- Не делай этого, - посоветовала тетушка Исабель, - выпей чаю и съешь немного сухариков; чай, говорят, охлаждает голову.
- Я и чай отведаю с сухариками, - ответил покладистый семинарист. - Это же, слава богу, не католическая религия.
- А могли бы вы… - начала Виктория.
- Выпить также и шоколада? Конечно! Ведь до обеда еще далеко!
Утро было великолепное: озеро сверкало, отражая небо, и на фоне сияющих небес и воды каждый предмет обрисовывался ясно и четко, все было залито ярким, прозрачным светом, окрашено в цвета, подобные тем, какие мы видим иногда на картинах.
Все были веселы и полной грудью вдыхали свежий утренний воздух. Даже матери, столь осторожные и боязливые, теперь пересмеивались и обменивались шутками.
- Помнишь, - говорила одна из них, обращаясь к капитанше Тике, - помнишь ли то время, когда мы еще девушками ходили купаться к реке? Вниз по течению плыли маленькие лодочки из коры платана, нагруженные всякими фруктами и чудесными цветами. На каждой лодочке был флажок с именем одной из нас…
- А когда мы возвращались домой, - добавила другая, перебивая собеседницу, - оказывалось, что бамбуковые мостки сломаны и надо переходить ручьи вброд… вот плуты!
- Да, но я готова была замочить подол, только бы не оголять ноги, - сказала капитанша Тика. - Ведь я знала, что из кустов на берегу за нами наблюдает не одна пара глаз!
Некоторые девушки, слушая эти воспоминания, улыбались и перемигивались, остальные были поглощены своими разговорами.
Лишь один человек, исполнявший обязанности рулевого, все время молчал и не участвовал в общем веселье. Это был атлетического сложения юноша с красивым лицом, на котором привлекали внимание большие грустные глаза и резко очерченные губы. Длинные, черные спутанные волосы ниспадали на крепкую шею; под темной холщовой рубахой угадывались могучие мышцы, а обнаженные жилистые руки, как перышком, играли огромным веслом, направляя обе лодки.
Мария-Клара не раз ловила на себе его взгляд, но юноша быстро отворачивался и принимался смотреть вдаль, на горы, на берег. Девушку тронуло его одиночество, она предложила ему печенье. Рулевой удивленно взглянул на нее, но тут же опустил глаза, взял печенье и коротко, чуть слышно поблагодарил.
Больше уже никто не интересовался рулевым. Молодежь шутила, весело смеялась, но ни один мускул не дрогнул на его лице; он не улыбнулся даже при взгляде на уморительную рожицу, которую скорчила веселая Синанг когда ее ущипнули.
После завтрака поплыли дальше, к двум рыболовным тоням, расположенным почти рядом и принадлежавшим капитану Тьяго. Еще издали можно было заметить цапель, застывших в позе наблюдателей на бамбуковых кольях изгороди, и белых птиц, которых тагалы называют калавай, - они носились над озером, едва не задевая воду крыльями, и пронзительно кричали. С приближением лодок цапли взмыли в воздух, и Мария-Клара следила за ними, пока они не скрылись за ближайшей горой.
- Эти птицы гнездятся в горах? - спросила она у рулевого не столько из любопытства, сколько из желания втянуть его в разговор.
- Вероятно, да, сеньора, - ответил он, - но до сих пор никто не видел их гнезд.
- Разве у них нет гнезд?
- Наверное, должны быть, иначе они были бы очень несчастны.
Мария-Клара не заметила, с какой грустью он произнес эти слова.
- Значит…
- Говорят, сеньора, - продолжал юноша, - что гнезда этих птиц невидимы и обладают свойством делать невидимым всякого, кто ими завладеет. Подобно тому, как душу можно разглядеть лишь в чистом зеркале человеческих глаз, точно так же их гнезда можно увидеть лишь в зеркале водной глади.
Мария-Клара задумалась.
Тем временем они подъехали к бакладу, и пожилой лодочник привязал лодки к столбу.
- Постой, - закричала тетушка Исабель сыну рыбака, который уже хотел взобраться на помост, держа рыболовную сеть, прикрепленную к бамбуковому шесту. - Нам надо сперва приготовить синиганг, чтобы рыба попала из воды прямо в суп.
- О, добрая тетушка Исабель! - воскликнул бывший семинарист. - Она не хочет, чтобы рыба хоть на мгновенье осталась без воды.
Несмотря на свой беззаботный вид, Анденг, молочная сестра Марии-Клары, славилась как отличная повариха. Она принялась готовить рисовый суп с томатами и камией, а молодые люди, желавшие завоевать ее благосклонность, помогали или, вернее, мешали ей. Остальные девушки чистили тыкву и горох, резали пааяп на кусочки длиной с папиросу.
Чтобы развлечь тех, кому не терпелось наконец увидеть, как живая, трепещущая рыба забьется в сетях, красавица Идай взялась за арфу; она не только прекрасно играла на этом инструменте, но, кроме того, была обладательницей очаровательных пальчиков.
Молодые люди зааплодировали, а Мария-Клара расцеловала ее; арфа - излюбленный инструмент в этой провинции, и на воде эта музыка была весьма кстати.
- Спой теперь, Виктория, "Песню о женитьбе"! - попросили матери.
Мужчины запротестовали, и Виктория, у которой был чудесный голос, заявила, что она охрипла. "Песня о женитьбе" - это прекрасная тагальская элегия; в ней поется о всех заботах и горестях брачной жизни, но не забыты и радости брака.
Тогда попросили спеть Марию-Клару.
- Все мои песни очень грустные.
- Просим, все равно просим! - закричали все.
Она не стала отказываться, взяла арфу, сыграла короткое вступление и запела звонким, приятным, полным чувства голосом:
Как сладостны часы в родной стране,
Где солнце нам волнует кровь,
Где жизнь - зефир, ласкающий поля,
Где краше смерть и горячей любовь.Целует мать родимое дитя,
Едва рассвет забрезжит вновь;
Ребенок тянется к груди,
А на него глядит любовь.И смерть мила за свой родимый край,
Где солнце нам волнует кровь,
Здесь смерть - зефир, ласкающий того,
Кто потерял очаг, мать и любовь.
Песня окончилась, голос замер, арфа умолкла, а окружающие все еще сидели словно завороженные; никто не аплодировал. У девушек глаза наполнились слезами; Ибарра, казалось, был взволнован. Молодой рулевой неподвижно смотрел куда-то вдаль.
Внезапно раздался громоподобный рев: женщины вскрикнули и заткнули уши. Это бывший семинарист Альбино во всю силу своих легких дул в буйволов рог. Снова воцарились радость и веселье, а потускневшие от слез глаза засверкали.
- Ты что, хочешь оглушить нас, еретик? - воскликнула тетушка Исабель.
- Сеньора, - торжественно ответил Альбино, - я слышал однажды о бедном трубаче с берегов Рейна, который игрой на трубе завоевал сердце одной знатной богатой девушки и женился на ней.
- Конечно, трубач из Закингена! - воскликнул Ибарра, невольно поддаваясь общему веселью.
- Слышите? - продолжал Альбино. - Я тоже хочу попытать счастья.
И он с удвоенной силой принялся дуть в рог, поднося его к уху тех девушек, которые казались грустнее других. Разумеется, поднялся переполох, и матери, пустив в ход туфли, быстро заставили трубача умолкнуть.
- Увы, увы! - говорил он, ощупывая свои руки. - Как далеко от Филиппин до берегов Рейна! О времена, о нравы! Одним оказывают почести, других колотят туфлями!
Все рассмеялись, даже серьезная Виктория, а проказница Синанг прошептала Марии-Кларе:
- Какая ты счастливая! Ах, если бы я тоже умела петь!
Анденг наконец заявила, что суп готов и она может угощать гостей.
Мальчик, сын рыбака, взобрался тогда на помост в узкой части тони, где можно было бы написать для рыб, если бы несчастные умели читать по-итальянски: "Lasciate ogni speranza voi ch’entrate", ибо ни одна рыба не выходила отсюда живой. Это был почти круглый садок, около метра в диаметре, устроенный так, что, стоя на помосте, можно было доставать рыбу сачком.
- Здесь никогда не надоест ловить рыбу на удочку, - сказала Синанг, поеживаясь от предвкушаемого удовольствия.
Все устремили взор на воду, а иным уже казалось, что они видят рыб, бьющихся в сетях и сверкающих чешуей. Но когда мальчик запустил туда сачок, из воды не выпрыгнула ни одна рыба.
- Да здесь их полно, - прошептал Альбино, - сюда уже пять дней никто не заглядывал.
Рыбак вытащил сачок, увы… его не украшала ни одна рыбешка; сочась крупными каплями сквозь сеть и блестя на солнце, вода будто смеялась серебристым смехом. Из уст всех вырвались возгласы удивления, досады и разочарования.
Мальчик снова проделал все сначала, но результат был таким же плачевным.
- Ты не знаешь своего дела! - сказал Альбино, взобравшись на помост и выхватив сеть из рук мальчика. - Вот сейчас увидите! Анденг, приготовь кастрюлю!
Но Альбино, видно, тоже ничего не смыслил в этом деле, сачок вынырнул пустым. Все стали над ним потешаться.
- Не шумите так, а то рыба услышит и испугается. Наверное, сеть у нас рваная.
Но оказалось, что все ячейки сети целы.
- Дайте-ка мне, - сказал Леон, жених Идай.
Он удостоверился в том, что изгородь в порядке, осмотрел сеть и, убедившись, что она цела, спросил:
- А вы уверены, что никто здесь не был в течение этих пяти дней?
- Конечно, уверены, последний раз ловили в канун дня всех святых.
- Тогда - или это озеро заколдованное, или я что-нибудь да вытащу.
Леон опустил шест в воду, и на лице его изобразилось изумление. Молча посмотрел он в сторону соседней горы и, двигая шестом в воде, тихо пробормотал, не вынимая сачка:
- Кайман!