Решил: если будут отбирать часы, отдам без сопротивления. Если попробуют тронуть Циалу, вцеплюсь в горло.
- Так попросим что-нибудь на память? Ну хотя бы эти часы. Говоришь, не отстают?
Подошел Шалва и сказал негромко:
- Я прошу тебя, отдай, - и добавил еще тише: - Я верну их тебе, даю слово. Ни о чем не спрашивай, отдай.
Я стал неторопливо расстегивать ремешок.
- А ну быстрее, гад! - подошел верзила и больно обхватил пальцами мою шею. - Ждешь, пока не появится кто-то. У-у-у, смотри, пикнешь, убью.
Я отдал часы.
Недалеко послышалась песня.
Возвращалась последняя подвыпившая компания. Трое растворились в темноте. Циале стало плохо, и она бессильно опустила голову на мою грудь. Я поцеловал ее и похлопал по плечу.
Мы присоединились к компании. Циалу била мелкая дрожь. Я чувствовал свою беспомощность и бессилие и знал, что не должен ничего говорить.
- Ну вот, Иванэ Мтацминдели был, без сомнения, человеком, умевшим верить в свою звезду. Ради большой цели он не замечал малых неприятностей. Без них жизни не бывает…
- Да заткнись ты!
Мне было жаль часов, подаренных мамой и Тенгизом к моему двадцатилетию. Их купил Тенгиз на Дезертирке у какого-то спившегося интеллигента; часовой мастер, к которому Тенгиз пошел за советом, долго и любовно осматривал часы и сказал, что таких теперь не делают и за них не жаль никаких денег. Часы были позолоченные, шестигранные и заводились ключиком. Ключик оставался дома, и мне немного было жаль похитителей - за часы без ключика им много не дадут. Но себя мне, разумеется, было жаль несколько больше.
Циала говорила, что я реагирую на все неровности жизненного пути с чуткостью велосипеда на перекачанных камерах. Просто иногда надо затормозить и проехать ухаб на малой скорости. Но это мне не удается. Так же как не удается объезжать ухаб или рытвину стороной. Какая-то неведомая сила тянет меня в эпицентр событий, иногда не очень приятных. И когда Шалва заметил, что, кажется, знает немного человека по имени Миша, что он будто бы живет на спуске Элбакидзе, рядом с домом школьного товарища Шалвы, я понял: в ближайшее время не будет для меня ничего важнее и желаннее, чем встреча с этим достопочтенным гражданином с глазу на глаз.
- Не вздумай связываться, не подумай только искать его, ведь потом в город один не сможешь выйти. Ради бога, Шалва, не фантазируй, не может быть, чтобы человек жил чуть не в центре и занимался такими делами, - сказала Циала.
- По-моему, он раньше работал в мясном магазине и недавно вышел из тюрьмы.
- Тем более, тем более. Плюнь на эти часы, прошу тебя, дай слово.
- Насколько я знаю Отара, ему такого слова лучше не давать. По-моему, нам все же есть смысл встретиться с Мишенькой.
- Ты с ума сошел! - Циала дышала негодованием. - Что за глупая мысль пришла тебе в голову? Вы что, хотите, чтобы я боялась с вами выйти в город?
- Послушай, доченька, - покровительственно сказал Шалва, - возможно, это действительно не тот Миша. Что мы будем раньше времени волноваться? Разве я не мог ошибиться? Прошло столько лет.
Мы дошли до дома Циалы, дождались, пока она не поднялась к себе и не просигналила светом в окне.
Условились, что ночевать Шалва будет у меня, нам предстоял неблизкий путь, шли мы неторопливо по засыпанным кирпичным песком дорожкам Александровского сада, и, когда вышли к мосту, Шалва сказал:
- Нет, я не ошибся. Это именно тот самый Миша. Мы как - прямо утром к нему с визитом или перенесем его на день?
Шалва не бравировал. Я знал, он думал, как бы помочь мне быстрее забыть об унижении, которое мы испытали. Шалва говорил однажды - не беда, что у нас немного денег, нет хороших костюмов и не всегда бывает обед, мы не можем считать себя бедными и обделенными судьбой, потому что у нас есть одно богатство, не имеющее эквивалента. Это богатство называется чувством собственного достоинства. Как только мы начинаем терять его, делаем первый шаг к самой разнесчастной бедности. Надо больше всего бояться этого первого шага. Вот и сейчас он тоже боялся. За меня, за себя. Мы могли бы сказать себе - черт с ними, с часами. Циала права, возможно, это на самом деле бандиты, потом беды не оберешься. Не знаю, как объяснить, но мы не были приспособлены к тому, чтобы взять в союзники этот довод. И вот Шалва предложил нанести утренний визит в дом на спуске Элбакидзе.
Тут я вспомнил о бывшем моряке Феде Завьялове, человеке отзывчивом, бесшабашном и разгульном. Посоветовавшись, мы с Шалвой решили взять его с собой.
Федя внимательно выслушал нас, буркнул несколько раз самому себе "вот какое дело", наскоро умылся и сказал, что не надо ничего с собой брать, у него есть палка с набалдашником, которой хватит. Федя надел для бодрости духа тельняшку, и ни свет ни заря мы подошли к тому дому на спуске Элбакидзе, в котором жил школьный товарищ Шалвы. Он подтвердил, что Миша недавно вернулся издалека и теперь пьет напропалую.
- Если что-нибудь случилось, лучше с ним не связываться.
- Ты, приятель, покажи, где он живет, а мы уж сами решим, стоит или нет, - хмуро заметил Федя.
Сперва из дому вышла сестра Миши, которая поклялась, что его дома нет, а уже потом вышел он сам и угрюмо спросил, чего от него надо.
Сердце радостно и тревожно забилось - главное, это был он, и теперь уже не от нас зависело, как развернутся события. Мы имели право действовать только так, как должны были действовать.
- Этот рахитик, что ли, вчера пришвартовался к вам? - лениво осведомился Федя, должно быть, неплохо владевший искусством сразу же ставить противника на место. Он оглядел Мишу с ног до головы и для порядка спросил: - Сейчас начнем или погодим?
- Погодим, погодим. - Шалва подошел к Мише и, неожиданно присев, сделал вид, что хочет нанести удар под дых. Миша машинально отпрянул, закрылся рукой, выдал себя: значит, не такой смелый, каким казался вчера.
- Ну, ну, не шали, думаешь, я помню, с кем был вчера и что вчера было?
- Так, может, напомнить ему? - нетерпеливо спросил Федя, который флотским нутром своим не выносил несправедливости и обмана. И он слегка подкинул палку с набалдашником и ловко поймал ее.
- Где часы? Где его часы? Если успели продать, пожалей свою голову, мы ходить и жаловаться в милицию не будем. Так ли я говорю? - обратился к нам Шалва.
- В самый раз, - с готовностью откликнулся Федя.
Я боялся, что Шалва запсихует. Вообще на моей памяти это с ним случалось не часто. Но если на него нисходил псих, то удержать его можно было лишь с великим трудом. В такие минуты ему было на все наплевать, он не думал о последствиях, он давал волю чувствам, не совсем ладно у него это получалось, хотя отказать в искренности было нельзя.
- Боюсь, что Захари уже спустил часы. Насколько я помню, у него не оставалось ни копейки, а он после такой ночи не может обойтись без хаши. Инвалидом становится. - Миша посмотрел на нас, ища сочувствия.
- А ну пошли к Захари! - потребовал Федя.
- Ты что, в уме, разве его сейчас найдешь? Его только вечером можно найти.
- Где найти?
- Газированную воду продает. В Муштаиде.
Шалва слегка пришел в себя. Теперь оставалось набраться терпения и дождаться вечера. Мы отправились прямо в Муштаид, заказали три хачапури и три бутылки лимонада. Миша сидел в стороне, мы и не думали его угощать. Он сидел, глотал слюну и смотрел куда-то в сторону. Шалва крепился-крепился, не выдержал и сказал:
- Иди сюда, садись, тетя Маша, еще одно хачапури и один лимонад. Федя, подвинься немножко.
Федя с удивлением посмотрел на меня, молча подвинулся.
Миша не заставил повторять приглашения. Хачапури он слопал в два счета, но до лимонада не дотронулся. Подошел к буфетчику и пошептался с ним. Потом как ни в чем не бывало вернулся.
Минут через десять тетя Маша принесла на подносе три бутылки вина, зелень, сыр и колбасу.
- Что за новость? - вспылил Шалва.
- Дорогой, ты мне уважение сделал. Ты что, думаешь, я ничего не понимаю, да? Ты, наверное, решил, что я думаю, что одни старые часы лучше трех новых друзей, да? Вот твои часы, возьми. Выпьем за наше знакомство.
Под вечер рядом с нами оказался верзила. Его звали Захари. Первым делом он выпил за наше здоровье, О вчерашнем никто не вспоминал. Федя говорил, что никогда не привыкнет к этому городу.
Мито особый человек. Быть его старшим братом - искусство. Для этого надо иметь кое-что еще, помимо звания студента и приятельских связей с управдомом. Например, навыки укротителя, гипнотизера и пожарного, который не теряет присутствия духа в самых острых переделках и смело бросается туда, где горит.
Могучая и непобедимая наука педагогика, которую мне втолковывают вот уже какой год, сталкиваясь с поступками и взглядами пятилетнего гражданина Мито, выкидывает белый флаг.
Семейный совет постановил определить Мито в детский сад.
Позже я узнал, что в тот день основательно тряхнуло Галапагосские острова; самый главный остров был похож на старый полосатый тюфяк, из которого выбивают пыль. В другом конце земного шара ожил некогда грозный вулкан, который считали погасшим навеки. Из жерла вырывались тучи пепла. Посрамленные вулканологи, слетевшиеся к подножию знаменитой горы, глотали скупые мужские слезы и, сняв шляпы, подставляли головы под пепел.
Но это были не главные мировые неприятности. В тот день Мито начал ходить в детский сад.
Накануне был разговор с мальчиком.
- Мито, - проворковала Елена, - я купила лимонад, и как только ты придешь из детского садика…
- Хочу паровоз, - заявил Мито и задумался, не продешевил ли он.
- Подумаешь, завтра пойдем и купим, - пообещала мама.