- Ты, кажется, хочешь получить по морде, сопляк. Я тебе в отцы гожусь.
- Ну, давай. Я готов.
Я снял ремень и обмотал его концом руку, готовый драться.
Обер-ефрейтор заколебался, не понимая, почему я так раздражен. Но мне требовалось сорвать на ком-то зло, и старик вполне подошел бы для этого. Если б он только ударил меня, я бы убил его. Мне было плевать, чем для меня это кончится. Я чувствовал необходимость сделать что-то отчаянное после сводящих с ума шестидесяти двух часов, проведенных в вонючей танковой башне.
Казалось, меня окружают солдаты из тыловых частей, но в задней части кузова я заметил двух моряков в мятой форме с пятнами масла. Пуговицы на их бушлатах позеленели. Один потерял ленточку бескозырки, а что написано не ленточке у другого, нельзя было разобрать при всем желании. По эмблемам на рукавах я понял, что это подводники. Я был не прочь поговорить с ними, и, казалось, они тоже хотели бы поговорить со мной. Но они, как и я, не решались сделать первый шаг.
Когда мы приехали в Рим, я мог успеть на северный экспресс, но сперва мне требовалось отправиться в госпиталь № 12, доставить по поручению Одноглазого пакет, адресованный женщине-врачу. Невероятно, но наш одноглазый генерал влюбился. Мне очень хотелось увидеть эту женщину. Если она выглядела так же, как Одноглазый, то особого внимания не заслуживала. Но женщина оказалась на удивление хорошенькой, и я залез с ней в постель как заместитель Одноглазого.
Мои карманы были набиты письмами, взятыми, чтобы их не прочел военный цензор; они представляли собой неплохой набор изменнических посланий. Самым опасным наверняка было письмо Порты. Оно было адресовано его другу, дезертиру, скрывавшемуся уже пятый год, который организовал вместе с одним полицейским своего рода "нелегальную группу", оказывающую помощь тем, кто мог за нее заплатить. Но горе тому, кто попадал в их лапы, не имея денег. У Порты существовало с ними некое деловое соглашение; что оно представляло собой, было загадкой, но масштаб этого соглашения был наверняка грандиозным. После войны друг Порты стал начальником полиции в одном хорошо известном немецком городе. Не стану указывать, в каком, чтобы он не возбудил против меня дело о клевете.
Грузовик, дребезжа, въехал в Рим. Несколько шелудивых собак долго бежали за нами с лаем. Мы остановились возле казармы, отвратительного места с облезлыми стенами. Видно было, что населена она не законными обитателями. Те были далеко - лежали мертвыми в африканских песках или гнили в лагерях военнопленных в Ливии.
Какой-то фельдфебель принялся орать на нас.
- Пошел ты, - крикнул один из матросов, спрыгнув на землю. Бок о бок, с ранцами на спине, оба вышли из ворот казармы. Я побежал за ними, не обращая внимания на крики фельдфебеля. От них пахло машинным маслом и морской водой. Мы шли и шли. Дойдя до Испанской лестницы, остановились отдохнуть. Потом отправились на виа Марио деи Фиори и зашли в бар, тесное помещение с длинной стойкой. Регулировщик движения со спущенными на шею защитными очками, с сигаретой в уголке рта что-то напыщенно говорил. Весь его мундир был обрызган водой из луж. Увидев нас, он умолк.
За стойкой сидели две шлюхи; судя по виду, период ученичества был у них далеко позади.
Бармен, высокий, толстый гигант в пуловере с короткими рукавами, с шейным платком, лениво протирал стакан. Полицейский произнес громким шепотом:
- Attenzione! Дрянные немцы!
Тот из матросов, что был пониже, пошел прямо к нему, положив руку на штык в ножнах.
- Приятель, - заговорил он. - Ты римлянин. Мы немцы. Покладистые ребята, никого не трогаем, пока нас не разозлят. Думаю, наш друг за стойкой так же относится к жизни. Хочет только того, на что имеет право. Обе дамы за стойкой славные, пока получают то, на что имеют право. - Вынул из ножен штык, поковырял им в зубах, потом наклонился к полицейскому, при этом его шея вытянулась, обнажив красную, обожженную кожу, какую видишь у тех, кто выскочил из заполненной паром комнаты в последние секунды. - Но запомни, пожалуйста, полицейский, никто из нас не дрянной. Ты знаешь римские улицы и дороги, я - море. Я таился в подлодке на глубине, поджидая большие конвои, точно так же, как ты таился за камнем, поджидая забулдыг. - Убрал в ножны штык и стукнул ладонью по стойке. - Пива. Разбавленного на четверть сливовицей. Потом "шампанского бедняка".
Бармен понимающе улыбнулся. Вытер живот шейным платком.
- Побыстрей хотите опьянеть, значит?
Он почесал зад и зубами вытащил пробку из бутылки шампанского.
Мы трое еще и словом не обмолвились. Не могли, пока не выпили по первому стакану - это ритуал, которому нужно педантично следовать. Они не интересовали меня, а я - их, пока мы не выпили по стакану пива со сливовицей. Над нашим пивом бармен хлопотал долго. Хлопоты заняли у него четверть часа.
- Палочки нужны? - спросил он.
Наше молчание сказало ему, что да.
Бармен поставил перед каждым из нас литровую кружку, сунул в них не совсем чистые палочки грязным концом вверх. Достал из большого глиняного горшка ягоды можжевельника и положил понемногу в кружки. Потом придвинул миску с оливками и анчоусами. Шпажек, как это заведено в приличных заведениях, к ним не полагалось. Мы лезли в миску пальцами.
Чокнувшись кружками, мы стали жадно пить большими глотками. Высокий матрос, тощий, как жердь, угостил нас сигаретами "Кэмел". Почесал промежность и оценивающе уставился на двух шлюх.
- Мы держим путь в госпиталь, - объяснил он. - У Карла что-то лопнуло внутри, когда на него упала торпеда, меня донимает застарелый сифилис, и нам обоим нужно смазать ожоги. - Распахнул вырез фланельки и показал красную, обожженную плоть. - Результат бомбежки возле Кипра. Мы пролежали на дне двое суток, потом капитан потерял терпение. Не стал слушать первого помощника и поднялся на перископную глубину. Молодой был, неопытный. Всего двадцать один год. Первому помощнику было сорок семь, старый морской волк. До подводного флота плавал на трампе. Когда мы вытащили его из командной рубки, плоть тлела у него на костях. Кипящее масло. А капитана так и не нашли. Исчез. Все время добивался Рыцарского креста. Кроме него погибло тридцать семь человек. Но мы привели в порт старое корыто. Благодарить за это нужно второго механика.
- Зачем рассказывать ему все это, - сказал тот, что пониже, которого звали Карл. - Давай промочим горло.
Каждый из нас по разу заплатил за троих. Потом бармен выставил выпивку за счет заведения. Пригласили полицейского, и он тоже выпил с нами. Остатки мы вылили девицам в декольте.
Вошла еще одна девица.
- Ого, - сказал Карл, ткнув высокого в бок длинным пальцем. - Эту я не прочь трахнуть. Интересно, сколько она запросит? Я бы дал пятьсот за ночь.
Карл поговорил с девицей о цене, и они сошлись на пятистах марках и десяти пачках сигарет "Лаки Страйк". Девица жила на втором этаже над баром. Отто и я пошли с ними. Бармен дал нам с собой несколько бутылок.
- Через полчаса я закрою и поднимусь, - крикнул он нам вслед.
Мы поднялись по крутой лестнице. Девица шла первой, и нам были видны до верху ее ноги. На ней были красные трусики с черными кружевами. Чулки у нее были длинные, возбуждающие, с черным верхом.
Карл жадно хихикнул и схватил ее за бедро.
- Хорошее у тебя оснащение!
Мы пошли за девицей по совершенно темному коридору, натыкаясь на что-то, глупо посмеиваясь и зажигая по очереди спички. То и дело останавливались выпить по глотку пива.
За одной из дверей страстно стонала женщина. Из другой комнаты слышался похотливый мужской смех. Протестующе скрипела кровать. Что-то упало. Очевидно, бутылка, так как покатилась по полу.
Отто наклонился и посмотрел в замочную скважину.
- Sbrigatevi! - раздраженно прошептала девица. - Какого черта застряли там?
- Успокойся, - ответил Отто. - Мы держим путь в док. Спешить незачем.
- Если вы не идете, найду себе другого пентюха. Ночь коротка. Я занята. - Встряхнув головой, она отбросила назад иссиня-черные волосы. - В чем дело? Хотите трахаться или нет?
- Идем-идем, - проворчал Отто. - Мы просто остановились глотнуть пива. Карл, ты когда-нибудь задумывался, почему это шлюхи вечно спешат? Они самые трудолюбивые люди на свете. Помнишь ту высокую, тощую в Салониках, которая брала сразу по два клиента? Она была так занята, что не смотрела на старшину Груббе. Он смылся с ее заработком за четыре ночи, она погналась за ним, рассекла лоб о швартовную тумбу и упала в воду.
- Не называй меня шлюхой, - воскликнула девица, немного понимавшая по-немецки. - Для тебя, матрос, я лоретка, гетера, кокотка, жрица любви, кто угодно, но не шлюха.
- Ладно-ладно, - примирительно сказал Отто. - Давай войдем в док и выверим компасы. Кстати, как звали тебя в детстве?
- Лолита.
- Лолита, - с удовольствием произнес Отто. - Лолита. Карл, забирался ты когда-нибудь в постель с девицей, носящей такое имя?
- Не помню. Ну, пошли, Лолита, покажи нам свою койку.
Отто уронил бутылку пива, она покатилась по полу и вниз по лестнице. Он хотел схватить ее, выронил остальные бутылки, которые держал под мышкой, потерял равновесие и заскользил по ступеням, поднимая жуткий шум.