- А ты что, снова в город? - спросил вполголоса Карл Густавович, избегая ее взгляда.
- Да, я обещала подруге заехать к ней в гвардейский госпиталь. Ну, до свидания, господа! Климентий Славич, надеюсь, вы нас не забудете. Очень, очень рада встрече с вами!
Пожимая Клименту руку, она задержала ее в своей руке. Он покраснел.
- А почему, собственно, вам не остаться у нас? - задорно спросила она, задержавшись у выхода. - Карл Густавович, ведь вы все время жалуетесь, что у вас не хватает врачей, а тут к вам врач сам является!
И все так же шутливо она помахала мужчинам рукой, другой приподняла полотнище и вышла.
- Ты смотри, какая умная мысль! - воскликнул Бакулин. - Я, признаться, такого не ждал от Ксенички. А, Папаша, что вы на это скажете?
- Пусть скажет он сам, Аркадий. Говори, говори, Климентий.
То, как они смотрели на него, слова Ксении, еще звучавшие в его ушах, сознание того, что его зовут к себе, в нем нуждаются, предрешило ответ Климента.
- Что я вам скажу? - с благодарной улыбкой произнес он. - Ксения Михайловна права. Вот именно - сам явился, пришел на своих двоих... Я сейчас поеду за братом во Врачеш. Он все может делать - и стряпать, и стирать, и... Завтра утром мы оба будем здесь.
Глава 11
С тех пор как их освободили, Коста находился что называется под крылышком Псковского полка, то есть того самого полка, где служили Моисеенко и Иванушка Иванов, которые его задержали и с которыми он в первый же вечер играл в шашки и за игрой подружился. Позже он подружился с еще несколькими солдатами из их роты. Ротный фельдфебель Егоров, строго придерживавшийся уставных правил, хоть и поглядывал хмуро из-под косматых бровей, но время от времени сам подходил к ним, чтобы послушать, что рассказывает его ребятам человек "оттуда"; он то задумчиво качал головой, то крестился.
В тот день Коста после обеда отправился купить себе табаку. Табаку не оказалось, но была жевательная смолка, и он, вспомнив с болью своего Славейко, которому по воскресеньям, возвращаясь из церкви, не раз приносил такую же подслащенную смолку, купил себе сейчас несколько кусочков. Он жевал ее и думал о доме. Впутался он в эту историю, как всегда впутывался - не слишком задумываясь о последствиях, - как-то сразу, и вот теперь ему так тяжко, так больно. "Что делают там наши? Тревожатся, небось, да и как им не тревожиться? А жена? Она так не хотела отпускать меня. Ох-хо-хо", - вздохнул он с тоской. И тут перед ним появился его Псковский полк. С музыкантами и знаменами впереди батальоны двигались походной колонной по кривым улочкам, спускаясь с Чеканицы, где на снегу между редкими дубами были разбиты до сего времени их палатки. Они торопились вниз, на шоссе, которое соединяло перевал Арабаконак с городом.
- Братушки, куда вы? В бой? Что, начинается уже, а, братушки? - допытывался встревоженный Коста; поднимаясь на носки, он старался отыскать свою роту.
- Мирон Потапович! - обнаружил он наконец усатого унтера Иртенева. - Куда, брат? Куда вы направляетесь?
Коста всячески показывал строгому Иртеневу, что забыл о прошлом недоразумении, но тот продолжал относиться к нему с неприязнью. Причиной был кошелек Косты - когда унтер вернул его Косте, в нем не доставало золотой лиры и Коста бесцеремонно потребовал вернуть ее. Теперь в ответ на его взволнованные вопросы унтер-офицер лишь кивком головы указал куда-то вперед. Но в ту же минуту из шеренги до него донеслись знакомые голоса. Его окликали кривоногий Фрол, и Иванушка, и красавчик Тимофей, и басовитый Моисеенко. Они говорили, что уходят, что пришел приказ выступать то ли на Правец, то ли еще куда и что вообще прощай, дорогой Коста, будь здоров. Они кричали ему, протягивали на прощанье руки, а он шел рядом с ними. На глазах у него были слезы, и он им что-то говорил на своем смешном русском языке. Все шел и говорил.
Так он дошел с ними до покрытого грязью шоссе. А когда полк направился к Орхание, он вдруг решил проводить друзей до самого городка. Он подумал: "Там я и брата встречу - он в штабе, я ведь это знаю. А может, я встречу его еще и по пути, чего мне дожидаться его здесь?" И он продолжал идти с полком.
В штабе один из переводчиков сказал ему, что доктор Будинов здесь был, но ушел. С тех пор прошло уже несколько часов. Ушел? Куда же ушел? Ведь он его не встречал. Задержался где-нибудь в Орхание, чтоб пообедать или поговорить с кем-нибудь... Все еще уверенный, что он его встретит, и с мыслями о друзьях из Псковского полка, с которыми он только что расстался навсегда, Коста направился к постоялому двору Петко Думбаза, где он уже бывал с братом в тот вечер, когда они ходили показывать полковнику Сердюку тропу. В корчме было полно крестьян и свободных от нарядов русских солдат. Стояла такая духота, что, пока Коста добрался до загородившегося стойкой хозяина, бледного до желтизны, издерганного старика, он весь покрылся испариной.
Хозяин знал Косту - до войны он не раз останавливался у него, но Климента не помнил.
- Но как же ты можешь не помнить его, Думбаз! - удивился Коста. - Ну-ка... Припомни. Ведь мы сидели с ним вон за тем столом. Доктор он, доктор!.. Такой красивый мужчина...
Красивых мужчин много, а Петко Думбаз не женщина, чтобы заглядываться на них. Но он сразу же вспомнил, что днем к нему в корчму заходил какой-то доктор болгарин.
- Он только что уехал на линейке.
- Что? Уехал?
- Да, уехал. Вспомнил. Да, да, вспомнил. Я как раз тогда отлучился... - Петко стал рассказывать, куда ему надо было срочно съездить. - Так вот, когда я возвратился... Такой красивый мужчина, верно? Сел на линейку, они ведь каждый день доставляют сюда раненых и возвращаются... И я слышал даже, как он сказал: к вечеру мы в Этрополе будем!
"Этот хозяин тронутый какой-то, - бормотал про себя Коста, пробираясь к выходу. - К чему Клименту ехать в Этрополе?.. Чего ради? Он меня предупредил бы... Если бы это был Андреа, тогда понятно, но Климент!.. - Он вышел из постоялого двора, и опять его стали грызть сомнения. - Хорошо, но ведь Петко сказал, что это был доктор, и верно описал его... И слышал даже, что тот говорил, черт подери!.."
- Эй! Ты с каких пор здесь болтаешься, давно? - крикнул он молодому парнишке, продававшему салеп, - их несколько вертелось возле постоялого двора, позвякивая бидонами и кружками.
- Берите салеп! Есть горячий салеп! Обжигает! - подбежав, стал нахваливать свой товар парнишка.
- Обжигать обжигает, а огня не видать! Ну, налей мне кружечку... А ты давно уже здесь?
- С самого утра, земляк! Вон там, в сараюшке варим его…
- Ты смотри, какой бедовый! Значит, хорошо выручаете. У вас что, компания?
- Братья мы, - пояснил парнишка и протянул ему жестяную кружку, над которой поднимался парок.
Коста залпом опорожнил кружку, и его горло, пищевод, желудок сразу же обожгло, защипало. Он постоял с минуту, наслаждаясь теплом, потом сунул руку в карман, чтобы заплатить, и спросил:
- Слушай, сюда не заезжала... Ну, как это называется, что раненых возят? Линейка, что ли?
- В обед приезжали много... Уехали. В Этрополе! Пустые.
- Пустые, говоришь? Совсем никого в них не было?
- А может, и был кто. Эй, Дончо! - позвал продавец брата, такого же, как и он, паренька, с пушком на губе, согнувшегося под тяжестью большого бидона с горячим напитком. - Слушай, я никак не припомню, был кто в линейках, ну в тех, этропольских?
- Да, кажется, один братушка был, офицер, и еще один наш... кто-то сказал, что он доктор.
- Ты уверен, что доктор? И что он болгарин... - уставился на него испуганными глазами Коста.
- Что он болгарин, так это точно болгарин. Как это может быть, чтобы я не разобрался, он ведь тоже пил салеп. А то, что он доктор, то его так называл братушка... Понял я только, что он не здешний, пришел с той стороны Балкан... Они все разговаривали, что будут делать в Этрополе. А вот, что они там будут делать, не знаю... Эй, братушки, салеп горячий! Чай, братушки, турецкий чай! - кинулся Дончо к солдатам, шумно вывалившимся из переулка.
Брат последовал за ним. А Коста, удивленный и растерянный, стоял, не зная, как же теперь ему быть.
"Хоть бы Климент сказал мне что, - думал с обидой и злостью Коста. - Ради него оставил я жену и ребенка, чтобы помочь ему, чтобы не был он один. И вот благодарность... Уехал, бросил, - повторял он. Но вдруг его осенила новая мысль. А может, случилось так, что ему просто приказали! Ведь сказал же этот парень: он с каким-то братушкой был... И надолго ли он уехал?.. Как говорит этот парнишка, у них какое-то дело в Этрополе. Значит, могут там задержаться!.. А что, если мне самому отправиться туда, в Этрополе. Городок маленький - порасспрошу людей и найду его", - решил Коста. И, больше ни о чем не задумываясь, отправился в путь. Вскоре он был уже за пределами города.
- О, что это там? - радостно крикнул Коста и остановился. Вдали среди снегов извивалась длинная серая колонна. - Это же мой полк!..
Скоро он догнал колонну. Нашел свою роту, нашел своих друзей. И снова приветствия, снова объятия. Ротный фельдфебель, увидев его среди солдат, недовольно покрутил седой ус, потом улыбнулся и сказал:
- Ну, раз вы никак не можете быть поврозь, придется доложить его благородию. А пока отправляйся в обоз!