- Хоть сегодня вечером ты мог бы быть другим, - сказала она разочарованно.
- Каким? Объясни.
- Извини, к нам идет Леандр с господином бароном. Ты знаком с бароном Гиршем? - спросила она, глядя через плечо на Андреа. - Очень симпатичный человек, я тебя познакомлю!
- Не испытываю ни малейшего желания, - неожиданно грубо сказал Андреа.
Не поклонившись ей и не позвав брата, он пошел в зимний сад, провожаемый любопытными взглядами Джузеппины Позитано и Жаклин де Марикюр, стоявших неподалеку с Джани-беем, слывшим галантным кавалером. Дамы смеялись его шуткам и при этом не упускали из виду ни одного из проходивших мимо мужчин.
Андреа не обратил на них внимания. "Бароны, графы, маркизы... Поневоле закружится голова, - думал он. - Что у нее теперь общего с нашими ремесленниками, скромными торговцами, с учителями вроде меня?" Он с удивлением заметил, что и себя причислил к тому же ряду людей, которыми пренебрегают. Но тут же другая мысль отвлекла его. Он понял, что его рассердило не столько упоминание о бароне, сколько то, как тепло и интимно она произнесла имя "Леандр". "Ко всем чертям и ее и ее Леандра!" - с гневом подумал он, входя в зимний сад.
В зимнем саду были одни мужчины. Они курили и так увлеклись разговором, что никто из них не заметил Андреа.
***
Здесь, как и в большом салоне, все говорили по-французски. Центром внимания был изможденный человек с рыжеватой бородкой, как скоро понял Андреа, корреспондент "Дейли телеграф" мистер Гей. Накануне он приехал из Плевена и сейчас рассказывал о своих злоключениях.
Стоявший рядом с ним Фред Барнаби часто прерывал его ироническими репликами, а маленький маркиз Позитано, нетерпеливо поглядывая то на одного, то на другого, едва сдерживал себя, чтобы не вмешаться в разговор, и время от времени, словно судья, жестом указывал, кому предоставляется слово.
Мистер Гей говорил:
- Нет, господа, уверяю вас, это действительно невозможно! А уж в вашем присутствии, мистер Барнаби, я бы тем более не позволил себе излишней чувствительности...
Маркиз сделал знак рукой, и Фреди, точно он ждал этого знака, тотчас прервал корреспондента.
- То, что вам это удалось, вас опровергает, Гей!
Позитано опять сделал знак рукой.
- Это чистая случайность, господин Барнаби! Мы просто шли с Хасаном наугад. Другого выхода у нас не было. Нам повезло. Если бы не туман, нас непременно схватили бы. Кольцо плотно сомкнулось вокруг Плевена, господа, и продолжает сужаться... Рассказывать вам о том, как усилились вокруг Плевена русские укрепления, право, не стоит. За первым кольцом второе, третье... Ну, а что до тумана, господин Барнаби, в данном случае он не дает тех преимуществ, на которые вы рассчитываете. Вероятность, что вы не провалитесь в какой-нибудь русский окоп, одна к тысяче!.. Нет, я решительно вам не советую!
- Благодарю вас, Гей! И все же я попытаюсь! Если вы сумели выбраться из крепости, почему бы мне не суметь пробраться в нее?
- Счастливого пути вам, сэр! А я радуюсь тому, что я здесь! - заметил корреспондент.
Маркиз Позитано снова подал знак, но оба спорщика молчали, и он спросил корреспондента с подкупающей улыбкой:
- Может быть, господин Гей объяснит нам поподробнее, почему он испытывает радость?
А один из немецких корреспондентов, высокий, приятный блондин добавил:
- Коллега Гей предпочитает сперва напечатать об этом в своей газете. В конце концов, ему за это платят!
Все рассмеялись.
- Внимание, господа! - воскликнул Позитано. - Дорогой Гей, будьте любезны, повернитесь немножко сюда - наши друзья Мустафа-бей и Ахмед Шюкри, я уверен, интересуются этим не меньше остальных...
Поглощенный своими мыслями, мистер Гей то ли его не слышал, то ли притворился, что не слышал. Он зажег папиросу, сделал затяжку и, выпуская дым, сказал:
- Дантов ад и все его девять кругов, Люцифер... и кто там еще, я уже забыл - все это бледнеет перед тем, чего я навидался за несколько месяцев в Плевене.
Оба турка, которым было плохо слышно, поспешили занять более удобное место и встали позади Андреа, он слышал у себя за спиной их сопение.
- Что рассказать вам о позициях, - несколько рассеянно начал Гей. Его взгляд остановился на каком-то тепличном растении. - Зеленые горы, Гривица, Опанеша... - Эти названия ничего не говорят тому, кто там не был. Вы судите только по цифрам: столько-то атак и контратак, столько-то тысяч убитых и раненых. К тому же мне известно наперед, что вы знаете о сражениях все, что вам хочется знать...
Он перевел взгляд на турок, стоявших позади Андреа, а потом на соседа Позитано - обрюзгшего турецкого полковника.
- Нет, господа, не то, что происходит на позициях, заставило меня сорваться оттуда... Ваши войска сражаются стойко. Храбрые солдаты.
- О Гази Османе, о победителе расскажи!..
- Маршал - человек твердый, смелый, непреклонный... Он в своей стихии, и, можно сказать, благодаря ему...
- Да пошлет ему аллах еще много побед! - воскликнули в один голос все три турка.
А полковник удовлетворенно добавил:
- Тогда все будет хорошо!
Гей опять остановил на нем взгляд и задумчиво затянулся папиросой.
- А как русские? - спросил Гея полковник Аликс.
Он стоял все время молча и неподвижно, словно статуя. И, задав вопрос, снова будто окаменел.
- Русские? - оживился Гей. - Факты требуют, чтобы мы не скрывали правду. Осада одинаково тяжела и для них, да! Вероятно, они несут вдвое большие потери.
- Слава аллаху...
- Но они дерутся, господа! Они дерутся так, что... Да, понимаю, это не очень нравится господам турецким офицерам! Впрочем, я только корреспондент, который к тому же уезжает в Англию. Я не намерен высказываться по военным вопросам.
Последняя фраза Гея прозвучала холодно и неприязненно. Он иронически улыбнулся. И эта столь заметная перемена, которая, наверное, оскорбляла трех османов, отозвалась в Андреа бурной радостью. "Вот чистая правда, - подумал он, - хотя и сказанная не до конца. Но скрыть ее англичанин не мог..."
- Но ведь вы же обещали нам, господин Гей, рассказать о мертвом городе...
Все насторожились. И вдруг через широкие стеклянные двери, соединявшие зимний сад с салоном, ворвались звуки веселой музыки, и это было так неожиданно и так не вязалось с разговором, что на какое-то мгновение все оторопели...
- Да, о мертвом городе, - повторил Гей, возвращая своих слушателей к прежнему серьезному настроению. - Я говорю не о крепости Плевен с ее пятьюдесятью тысячами защитников, а о городе Плевен с его двадцатью тысячами жителей, из которых осталась половина... или нет... четверть... Невозможно представить себе что-нибудь более ужасное, более душераздирающее.
- Господин Гей, вы меня просто поражаете!
- Можете сколько угодно иронизировать, господин Барнаби. Еще совсем недавно я думал точно так же, как и вы. Но люди там уже несколько месяцев без крошки хлеба... Я заранее знаю, вы мне скажете: "Все идет для армии". Согласен. И все же подумайте: целый город - женщины, дети, мужчины, которых иной раз заставляют по целым дням рыть окопы и не дают им потом ни крошки хлеба…
- Вы, насколько я понимаю, говорите о болгарах? - мрачно сказал стоявший позади Андреа турок.
- Да, население города преимущественно болгарское.
- Тогда так им и надо, - позлорадствовал турецкий полковник. - Мусульмане за них сражаются - пускай поголодают... - И он захихикал, но встретил поддержку только у своих соотечественников.
- И все же они что-то едят? - спросил один из корреспондентов, быстро строчивший в своем блокноте.
- Едят - кукурузные початки и стебли, траву, толченую виноградную лозу... но скоро и того не будет. По улицам бродят обезумевшие от голода люди... буквально скелеты... Вымирают целыми семьями... Никто не зарывает мертвецов. В лучшем случае их бросают в Тученицу.
- Это река?
- Да, река. Из нее пьют воду.
- Но, в таком случае... эпидемии?
- Вы правы! Брюшной тиф, сыпной, холера. Все сразу. Не поймешь что, да никто и не старается понимать. В общем, дальше некуда. Сплошное кладбище.
- А наша санитарная миссия? - спросил кто-то из младших английских офицеров.
- Плевен больше не нуждается в медиках. Сам город изолирован от позиции - есть строгий приказ Осман-паши никому не заходить на его территорию. Там действует его правило.
- Какое?
- Весьма недвусмысленное, господин Барнаби. "Когда тебе остается только сражаться, ты не интересуешься тылом!"
- Великое правило! - вскричал один из турок.
Двое других его поддержали:
- Эти слова войдут в историю!
- Может быть, - сказал мистер Гей. - Но великие слова - это одно, а смотреть, как тысячи людей умирают у тебя на глазах, умирают не в бою, а запертые словно в мышеловке, обезумевшие от ужаса и голода... Нет, я предпочел не быть там. И вообще, благодарю покорно, я сыт войной! Иногда задаешься вопросом: где корень этого страшного зла? Может, вы мне объясните, господин Барнаби?
- Нет, я не в состоянии сделать это, дорогой Гей! Я и себе самому не задаю таких вопросов. Единственное, что меня интересует в данный момент, - это как туда проникнуть. Испытать самому! Увидеть! Это моя страсть... А, вот как раз вовремя! - воскликнул Барнаби, просияв, и все обернулись к двери, ведущей в салон.
Оттуда входили, взявшись под руку, увлеченные дружеской беседой, генерал Бейкер и Шакир-паша.