Бесекерский словно оправдывался перед кем-то. Испуганно, с тревогой прислушивался он к угнетающей разноголосице пурги и ходил, ходил, метался по комнате. Он даже забыл о своей карте, которая по-прежнему лежала на столе. С того дня, как стало известно, что Колчак арестован большевиками, Бесекерский больше не интересовался положением на фронтах. Он понял, что теперь-то красные победят.
Бежать, бежать из России. Приехали сюда, на Чукотку, ревкомовцы и расстреляли Громова и других колчаковцев; теперь Бирич с американцами и своими приспешниками свели счеты с красными. А весной их всех расстреляют большевики, которые обязательно приедут сюда, Нет, нельзя здесь больше оставаться. Надо бежать. Он не будет ждать весны. Он уедет немедленно, прямо отсюда в Америку. Проехал же этот американец Рули с Аляски на нарте через Берингов пролив. Вот этим путем и уедет он, Бесекерский. Исидор Осипович остановился у Стола, еще сильнее прикрутил фитиль лампы. В комнате воцарился полумрак.
На цыпочках, бесшумно, точно крадучись, Бесекерский подошел к небольшому шкафчику со стеклянной дверцей. За ней, на узких полочках, застланных белой бумагой, стояли многочисленные пузырьки и флакончики с лекарствами. Исидор Осипович взялся за верхний карниз шкафчика и осторожно отодвинул его от стены. От напряжения и волнения у него налилось кровью лицо. Под шкафчиком оказался небольшой, с пол-аршина в длину и столько же в ширину, прорезанный в полу люк.
Исидор Осипович подошел к буфету, достал из ящика столовый нож и вернулся к люку, опустился перед ним на колени. Просунув конец лезвия ножа в щель, Бесекерский осторожно приподнял крышку люка и, подхватив ее рукой, отложил в сторону. Все это он проделал бесшумно. Перед ним - было квадратное отверстие. Исидор Осипович запустил в него руку и достал крепко перевязанный бечевкой сверток.
Положив его около себя, Бесекерский снова наклонился над тайником и достал один за другим шесть небольших, размером в два мужских кулака, мешочков из замши. Они были тяжелы и крепко завязаны. Исидор Осипович распустил узел на одном мешочке и заглянул в него. Тускло блеснуло россыпное золото. Бесекерский запустил в мешочек руку и стал перебирать золото пальцами. На лице его отразилось удовлетворение. Потом, аккуратно и крепко завязав мешочек, он раскрыл второй, в котором оказались маленькие самородки. Набрав пригоршню, - Бесекерский долго их покачивал в руке, затем стал перебирать один за другим.
Так он исследовал содержимое всех мешочков с золотом. Потом снова уложил их в тайник и, не закрывая его взял сверток, подошел с ним к столу. Чуть-чуть прибавив света в лампе, Исидор Осипович дрожащими от нетерпения руками развернул сверток и застыл. Он долго и неподвижно смотрел на тугие аккуратные пачки долларов. Дрогнувшей рукой Исидор Осипович поглаживал их как что-то живое, очень близкое и дорогое ему. "Этого мне надолго хватит, - думал он. - Буду жить тихо, незаметно и скромно. Сначала поселюсь где-нибудь в Калифорнии. Там жаркое солнце и фрукты. Потом я…".
Стук в двери - громкий, требовательный - заставил Исидора Осиповича вздрогнуть и обомлеть от страха. Он низко нагнулся над разложенными пачками денег, вцепившись в них тонкими, костлявыми пальцами.
Стук повторился. Бесекерский сгреб деньги и, прижав их к груди, подбежал к тайнику, высыпал в люк пачки. Затем молниеносно положил крышку на место и с неожиданной легкостью вернул к стенке шкафчик. От страха, от предчувствия опасности у него появилась сила. Исидор Осипович слишком резко двинул шкафчик. Застучали, падая с полок, пузырьки. Дверцы раскрылись, и несколько флакончиков упало на пол, разбилось. В комнате сильно запахло лекарствами.
Исидор Осипович, не обращая на это внимания, метнулся к столу. Под его ногами захрустело стекло.
Он выхватил из ящика револьвер и, держа его перед собой, направился к двери, ведущей в кухню, приоткрыл ее и шепотом позвал:
- Гаврила… Настя…
Работники не откликнулись. Бесекерский слышал лишь громкий храп и вздохи. Гаврила, который был и каюром и сторожем, спал так же крепко, как и его жена, кухарка Настя. Напуганные событиями дня, они перед сном опустошили флягу спирта, и теперь разбудить их было невозможно.
Удары в дверь стали громче. Бесекерский бросился к лежанке и схватил Гаврилу за плечо:
- Проснись… свинья!..
- М-м-м, - промычал Гаврила и повернулся к Бесекерскому спиной. Исидор Осипович рванул на нем рубаху, замолотил по широкой спине, но тот только несвязно что-то бормотал. В кухне стоял тяжелый запах винного перегара.
Настойчивый стук в дверь не прекращался. Досадливо сплюнув, Исидор Осипович поправил на своих худых старческих плечах теплый платок, в который он всегда кутался по вечерам, боязливо подошел к двери, ведущей в маленький коридорчик, и приоткрыл ее. В лицо ударил ледяной воздух. У Бесекерского перехватило дыхание.
Пурга задувала в щели снежную пыль. Исидор Осипович чувствовал, как она оседала на его лице и таяла.
Входная дверь затряслась под ударами. Звякнул большой железный засов в металлических петлях. "Надо поставить и второй засов, - подумал Бесекерский. - Завтра же прикажу". За дверью послышалась громкая брань. Исидор Осипович поднял револьвер, целя на голос.
- Кто там?
- Наконец-то проснулся, Исидор Осипович, - Бесекерский узнал Бирича. - Ну и спишь ты! Чуть не замерз я у твоей двери. Открывай.
- Что случилось? - Бесекерский был удивлен таким поздним приходом коммерсанта. - Случилось что?
- Открывай, - добродушно-приятельским тоном крикнул Бирич. - Новость тебе хорошую принес от американцев.
Бесекерский нащупал засов и с трудом отодвинул его.
- Входите! - Он не мог открыть дверь. Ее занесло снаружи снегом.
Бирич ногой расчистил снег и чуть приоткрыл дверь. В коридорчик ворвался вихрь снега, осыпал Бесекерского. Он, боясь простудиться, убежал в кухню, крикнув Биричу, который протискивался в узкую щель между косяком и дверью:
- Закроете на засов!
- Ладно, - Бирич оказался в коридорчике, за ним проскользнули Кулик и Еремеев. Павел Георгиевич прикрыл дверь, тихо сказал:
- Все делать без шума.
- Угу, - откликнулся Еремеев. Кулик по своему обыкновению промолчал.
Бесекерский стоял в дверях, ведущих в комнату. За его спиной горела лампа. Исидор Осипович удивился:
- Ты не один, Павел Георгиевич?
В его голосе зазвучала тревога. Бирич успокоил его:
- В такую ночь без провожатых одному из дому выходить - гибель. Ты что же, Исидор Осипович, на ужин не пришел? Занемог?
- Едва хожу, - страдальческим тоном произнес Бесекерский и пригласил: - Проходи, Павел Георгиевич, что за новость у тебя?
- Удивишься! - усмехнулся Бирич и, кивнув головой в сторону кухни, где спали работники, спросил: - Что же ты сам двери открываешь?
- Пьяные, скоты! - со злостью сказал Бесекерский и снова пригласил Бирича в комнату.
Бирич незаметно толкнул стоявшего рядом Кулика и пошел следом за Бесекерским. Исидор Осипович прибавил света в лампе и, подняв голову, взглянул на гостя, который снял со своих густых, чуть тронутых сединой волос шапку и стряхнул с нее снег на пол. Рядом с высоким, широкоплечим Биричем Исидор Осипович казался совсем маленьким, чахлым. "Сверну я тебе голову, как цыпленку", - подумал Бирич и тут, заметив в руке Бесекерского револьвер, поднял свои лохматые брови:
- В кого приготовился стрелять? Не в меня ли?
Бесекерскому не нравился этот ночной визит, поведение Бирича чем-то настораживало, но чем - он не мог определить и, как бы оправдываясь, объяснил:
- Время-то у нас какое? Сами знаете. Вот я и…
- Теперь некого опасаться, - Бирич заметил разбитые пузырьки, беспорядок на столе и, соображая, что бы это могло означать, продолжал: - Ревкомовцы свое откомандовали. А ты эту штуку убери, убери. Не люблю я, когда люди с оружием. Поговорить нам надо спокойно.
Ровный тон обманул Бесекерского, и он спрятал в стол револьвер. Бирич криво улыбнулся и, сделав шаг, властным движением руки отстранил от стола Бесекерского:
- Вот так лучше. А теперь садись, Исидор Осипович, - он указал на стул у обогревателя печки.
- Что ты? - попятился Исидор Осипович. Его лицо стало серым, а маленькие глаза заметались. Бирич, насупив брови, тяжелым взглядом уставился на Бесекерского, потом быстро шагнул к нему, и, прежде чем Исидор Осипович успел уклониться, большие сильные руки Бирича обхватили тонкую, с дряблой кожей шею Бесекерского и сдавили ее.
- Эк… эк… - глаза Бесекерского, налившиеся ужасом, стали круглыми и, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Он вцепился в руки Бирича, стараясь оторвать их от себя. Павел Георгиевич чуть ослабил хватку:
- Где у тебя золото и валюта?
Бесекерский жадно глотнул воздух, пролепетал:
- Нет у меня ничего… Нет… Уйди… убийца… я… кричать…
Пальцы Бирича вновь сдавили горло мехоторговца:
- Где золото?
Бесекерский из последних сил рванулся, прохрипел:
- Нету… не дам…
- Подыхай! - Бирич знал, что Бесекерский ни за что не расстанется со своим богатством, и поэтому что было силы сжал горло старика. Тот засучил ногами, нелепо стал размахивать руками, точно что-то пытался поймать в воздухе невидимое, и как-то сразу обмяк. Бирич, все еще не разжимая рук, обернулся на шум, который донесся из кухни. Там кто-то застонал. Послышались глухие удары, и все стихло. Бирич отшвырнул в угол тело Бесекерского и обтер ладони о свою шубу.
Из кухни вышел Еремеев. Он шмыгнул носом, пальцами протер слезящиеся глаза. Его сморщенное лицо было совершенно равнодушным. За ним появился Кулик с молотком в руке.
- Преставились, - сообщил Биричу Еремеев. - Здоров этот Гаврила, как бык.