Все правильно. Серьезные дела требуют серьезной организации и конспирации. Возможно сегодня он узнает кое-что и о делах своих новых друзей. Не хочется думать, что они подобны тому подлому ограблению, которое он сам пережил недавно в вагоне третьего класса. Это было бы слишком! Во всяком случае сегодня удобный момент все прояснить, и он сделает это непременно.
У двери за конторкой сидела молодая стройная женщина - хозяйка заведения. Иван назвал ей пароль и тут же был любезно приглашен в зал - к "мастеру". В зале стояло несколько длинных рабочих столов и зингеровских швейных машин. За столами и машинами трудились девушки. Впрочем, сейчас они просто сидели на своих рабочих местах и, отдыхая, спокойно переговаривались. Все, что вокруг них происходило, было им понятно и привычно.
Из боковой двери, которую Иван вначале не заметил, неслышно выкатился товарищ Назар. По-дружески взял под руку, увлек в соседнюю комнату, представил товарищам:
- Петр Литвинцев - новый член нашего совета. Можно начинать.
Иван устроился на предложенном ему стуле и стал внимательно осматриваться. За столом, прямо напротив него, сидел паренек лет двадцати с небольшим в темном чуть мешковатом костюме и синей косоворотке. Лицо бледное, усталое. Опушенные длинными густыми ресницами красивые девичьи глаза лучатся мягким теплым светом. Под светло-русыми юношескими усиками - добрая усталая улыбка..
У окна, что рядом со столом, о чем-то задумался молодой человек в расстегнутой гимназической куртке. Рядом с ним - совсем еще юный, почти мальчик, очень серьезный товарищ механически вертит в руках бумажную деталь какой-то выкройки. Простое бесхитростное лицо, дешевое - без меха и ваты - пальтишко, старые давно не утюженные брюки, заправленные в видавшие виды сапоги… - по всему рабочий, молодой пролетарий, каких в России многие тысячи.
"Молодежь, - сделал первый вывод Иван. - Рабочих маловато, все больше из "интеллигентов"… И кто же, интересно, у них тут командир?"
Невольно вспомнились матросские кружки на Балтике и Черноморском флоте. Ах, какие там были ребята! Рослые, сильные, зрелые, настоящие красавцы! С ним было и легко, и жутко-радостно, как на гребне высокой волны. Многих, очень многих погребла эта волна. А вот он жив, все еще держится на гребне. И летит, летит, летит…
- Ну, товарищи, начнем, - заговорил сидевший за столом паренек с красивыми девичьими глазами, по-видимому командир. - Как вам известно, я и еще некоторые наши товарищи недавно избраны делегатами от Урала на всероссийскую конференцию военных и боевых организаций партии. Кое-кто из наших уже выехал, пора собираться и нам с Алексеевым. А коли так, давайте обсудим наши дела и наметим кое-что на будущее. Необходимость такого разговора вполне назрела и давайте его не откладывать.
- Тем более, что и разговор по свежим следам всегда бывает интереснее и полезнее, - добавил с места Назар.
- Что и говорить, толковый анализ любого дела - урок для будущего, - поддержал товарищей тот, кого командир только что назвал Алексеевым. - Считаю, что особенно серьезного разбора требуют экспроприации, проведенные нами на разъездах Воронки и Дема. Это ничуть не принижает роли другой работы и других наших выступлений и тем не менее именно эти, последние, выделяются и своей сложностью, и своей результативностью, и значением в смысле накопления опыта. Извините за длинную реплику, короче говорить не умею.
Алексеев шутовато приподнялся со стула, широко и как-то по-ребячьи озорно улыбнулся товарищам. Те живо отозвались на его шутку, и по комнате прошел свежий расковывающе-оживленный гул молодых голосов.
Иван присмотрелся к Алексееву. Такой же молодой, интеллигентный. Одет вполне прилично, почти с иголочки. Развитый. И при всем при том еще и боевик, участник экспроприации? Интересно… А эти мальчики, похоже, чего-то стоят, если собрались говорить о таких делах!
Теперь он слушал очень внимательно. Оказывается, в августе и сентябре уфимская боевая дружина, получив согласие партийного комитета, провела две крупные экспроприации казенных денег в почтовых поездах. Первая из них дала партии двадцать пять тысяч рублей, и этого оказалось мало. Вон как строго разносит командир действия группы разведки. Мало установить точное время, номер поезда, место в поезде почтового вагона, силу охраны, количество ящиков и мешков с деньгами. Главное - не ящики и мешки, а их содержимое! Ну разве имело смысл рисковать многими жизнями ради того, чтобы завладеть этими тяжеленными мешками с разменной медной монетой! Так недоработка разведки самым отрицательным образом сказалась на итоге всего выступления.
- Вот из-за этого-то недосмотра партийный комитет и вынужден был поручить вам организовать еще один экс, - наставительно заметил Назар. - И тут уж вы показали себя молодцами! Спасибо вам от организации.
Да, вторая такая же операция, проведенная через месяц после первой, была более удачна. Группа разведки, высланная заблаговременно в место формирования поезда, сообщила в штаб все необходимое. Группа нападения без единой жертвы со своей стороны остановила поезд и овладела почтовым вагоном. А группы обеспечения и прикрытия сделали все, чтобы захваченные двести пятьдесят тысяч рублей попали по назначению.
Все получилось дерзко, удачно, красиво, но командир и тут нашел слабое место.
- Нам было известно, что артельщики везли триста тысяч рублей, но взяли только двести пятьдесят. Почему?
- Потому что один из артельщиков успел, должно быть, пересесть в другой вагон, - вскинул маленькую стриженую головку мальчик-рабочий.
- Почему "должно быть", Федор? - строго глянул на него командир. - Ты со своими ребятами начал разведку с Самары, сделал самое трудное, а пустяка, выходит, не заметил: один из артельщиков по дороге действительно сменил место, пересел в другой вагон.
- Опасность почуял или как? - озадачился руководитель разведки.
- Нет, к вашей чести, не почуял, - мягко улыбнулся командир, - просто он пересел в вагон, который шел до Златоуста, куда и направлялся, понятно? А вместе с ним "ушли" и эти пятьдесят тысяч. Вот так-то, товарищи дорогие.
Припомнили и другие "грехи" боевиков. Вот, к примеру Владимир Алексеев. Хорошо разведал один солидный банк в Нижнем Новгороде, а о путях отступления не позаботился. Пришлось операцию отменить и переключиться на другой объект. Или известный уже конфуз с поездом № 4 у разъезда Воронки. Дважды выходили группы на операцию, и дважды нападающие не могли отцепить почтовый вагон. Удалось это лишь в третий раз, после основательной тренировки в местном железнодорожном депо…
До позднего вечера в маленькой тесной комнатке шел разговор о больших и опасных делах уфимских боевиков. Под конец командир припас две новости.
- На днях на своей квартире был арестован и отправлен в тюрьму член нашего совета сотник Михаил Кадомцев.
Новость ошеломила всех. По тому, как горячо и возбужденно обсуждали ее члены совета, Иван понял, что этот незнакомый ему Кадомцев был их очень близким товарищем и другом, возможно, одним из руководителей организации. Потеря такого человека - всегда большая беда.
- К счастью, как мне стало известно, - продолжал командир, - никаких прямых улик о причастности Михаила к операциям в Воронках и Деме у жандармов пока нет Допросы им ничего не дадут. Так что посмотрим, как станут развиваться события дальше.
Строгим взглядом окинув сгрудившихся вокруг него товарищей, он закончил:
- И последнее. Несколько дней назад в Симе произошло стихийное восстание рабочих. Имеются убитые и раненые Сейчас там свирепствуют каратели. В уфимскую тюрьму доставлено около ста арестованных, в числе которых имеются и боевики симской дружины. Партийный комитет уже предпринимает меры по оказанию помощи пострадавшим и прежде всего тем, кому угрожает судебная расправа. Наша задача - помочь ушедшим в подполье: документами, деньгами, одеждой - всем, что в наших силах.
- Где Михаил Гузаков? Что с ним? - зашумели вокруг.
- Гузаков ушел в горы. За его голову объявлена награда в десять тысяч рублей. Тебе, Новоселов, тебе, Горелов, тебе, Литвинцев, приказываю: разыскать Гузакова и, чего бы это ни стоило, доставить в Уфу. К моему возвращению он должен быть здесь, причем в самой лучшей форме Все, товарищи, вернусь с конференции, соберемся, побеседуем. Всё!
Когда члены совета разошлись, командир подошел к нему и, тепло улыбаясь, протянул руку.
- Давайте знакомиться, Литвинцев. Я - Иван Кадомцев, начальник здешних боевых дружин, тысяцкий. Старший инструктор, или начальник штаба, в отъезде. Уверен, ему тоже было бы приятно и интересно познакомиться с вами. Впрочем, скоро увидитесь: постараемся вернуться поскорее.
- Михаил Кадомцев - ваш брат? - поинтересовался Иван.
- Да, один из моих братьев.
- И что же теперь будет? Насколько я понял из вашего разговора…
Кадомцев нахмурился, не дал договорить.
- Не надо об этом, Литвинцев. Смерть любому из нас - не сестра и не тетка, а ведь делаем же мы свое дело! Надеюсь, она вас тоже не очень пугает?
- Пуганый уже, товарищ тысяцкий! Счел бы за честь и высшую награду погибнуть за революцию.
- У нас тоже так считают… А Михаилу, если потребуется, поможем. Да и сам он себя тоже в обиду не даст: уж мы-то его знаем!
На пороге тепло распрощались. Крепко пожимая Ивану руку, Кадомцев сказал:
- Включайся в работу, тезка, времени на раскачку у нас нет. Познакомься с нашими бомбистами, помоги с устройством мастерской. Подумайте с Накоряковым, где можно было бы разжиться взрывчаткой и оружием… Это ничего, что я перешел на "ты"?
- Вполне ничего… А кто этот Накоряков?