но его лавка еще закрыта и я просто так хожу по городу.
- Тогда пойдем с нами, ты будешь нашим виночерпием.
- Зачем? - спросил первый гуляка, - мальчишка донесет на нас!
- Нет, - возразил тот, кого называли Валиба, - он не похож на доносчика. Пойдем, мальчик, мыши укроются в норе и возьмут с собой мышонка. Ты попробуешь такую еду и сладости, каких нет у самого повелителя правоверных.
Взяв Хасана за руку, Валиба подошел к воротам и постучал. Створки сначала приотворились, а потом распахнулись, и старый чернокожий евнух, кланяясь, встретил гостей:
- Добро пожаловать, господин, да благословит Аллах твой приход!
- Где твой хозяин? - спросил Валиба.
- Он на утренней молитве, - улыбнулся евнух.
- Скажи лучше на утренней попойке, - возразил Валиба.
- Пожалуйте, - сказал евнух и повел их через широкий двор, в центре которого красовался водоем, окруженный цветником.
Хасан никогда еще не видел таких роз. Здесь были все оттенки - от светло-желтого до пурпурного, а среди розовых кустов росла пушистая ароматная трава - рейхан. Розы пахли сильно, но не назойливо, как благовония в лавке Абу Исхака, а нежно. Под утренним прохладным ветерком шелестели листья высоких пальм, окружавших дом. Да по правде сказать, это был не дом, а дворец, больше и красивее, чем дворец наместника. Хасану не верилось, что он только что шел по пыльной улице, казалось, чудо перенесло его в другую страну.
Они подошли к широкому мраморному портику и, пройдя его, очутились в беседке. Виноград, цепляясь усиками за высокие резные деревянные столбики, поднимался вверх, заплетая беседку, и розовый утренний свет падал зелеными бликами на мозаичный пол. С возвышения, покрытого белым ковром, поднялся невысокий чернобородый юноша и, подойдя к гостям, обнял Валибу и его спутника.
- Добро пожаловать, вы оказали мне честь, садитесь и будем веселиться. Я вижу, что вы даже привели с собой виночерпия?
- Да, этот мышонок вырвал нас из когтей кота, и я решил, что его приход будет благословенным для нашей пирушки.
Гости уселись рядом с хозяином, он хлопнул в ладоши, и в беседку вошел тот же евнух.
- Прикажи Ясмин и музыкантам прийти сюда, и пусть нам принесут вина и закуски, - приказал Яхья.
- Слушаю и повинуюсь, - ответил евнух.
Хасан удивленно оглядывался. Он никогда не видел ничего похожего и не думал, что такое может быть на свете. Слуги принесли большие серебряные кувшины и серебряные чаши. Когда чаши поставили перед гостями, Хасан увидел, что они покрыты резьбой, а внутри - выпуклые изображения конных лучников. Серебро искрилось и сверкало; казалось, всадники сейчас оживут и выпустят стрелы из туго натянутых луков в газель, изображенную на дне.
Мальчик протянул руку и коснулся изображения газели. Серебро тихо зазвенело, будто запела тетива лука, а Валиба сказал:
- Это изделие древних мастеров Ирана, этим чашам больше ста лет. Теперь наши чеканщики только подражают их искусству, никто больше не способен создать подобное.
- Почему же, - возразил хозяин, - мой ювелир, мастер аль-Хазраджи, сделал мне серебряный кувшин, не уступающий этой чаше. Посмотри, это вон тот кувшин с вином.
- Да, клянусь Аллахом, он ничуть не хуже! Пусть не отсохнут руки мастера аль-Хазраджи! Он достоин того, чтобы воспеть его искусство! Эй, виночерпий, подай мне лютню, она лежит возле занавеси!
Хасан не сразу понял, что Валиба обращается к нему, но потом, оглянувшись, увидел за спиной парчовую белую занавесь, которая отделяла часть беседки. Там лежала украшенная перламутром и слоновой костью лютня. Хасан протянул ее Валибе и тот, подкрутив колуи, запел хрипловатым, но верным голосом:
Велик Аллах, сотворивший дочь лозы - молодое вино,
Велик аль-Хазраджи, сотворивший одежду для нее из чистого блестящего серебра.
- Ты хорошо спел, господин мой, - раздался вдруг из-за занавеси женский голос. - А теперь разреши спеть мне твою новую песню, которую я положила на музыку.
Валиба вскочил и, подойдя к занавеске, поклонился и сказал:
- Привет тебе, Ясмин, ты пришла к нам вместе с солнцем. Если твой господин позволит, то мы хотели бы сначала услышать старую песню, которая начинается "Уехала Суад, и мы расстались навсегда".
Яхья ибн Масуд кивнул головой, а Валиба немного откинул занавеску и подал лютню. Хасан увидел, как из-за занавеси показалась смуглая тонкая рука, украшенная браслетами и кольцами. Сверкнул огромный красный камень, надетый на указательный палец, потом из-за занавески раздались удары бубна и зазвенели струны лютни.
Валиба крикнул Хасану:
- Эй, виночерпий, смешай вино с водой и пусти по кругу чашу!
Хасан не знал, за что взяться, евнух подал ему два серебряных кувшина, один с вином, другой с водой, и показал, как наливают вино в чашу до половины, а потом наливают воду. Мальчик налил красного вина в чашу, и она засветилась огненным светом, а когда он налил воду, поверхность вина покрылась тысячью пузырьков.
По знаку Валибы Хасан встал и подал чашу Яхье. Тот отпил и передал чашу. В это время Ясмин запела: "Ушла Суад".
Ее голос переливался и искрился, как пузырьки воздуха в чаше, а бубен и лютня звенели, как серебро. Когда Ясмин кончила свою песню, Яхья снял с пальца блестящее кольцо и бросил к ногам певицы. Потом сказал:
- Выйди к нам, Ясмин, здесь только наш друг прославленный поэт Валиба и известный тебе Халид ибн Али, ты уже показывалась им.
Занавесь поднялась, и Хасан увидел девушку, одетую в такую блестящую одежду, что он сначала не заметил ее лица. Она опустилась на ковер рядом с хозяином дома, потом поднялась и присела возле Хасана.
- Что это за мальчик? - спросила она, взяв его за подбородок. Он поднял голову и увидел большие черные глаза, подведенные сурьмой, темные брови и ямочки на смуглых щеках. Потом, отпустив мальчика, она набрала полную горсть жареного в меду миндаля и протянула лакомство Хасану:
- Ешь, тебе еще рано пить вино и слушать песни про любовь и разлуку. Отдохни, я сама буду подавать вино.
Хасан принялся грызть миндаль, а Валиба, залпом выпив протянутую хозяином чашу, крикнул:
- Оставь мальчика, лучше спой нам что-нибудь новое!
Ясмин взяла лютню и, сильно ударив по струнам, начала:
Я буду обходить семь раз вокруг дома моей любимой,
а не вокруг Каабы,
Ведь паломники, обходящие Каабу, похожи на ослов, крутящих жернов…
Ее хозяин, Яхья, вскочил на ноги:
- Что это за песня? Где ты ее слышала? Клянусь Аллахом, она может стоить мне головы! Я знаю немало людей, которых казнили за меньшее! Если еще раз споешь что-нибудь подобное, я убью тебя или велю продать на невольничьем рынке, хоть ты и стоила мне десять тысяч дирхемов!
- Не волнуйся, здесь нет чужих людей, - успокоил его Валиба. - Мы хорошо знаем друг друга, а мальчик ничего не понял, да к тому же он сейчас дремлет.