"Американская графиня" сидела в небрежной позе, закинув ногу за ногу, на одном из знаменитых бай Радоевых венских диванов. На ней было лиловое в светлых полосах платье. Она курила из длинного мундштука - сущая турчанка. Сидевшего подле нее мужчину Женде было видно только наполовину, но она тотчас решила, что это Филипп. Она заметила и руку другого мужчины - эта рука держала бокал с вином и плавно им покачивала.
Второе окно было задернуто тюлевой гардиной. На ней обрисовывались силуэты мужчины и женщины, и Женда (она наблюдала за ними уже не в первый раз) знала, что это французский консул и Неда Задгорская. Они разговаривали, и уже по тому, как держала голову дочка их соседей - прямо, чуть-чуть ее вскинув, как наклонялась она к важному консулу, было сразу понятно, какая она образованная и как долго училась за границей.
- Ах, счастливцы! - вздыхала Женда, глядя издали то на сестру, то на брата Задгорских; она восхищалась ими и завидовала им.
Глава 5
Консул Леге и Неда уединились в передней части гостиной, уставленной заграничной мебелью. Все вокруг них говорило о размахе и достатке Радоя Задгорского и о его похвальном стремлении идти в ногу с жизнью европейских городов, куда он отправлял своих детей, Неду и Филиппа, на несколько лет учиться, да и сам - честолюбивый и предприимчивый торговец - ездил не раз. С потолка свешивалась привезенная сыном люстра с хрустальными подвесками. У стены рядом с массивным дубовым буфетом с гранеными стеклами стояла Недина фисгармония. Радой купил ее дочери, когда она кончила пансион в Вене. Эта фисгармония, если не считать маленьких клавикордов маркизы Позитано, о которых мало кто знал, была в городе единственным инструментом такого рода. На ее лакированной крышке между двух посеребренных подсвечников желтел дагерротип в рамке. С него смотрела своими миндалевидными глазами Зоя Задгорская - мать Неды и Филиппа, скончавшаяся десять лет назад. Там же стояла хрустальная ваза с цветами, со вкусом подобранными утром самой Недой. Она очень любила это занятие - оно отвечало ее природному влечению к прекрасному, и она отдавалась ему со всем жаром своей пылкой натуры.
Неда была стройная, хорошо сложенная девушка, с тонкой талией, подчеркивавшей ее бюст, и красивыми длинными руками. Ее густые темно-русые волосы были убраны по моде - с буклями надо лбом. Даже издали и с первого взгляда ее тонкое лицо поражало своими пастельными красками, нежными, воздушными, и какой-то особенной выразительностью, которая подчеркивалась ее манерой держаться, естественной, порой ребяческой, а в большом обществе - немного скованной.
Консул Леге, хотя и был на двадцать четыре года старше Неды, тоже обладал привлекательной внешностью: высокий, подтянутый, со скупыми, несколько заученными движениями. Его темные волосы, разделенные посередине пробором, серебрились на висках. Одевался он со вкусом, умеренно придерживаясь моды.
Оказавшись наконец с глазу на глаз с Недой, Леге поспешил сообщить ей о приезде своей матери.
- Вы могли бы меня предупредить, Леандр! Приглашаете мать, а я ничего не знаю, - произнесла она обиженно.
- Но я ее не приглашал, клянусь вам!
Неда резко повернулась в своем кресле, и под натянувшейся зеленой туникой обрисовались ее бедра.
- Вы, кажется, мне не верите, Неда, - промолвил он, деликатно отведя взгляд от ее колен, и посмотрел ей в глаза.
- Вы знаете, что я всегда вам верила.
- Поймите, дорогая, я сам удивлен! Чтобы моя мать, для которой было целым событием собраться к сестре в Амьен, предприняла такое путешествие!
- И чем вы это объясняете? - спросила она с затаенной обидой.
- Чем? Боже мой! Несомненно, она догадалась из моих писем о наших намерениях. Дорогая, ведь она мать! Уведомить ее было моим долгом... И потом, войдите в мое положение - она лучше всех знает, как я намучился со своей бывшей женой... И, конечно, она думала о ребенке!
- Да, конечно, она думала о Сесиль, - побледнев, повторила Неда и взволнованно подалась вперед. - Но согласитесь, теперь мне предстоит играть незавидную роль, - добавила она.- Помню, в Вене нас водили на какую-то выставку. Я буду чувствовать себя точно так же, как те несчастные рысаки...
- Вы сейчас возбуждены и все преувеличиваете.
- Ничуть. Я болгарка, Леандр, и вы знаете, что я не стыжусь этого... Что я страдаю за судьбу своего народа... Но боже мой, чего только я не наслышалась о моих соотечественницах от ваших дам из миссий!
- В данном случае сравнение будет только в вашу пользу, дорогая. В нашу!
"Сравнение!.. Исключение!.." - с иронической гримаской подумала она. Как унижали ее эти слова в последние годы пребывания в Вене, когда подруги стали наконец держаться с ней, как с равной!.. И сейчас она всей душой хотела, чтобы Леандр без обиняков заявил, что он всецело на стороне всех ее соотечественниц - не только на ее стороне! Даже если солжет, все равно пускай так скажет! Но беспристрастный, как всегда, консул своим молчанием подчеркивал, что она от них отличается, и то, что иногда ей льстило, теперь заставляло страдать и чувствовать себя униженной.
Он бросил быстрый взгляд в глубину гостиной, на сидевших подле миссис Джексон мужчин, убедился, что они заняты разговором, и продолжал еще настойчивей:
- Да вы кончили пансион, Неда! Точно такой же, какой кончила и моя мать! Я вас уверяю, любое сравнение с вашими соотечественницами...
- Если ваша мать вообще его сделает! - прервала его Неда. - Но и тогда, что от этого для нее изменится? - добавила она с горечью, и глаза ее от обиды потемнели.
- Нет, я вас не понимаю, - Леге развел руками. - Что я еще могу сделать? Вы знаете мои чувства к вам, знаете, что они неизменны. Знаете, что у меня уже давно сложился свой взгляд на положение вашего народа, что я помогаю ему всем, что в моих силах... А моя книга? Будьте же справедливы! Неужели я могу не радоваться приезду своей матери? Несмотря ни на что, я рад, Неда!
- Я понимаю, - согласилась она. - И я рада.
Однако их лица выражали скорее смятение и растерянность.
- Да, рада, - повторила она горько. - И все же у меня есть к вам одна просьба, Леандр. Обещайте мне ее выполнить.
- Обещаю.
- Вы избавите меня от унижения, не правда ли? Вы скажете ей - надеюсь, вы это уже сделали, - что я не навязываюсь... Нет, не прерывайте, выслушайте меня. Что я вас люблю - за ваше благородство, за вашу большую культуру... не знаю сама, за что еще... да, это я могу утверждать открыто, с чистой душой... Но как бы вам объяснить?.. О, она может принять меня за одну из тех женщин, которые льстятся только на положение мужчин, на их богатство…
- Дорогое дитя! Вы сами богаты, вы красивы, молоды...
- Нет, это было бы ужасно! - едва не вскрикнула она, с силой прижав руки к груди. - Если она так подумает обо мне, если вы позволите ей так думать, Леандр, боюсь, что я вас разлюблю!
Неда говорила все с большей горячностью. Вспыхнувшая в ней гордость преобразила ее, от изящного кокетства и сдержанного такта, которые ей привил пансион, не осталось и следа.
- Дорогая моя! - прошептал он, глядя на нее с восторгом и изумлением, и, склонясь над нею, взял ее за руку. - Как вы все усложняете...
***
Тем временем Филипп, для которого появление в их доме американки было особенно волнующим событием, восседал на своем стуле торжественный, сияющий и немного смущенный. Он с трудом отрывал глаза от блиставшей в короне огненно-рыжих волос миссис Джексон, возбужденно кивал двум другим ее собеседникам (вместе с Леге пришли познакомиться с ней майор Сен-Клер и маркиз Позитано) и снова устремлял взгляд на красивую корреспондентку. Он бессознательно улыбался каждому ее намеку, предупреждал каждое ее желание, спешил показать ей все новшества в своем доме, блеснуть перед ней своим умом, доказать ей, что он давно уже не такой, как те его соотечественники, каких она встречала или еще встретит в Софии. Но умная, многоопытная миссис Джексон в этот вечер не делала никаких сравнений. Для нее Филипп Задгорский был молодой, красивый, сильный мужчина, к тому же болгарин, а значит, с какой-то долей экзотики. Вино прогнало ее усталость, мужское окружение и остроумная беседа приятно волновали. Хотя в их компании Леге не было, разговор и здесь шел по-французски. Филипп, обучавшийся в Париже, хорошо владел этим языком, едва ли не лучше остальных; это в свою очередь поднимало его дух.
- Вы просто разрушаете все мои представления, господа! - говорила Маргарет, держа в уголке рта длинный филигранный мундштук, с которым не расставалась после того, как Филипп доверительно признался ей, что получил его в подарок от какой-то дамы из гарема. - Итак, что же вытекает изо всех ваших слов? А то, что болгарское население - ведь ради него и ведется война! - что оно настроено вовсе не так уж русофильски, как это изображает, скажем, "Дейли ньюс". Сюда доходит "Дейли ньюс", майор? - обратилась она к сидящему слева от нее Сен-Клеру, так повернув голову, чтобы ее выразительное лицо оказалось в наиболее выигрышном освещении.