- Посмотрим, чего они там еще надумали... Ты что, Климент, сказать что хочешь?
- Да, отец. Коста, иди и ты сюда, оставь свой кофе!
- А чего у тебя такое? Собираешься речь держать?
Климент остался серьезным.
- Мы с Андреа хотим рассказать вам кое-что важное.
Услышав свое имя, Андреа удивленно обернулся. Он стоял у кухонного окошка и, ни о чем не думая, смотрел во двор, слушал вполуха их разговор, полагая, что они все еще говорят об Илии-эфенди и чорбаджиях. Но, когда он встретился глазами с Климентом и почувствовал его затаенное волнение и решимость, его последние слова эхом отозвались в его памяти.
- Постой, сначала я расскажу тебе о подкреплениях.
- Которые прибудут с Сулейманом?
- Да, четыре пехотные дивизии. И при них сколько положено артиллерии. И еще конница.
- Не может быть! Да это ж силища! Целая армия!
Андреа пожал плечами.
- Слушай, когда я тебя встретил во дворе, ты ведь про это не знал?
- Потом узнал.
- Когда? Только что? Ты должен сказать мне, от кого ты узнаешь все...
- Я тебе не скажу.
- Андреа, это нешуточное дело! Может быть, кто-то обманывает тебя и мы все будем обмануты?
- Клянусь, эти сведения из самого надежного источника.
- Но назови его тогда... - настаивал Климент.
Андреа упорно избегал его взгляда. Лицо его красноречиво говорило: напрасно допытываешься! Но можно ли тогда ему верить? Именно упорство Андреа казалось почему-то Клименту самой верной гарантией. А разве не подтверждали эти сведения намеки консула Леге, Джани-бея и еще тех двух турецких военных, что приходили утром инспектировать лазарет? Так или иначе, Климент поверил Андреа. Но мысленно он продолжал искать, допытываться. "У кого? У кого же в самом деле он узнал? До таких сведений Андреа мог добраться только через какую-нибудь высокопоставленную особу. И он держит это имя в тайне! Значит, это женщина. Или, может быть, он пробрался в чей-то гарем? Чепуха! Наивные предположения. Эта женщина где-то здесь, рядом. Умная. Возможно, иностранка. Маргарет! - Эта догадка обожгла Климента - неужели его брат... - А чему я удивляюсь? Какова она, таков и он, нашли друг друга. Наверное, она узнает новости у своих друзей, а Андреа выпытывает их у нее. Да, да, это так. Через нашу заднюю калитку, через их заднюю калитку, прямо в пристройку. Может быть, ее уродина служанка открывает ему дверь... А разве исключено, что он имеет дело с этой страхолюдкой?.. - Но такое предположение показалось Клименту непристойным, оскорбительным не столько для его брата, сколько для него самого, для всей их семьи... Он тотчас отбросил его и вернулся к Маргарет Джексон. - Это она!" - возмущался поведением брата Климент.
Не отрывая глаз от Андреа, он сказал:
- Тебе удалось узнать, когда они прибывают?
- До конца декабря будут здесь.
- До конца декабря, - повторил Климент, а сам думал, сумеют ли русские пополнить свои запасы продовольствия до конца декабря.
- А откуда они прибудут? Ты знаешь? - спросил Коста.
- Их перебросят с Русенского фронта. Через Варну. Там будут и новые части. Их должны перегруппировать в Константинополе, а оттуда по железной дороге доставить сюда...
- Это вы о чем?.. Какое вам дело до всего этого? - встревоженно спросил старик. - Эй, слушайте! Мы ведь говорили совсем о другом... Ох, чует мое сердце, тут не без Андреа...
Андреа усмехнулся: уж известно, он всегда как бельмо на глазу.
- Сердце тебя не обманывает, отец, - сказал Климент. - Но эти сведения в самом деле очень важные! Я думаю, даже исключительно важные для наших освободителей! Ты помнишь того человека, который как-то приходил к нам, Дяко? Он был оттуда!
- Тот поздний гость? А чего он хотел от вас? - дрожащими губами промолвил побледневший отец.
- Мы дали ему сведения о турецком тыле.
- Сведения о турецком тыле?.. Да вы что, оба разума лишились? - крикнул Слави. - Хотите, чтоб вас повесили? Андреа, это ты его привел!..
- Чего тут зря говорить! - возбужденно прервал его Андреа. - Отец, дело такое: завтра я ухожу к русским!
Старик опешил; он склонил поседевшую голову и посмотрел на сына недоверчивым, холодным взглядом.
- Ты что, выпил? - спросил он тихо.
Андреа сунул руку в карман, достал подорожную и показал ему.
Старик пошатнулся, схватился рукой за край стола.
- Нет! Нет! Запрещаю! - крикнул он, - Да есть ли у тебя голова на плечах? Есть ли у тебя сердце? Климент, Коста, да скажите вы этому полоумному!
- А что мы ему скажем? - раздался от очага голос Косты, он наклонился, чтобы снять кофе. - Он мыслями уже там.
- Ох, господи боже мой, пресвятая богородица... Какие времена, какие времена! Вырасти выросли, а ума не нажили!.. А ты, Климент, что молчишь? Ты старший, скажи им...
Лицо Климента приняло твердое выражение.
- Андреа, ты не должен ехать. Ты обязан продолжать, Андреа!
- Что продолжать?
- Доставать сведения. Ведь ты один имеешь доступ к этому источнику.
Худое лицо Андреа вытянулось, глаза заблестели. Но именно потому, что брат затронул самое чувствительное его место, посыпал солью рану, именно потому, что в душе у него запело: "Ты останешься, ты будешь видеть ее каждый день, каждый вечер!" - в нем вдруг проснулось самолюбие, заглушив все другие чувства. Он подошел к столу и, ударив по нему кулаком, крикнул:
- Сведения нужны им! Какой толк, что мы говорим о них здесь, за закрытой дверью?
- Я все понимаю не хуже тебя.
- Тогда не вмешивайся! Не беспокойся, я пройду. У меня с собой карта, я наметил маршрут. И вообще... сами видите, что в Софии мне больше делать нечего! - сказал он с горечью, желая еще усилить свою боль.
А Климент понял его по-своему: "Наверное, она ему уже надоела!" Но это не помешало ему сказать:
- Ты свои мальчишеские выходки оставь, Андреа! Если бы ты не был нужен здесь, я и не подумал бы настаивать, чтобы ты остался... Я знаю, что ты в любой момент можешь впутаться в какую-нибудь историю. Но ты не хочешь назвать свой источник, верно? И, как я вижу, другой человек не имеет к нему доступа... А может, имеет? Например, я? Молчишь? Ясно, ясно... И ты все еще думаешь, что для русских ты полезнее в Орхание, чем находясь здесь?..
- Но они сначала должны узнать то, до чего мы уже добрались!
- Найдется кому доставить сведения!
- Кто же их доставит?
- Я.
Андреа побелел, а Коста поставил кофейник прямо на скатерть и, спохватившись, снова взял его в руки.
- Климент! - сказал старик. - Климент, и ты тоже, сын? Да как же ты можешь?
- А почему я не могу, отец? Рассуди сам! - Доводы, приходившие ему в голову раньше, теперь показались ему бесспорными, и он стал их перечислять, стараясь убедить отца. - У меня есть мундир. Есть документ, что я военный врач. Я могу беспрепятственно дойти до самых их позиций. И, наконец, я знаю русский язык! Мне поверят! Я в этом убежден! И там есть гвардия, а гвардия из Петербурга, и не исключено, что я найду там знакомых...
- Но ты не знаешь гор! Ты никогда не ходил на большие расстояния! - прервал его Андреа.
- Господи, помоги! - сказал со стоном отец. - Оба вы одинаково ничего не знаете! Послушайте меня, ребятки! Видно, у меня уже нет над вами власти, но послушайте меня, хоть вы меня и ученей. Я ведь пожил немало и кое-что видел на свете. Это не шуточное дело. Зима. Вас сразу заметят. Схватят!..
- Поговорим, когда вернусь, отец, - сказал Климент и ласково похлопал его по плечу. - Тогда уже ты пойдешь, Андреа, - продолжал он, обращаясь к брату и делая вид, что не замечает его протестующих жестов. - А пока ты здесь, смотри в оба! Все, что узнаешь, запоминай... А лучше всего записывай условными знаками.
- Да вы представляете себе, что это значит: пойду и вернусь! - крикнул рассерженный Слави и встал между сыновьями, широкий и плотный. - Совсем головы потеряли! Хотя бы знали, где и как пройти! Возле Чурека есть тропа... и еще одна - через Умургач... Да как вы ее найдете? Я столько раз по ней ходил и то в такой снег заплутался бы!
- Постой! Постой! - схватил его за руку старший сын. - Андреа, ты показывал какую-то карту. Австрийскую? Иди сюда, отец! Смотри! Вот он, Арабаконак. Вот здесь и укрепления. А вот тут, налево, село Чурек. А где, ты говоришь, здесь тропа через горы?
Они склонились над картой. Свет висячей лампы падал на их сомкнувшиеся в кружок головы. И старик сам не заметил, как надел очки.
- Нет, я здесь ничего не пойму, - сказал он, разглядывая внимательно карту. - Так я не могу. Там есть одна речушка. И если пойти по ней... Нет, нет! - опомнился он. - Я ничего вам не скажу... Здесь сидите, и тот и другой. Когда придет время, освободят и нас, как всех!
- Тропа, о которой ты говоришь, отец, ведет на Врачеш, а оттуда на Орхание, - неожиданно вмешался Коста.
- Ты ходил по ней? - живо обратился к нему Климент.
- А как же? Всякий раз, как мы с отцом отправлялись в Орхание, мы только по ней ходили. Так, отец? - сказал Коста с примиряющей улыбкой.
- Будет тебе! Замолчи! Мы только что убедились, что это безрассудство...
- Почему безрассудство? Там братушки. Им ведь нужно?
- А тебе откуда знать, чего им нужно и чего не нужно? - вскипел отец.
- Я знаю! Знаю!
- Не горячись, Коста, - остановил его Климент. - Бери карандаш. Нарисуй нам эту тропу. Андреа, принеси сверху и другие карты.
Андреа поспешно вышел, а Коста взял карандаш, склонился над картой, но бесчисленные тонкие линии, которые, извиваясь, как женские волосы, переплетались на желтой бумаге, только его запутали.