Свист ветра на мгновение стих, и стало слышно, как по окнам барабанят крупные капли дождя. Но звуки дождя тотчас заглушили громкие крики и пьяный смех на подворье великокняжеского терема. Григорий, стоявший спиной к окну, развернулся к нему лицом, посмотрел в направлении шума, хотя без этого знал, что происходит на подворье. Пиршество началось час-полтора назад, почти сразу за полночь, когда великий князь в сопровождении примерно полутора сотен воинов прискакал к терему. Судя по насквозь мокрой одежде всадников, по забрызганным до ушей грязью лошадям, люди и скакуны изрядное время пробыли под дождём, а их путь лежал не только по киевским улицам. Однако Григорию не нужно было ни о чём судить или догадываться - он точно знал, что за люди пожаловали на застолье к великому князю, откуда и почему они прибыли.
Это лишь на первых порах пребывания в Киеве он ломал голову, что за разношёрстное сборище иногда пирует с великим князем: воеводы и десятские, простые дружинники и жрецы, бояре и купцы, прежде много лет прослужившие в дружине и слывшие в ней отважными витязями, почему эти люди собираются только в страшные грозовые ночи и, несмотря на различие в своём положении в дружине и при великокняжеском дворе, все именуют себя одинаково "други-братья". Позже от прихожан, среди которых встречались представители высокопоставленной знати, входившей в окружение великого князя или его жены, Григорий выведал, что сборище являлось не чем иным, как тайным воинским братством, приём в которое был крайне ограничен, весьма строг и обставлен многими условностями. С какой целью создаются подобные воинские братства из лучших воинов державы, готовых без раздумий сложить за её интересы голову, Григорий не расспрашивал, поскольку как никто другой прекрасно был знаком с деятельностью такого же воинского союза-ордена из покинувших службу и находящейся на ней легионеров Нового Рима.
Когда же Григорий познакомился с великой княгиней и стал вхож в великокняжеский терем, ему удалось наблюдать из комнатки в башне-смотрильне за такими ночными пиршествами, и это позволило сделать вывод, что застолья всегда происходят по случаю принятия в братство нового "друга-брата". Свершалось это где-то в окрестностях города в священном для язычников месте, причём обязательно в грозовую ночь, когда божество воинов-русов Перун мечет на землю свои испепеляющие стрелы-молнии; заканчивалась церемония посвящения за пиршественным столом на великокняжеском подворье, ибо великий князь тоже являлся одним из "другов-братьев". Наблюдательный Григорий даже смог выявить некоторые закономерности в церемонии застолий и поведении его участников и безошибочно определял новичков, пополнивших ряды воинского братства.
Сегодня, например, новичок был один, и Григорий его неплохо знал. Это был тысяцкий конной дружины Рогдай, не только довереннейший Игорев военачальник, но и близкий его товарищ. В великокняжеском тереме при князе Олеге жили три юных отрока, с которыми воспитывался княжич Игорь: славянин Микула, варяг Олег и степняк Рогдай. Затем эта тройка Игоревых друзей детства стала воинами его личной дружины, пройдя в ней все ступеньки карьеры от простого дружинника до тысяцкого, а Олег стал даже воеводой ладейной дружины. Это были военачальники, которым Игорь во всём свято доверял и надеялся со временем заменить ими воевод князя Олега, до сей поры занимавших в дружине ключевые посты, в первую очередь Свенельда и Асмуса. Вначале из названной тройки "другом-братом" стал тысяцкий Микула, за ним - воевода Олег, а сегодняшней ночью пришла очередь Рогдая. Великий князь поступал очень мудро, заполняя преданными себе людьми не только дружину, но и тайное воинское братство, влияние которого на жизнь Руси, без сомнения, было не меньшим, чем открытых воеводских рад или народных собраний вольных граждан, именуемых вече.
Григорий ещё раз окинул взглядом длинный пиршественный стол, заставленный всевозможными хмельными напитками и разнообразными яствами, освещённые светом факелов лица "другов-братьев", не обращавших внимания ни на оглушительные раскаты грома, ни на ослепительные вспышки молний, ни на ливень, обрушившийся на растянутый над пиршественным столом полог из плотной, водонепроницаемой византийской палаточной ткани. Эти люди воистину были внуками своего жестокого и кровожадного божества Перуна и чувствовали себя среди разбушевавшейся, неистовствующей в ярости стихии ничем не хуже, чем погожим солнечным днём.
Григорий отвернулся от окна, посмотрел на Ольгу. Устроившись с ногами на широкой лавке, покрытой медвежьей шкурой, она что-то вязала, и по улыбке, временами мелькавшей на её лице, было ясно, что мысли великой княгини были заняты чем угодно, только не переживаниями о печальной участи святого Анастасия Персиянина. Это не понравилось Григорию. Он привык, что Ольга всегда внимательно слушала его рассказы и притчи, задавала вопросы, высказывала собственные суждения. А по тому, что она часто возвращалась к рассказанному спустя несколько дней, Григорий мог смело судить, что услышанное Ольгой не забывается, а крепко оседает в её памяти. Так и должно быть: прежде чем у семени появится тянущийся к свету росток, оно должно попасть в благодатную почву, набухнуть живительными соками, прорасти. Точно так происходит и с человеком, чья душа самостоятельно либо с помощью духовного наставника должна обратиться в истинную веру. Так до недавнего времени с Ольгой и было, однако несколько последних дней она утратила интерес к беседам с Григорием, стала уделять ему меньше внимания. Если эта перемена связана с событием, о котором Григорий догадывается, в её временном охлаждении к нему нет ничего страшного, но если причина иная, ему необходимо хорошенько подумать, как вернуть благосклонность великой княгини.
- Я рассказал всё, о чём сегодня собирался, - сказал Григорий, подходя к Ольге и садясь напротив неё в кресло. - Теперь твоя очередь. Утром и после обеда ты много гуляла по лесу и в поле. Видела что-либо интересное?
- Интересное? Что может быть интересного в лесу или степи близ городских стен, где я бывала столько раз прежде? Я стала много бывать за городом оттого, что мне надобно чаще посещать места, где обитают добрые духи и где они оставляют часть своей полезной для человека силы. В степи, например, я подолгу гуляю возле золотисто-жёлтых и оранжевых цветов, получающих жизненную силу от своего покровителя - солнца и щедро делящихся ею с женщинами, готовящимися зачать ребёнка или уже вынашивающими плод. Обязательно посещаю я и заросший чертополохом косогор у Ляшских ворот, ибо он способствует доброму расположению духа и помогает накапливать силы... В лесу я стараюсь находиться возле ясеней и зарослей красной рябины, поскольку этих деревьев не только боятся злые духи, но их сила очищает человека от пагубного воздействия ранее испытанных недобрых чар. Но даже близко я не подхожу к красавцам вязам, потому что их рано начинающая загнивать сердцевина, дабы противостоять собственной болезни, впитывает в себя жизненные силы всего живого, что оказывается рядом, - у травы, других деревьев, пробегающих мимо зверей, пролетающих птиц, случайного человека. Я собираюсь скоро зачать ребёнка, Григорий, а поскольку мне и Руси нужен здоровый и сильный княжич, я должна прежде всего заботиться о себе, его матери.
После объяснения Ольги у Григория стало легче на сердце, хотя определённая тревога всё-таки осталась. Помышляя о здоровье и набираясь необходимых сил перед зачатием ребёнка, Ольга стала гораздо чаще, чем прежде, встречаться с вещуньями и знахарками-целительницами, а общение с ними отъявленными язычницами могло оказывать на неё только пагубное влияние.
- Великая княгиня, неужто ты всерьёз полагаешь, что твоё здоровье и рождение ребёнка могут зависеть от влияния каких-то трав и деревьев или неких жизненных сил, идущих от добрых духов? Здоровье и жизнь каждого из нас находятся в руках Господа нашего Иисуса Христа, и с каждым из нас случается именно и только то, что предначертано им.
Великая княгиня снисходительно улыбнулась.
- Так ли это, Григорий? Откуда тебе это может быть известно? Из ваших священных книг? Но ты сам неоднократно рассказывал мне о непримиримой борьбе Христа с его злейшим врагом - дьяволом и о том, насколько дьявол хитёр, изворотлив, находчив, на какие ухищрения и соблазны слабых духом он идёт, чтобы завладеть их душами. Ты уверен, что ему не удалось завладеть душами тех, кто выдумывал и писал ваши священные книги, и что именно дьявол не водил по пергаменту или бумаге их рукой? А сейчас ты уверяешь меня в святости и правдивости суждений и истин, начертанных, возможно, дьявольским стилом. Разве Папа Римский и патриарх Царьградский не обвиняют друг друга в том, что его соперник по верховодству среди христианской паствы неправильно понимает или трактует Священное писание и потому не по законам Христа служит некоторые обряды? А самые ретивые и неистовые ученики Папы и патриарха открыто обвиняют своих противников в ереси.
Григорий почти собрался с мыслями, чтобы ответить Ольге, но раздавшиеся на подворье пронзительное ржание и громкий топот копыт, заглушившие и вой ветра, и шум ливня, привлекли его внимание. Сколько он помнил, ещё ни разу никто из посторонних не смог нарушить застолья "братьев-другов". Что же произошло на сей раз?