Глава 32
Никто не просил Уиллади брать на себя "Мозес – Открыт всегда", это подразумевалось само собой. Больше работать в баре некому, а семье надо на что-то жить. Когда Сэмюэль понял, к чему все идет, ему показалось, будто Бог задумал стереть его в пыль.
– Ты не обязана, Уиллади, – сказал он наутро после несчастного случая. – Бог всегда давал нам средства к жизни.
Уиллади носилась по дому – стирала, убирала, надеясь все успеть и отдохнуть до того, как дети вернутся из школы. Прошлой ночью она почти не сомкнула глаз, а сегодня и вовсе поспать не удастся.
– Что ж, скажи мне, когда Он снова начнет помогать, – ответила Уиллади. Ее тоже будто размалывали в порошок.
Сэмюэль не спорил. Когда они венчались, на вопрос пастора, согласна ли она любить, почитать и слушаться мужа, Уиллади ответила по-мозесовски: "Любить – да, почитать – да, а слушаться – посмотрим" – и ухмыльнулась.
Мозесы покатились со смеху. Лейки поморщились, а Сэм Лейк взял Уиллади в жены на ее условиях. До сих пор на этих условиях им жилось прекрасно.
В тот день по дороге на работу Сэмюэль попросил Господа дать ему знак, как жить дальше.
Молитву он произнес на въезде в Магнолию и в первом же квартале увидел колонну машин. Скрипучие, заляпанные грязью грузовики, суровые обветренные водители, на бортах немыслимые рисунки: укротители со львами, гимнасты на трапециях, цветные шатры. Цирк приехал.
Вот он, знак. Сэмюэль, конечно, ни на минуту не подумал, что Господь велит податься в бродячие циркачи, но в ушах вдруг зазвенело: "Была не была!" Приехав в компанию "Вечная память", Сэмюэль вручил мистеру Линдейлу Страуду папку с кольцами и предложил уговор:
– Если вы позволите мне звонить с работы по межгороду, звонки можно оплачивать из моей прибыли.
Не прошло и четверти часа, как Сэмюэль нашел в Шривпорте компанию, готовую дать напрокат тент, складные стулья, микрофоны и динамики, а оплату отсрочить до тех пор, как он начнет получать пожертвования.
Тент он мог бы раскинуть где угодно, но лучшего места, чем участок Ледбеттеров, и придумать нельзя. Для начала, там можно поставить тент бесплатно. Ирма Ледбеттер хоть и живет в городе, но знает, как тяжело сейчас ее бывшим соседям. Она скорее умерла бы, чем взяла у Сэмюэля деньги за пользование землей. Тем более Сэмюэль вызвался привести в порядок ее участок – а там и покупатель найдется.
Место это хорошо еще и тем, что оно у всех на виду. Каждый вечер через него тянется вереница заблудших душ в бар и обратно, и они не смогут пройти мимо плаката Сэмюэля: "Изберите себе ныне, кому служить".
– Богослужения, – повторила Уиллади, когда Сэмюэль поделился новостью.
– Под открытым небом, – уточнил он.
– Через дорогу.
– Через дорогу от нас.
– Очень рада, – сказала Уиллади от всей души. Она давно не видела Сэмюэля таким счастливым.
Уиллади удивилась, когда Сэмюэль пришел домой раньше обычного, и еще больше – когда он признался, что бросил работу. А тут еще и богослужения под открытым небом – три сюрприза за пять минут, и всем она рада. Наконец Сэмюэль займется делом, в которое верит по-настоящему, – может быть, это исцелит его душу.
– На сколько человек ты рассчитываешь? – спросила Уиллади. Она сидела в кухне за столом и складывала в стопку выглаженное белье, а Сэмюэль наливал себе чаю со льдом.
– Как получится. Чем больше, тем лучше.
– Может, я смогу оставлять на время посетителей, а сама приходить послушать твои проповеди.
– Хорошо бы не оставлять, а приводить их с собой.
Уиллади прильнула сзади щекой к его плечу, поцеловала сквозь рубашку.
И сказала:
– Знай, я в тебя верю.
– И я в тебя, – отозвался Сэмюэль.
– Пусть даже я сейчас служу дьяволу?
Сэмюэль отставил чай и грустно улыбнулся.
– Уиллади, ты подманиваешь дьяволовых приспешников, чтобы я мог к ним подступиться.
После ужина Калла уложила детей, а Уиллади в первый раз встала за стойку в "Открыт Всегда". Сэмюэль поехал в больницу, чтобы Бернис могла вернуться к Калле и хоть чуточку вздремнуть.
Наутро, когда Уиллади закрыла бар и приковыляла на кухню, Бернис только добралась до дома, и вид у нее был, как всегда, цветущий. Они с Сэмюэлем проговорили всю ночь, и Бернис, как ни странно, ничуточки не устала.
Уиллади, которая только и мечтала о том, чтобы смыть с себя несвежий запах бара и добраться до постели, была не на шутку уязвлена.
– Я думала, Сэмюэль ночует в больнице, чтобы ты вернулась домой и выспалась.
– Так и есть, – прощебетала Бернис. – Но Сэмюэль рассказал мне про богослужения под открытым небом, и мы начали строить планы и никак не могли остановиться.
– Планы?
– Я собираюсь помочь с музыкой. Знаешь ведь, мы много пели вместе – давно еще, когда мы с ним… много лет назад.
Уиллади хмуро кивнула. Как же не знать?
В одном из нижних ящиков буфета стоял двадцатикилограммовый мешок муки, а в нем, на самом верху, – голубая эмалированная кастрюля. Уиллади вынула ее, наполнила мукой и поставила на стол. Из холодильника достала молоко, а из шкафчика на стене – разрыхлитель, соль и кулинарный жир. Все это время ее преследовала мысль, что если так пойдет, недолго и до беды.
– Смотри не испорти Сэмюэлю дело, – сказала она.
Бернис уже выходила из кухни, но при этих словах замерла на пороге и изумленно уставилась на Уиллади:
– О чем ты, Уиллади Мозес?
Уиллади сделала кулаком в муке ямку и высыпала в нее остальные продукты, на глаз. Печенье она пекла каждый день вот уже пятнадцать лет подряд – пять с лишним тысяч партий за всю жизнь. Одной рукой она месила тесто, другой медленно поворачивала кастрюлю, собирая со стенок остатки муки.
– Я Лейк, – поправила она. – Это ты Мозес. И ты меня прекрасно поняла. – Уиллади никогда не срывала злобу на невестке, но на этот раз чуяла: Сэмюэлю грозит опасность, настоящая опасность, и это в то время, когда ему так нужно хоть немного везения. – У Сэмюэля появилась надежда, эта работа – его призвание. Он будет у всех на виду, значит, и ты будешь на виду, могу поспорить.
Это была самая что ни на есть правда, но Бернис закрывала на нее глаза.
– Хм… не могу себе представить…
– Еще как можешь. – Уиллади готова была растерзать Бернис. – Фантазия у тебя богатая. Наверняка ты представила, что можешь вернуть Сэмюэля, как только узнала, что мы перебираемся сюда. Даже в религию ударилась, вообразив, что будешь чаще с ним видеться. А узнав про богослужения, возомнила, будто тебя Бог услышал. Я ведь теперь работаю ночами, а у тебя никаких дел – только поддерживать красоту да изображать святую невинность. Но Сэмюэля оставь в покое, все равно ничего не добьешься.
Бернис гневно уставилась на Уиллади. Она больше не прикидывалась невинной овечкой. На долю секунды глаза ее полыхнули огнем.
– Ничего ты не добьешься, – повторила Уиллади. – Не потому что я чем-то лучше тебя, а потому что Сэмюэль слишком порядочен. У меня ты его не отобьешь, но дело ему испортить можешь, а испортишь – ей-богу, все волосы тебе повыдергаю.
– Надо же, Уиллади! Всего одна ночь в баре – и уже разговариваешь прямо как тамошняя пьянь.
Бернис скинула туфли, начала не спеша расстегивать блузку и объявила, что ложится спать.
– Тебе бы тоже вздремнуть, – сказала она сочувственно, уже стоя в дверях. – Вид у тебя помятый.
Когда Бернис снова засобиралась в больницу, Уиллади поехала с ней. Надо навестить Тоя. Да и Бернис наверняка выдаст ее с головой Сэмюэлю, так что нужно быть готовой защищаться. Вот-вот должны вернуться из школы дети, и Уиллади оставила на плите кастрюлю печеного сладкого картофеля, а рядом – записку: садитесь за уроки, со двора ни шагу. Калла хлопотала в лавке, но обещала присматривать за детьми.
Всю дорогу Уиллади и Бернис молчали: Уиллади уже высказалась, а Бернис занята была своими мыслями и не собиралась ими делиться. Словом, затишье перед бурей.
Сэмюэль стоял среди кучки пожилых женщин и что-то говорил, а те внимали ему затаив дыхание. Когда на стоянку въехала машина, он простился с каждой из старушек за руку и пошел открыть дверь Уиллади. Бернис соскользнула с водительского кресла и терпеливо ждала, пока
Сэмюэль расцелуется с женой. А потом сказала тихо: есть разговор, на пару минут. Уиллади не удивилась. Пока.
– Да, конечно, – отозвался Сэмюэль, – Тою все равно не до нас. Санитарки моют его.
Как будто Бернис есть до этого дело!
Они вышли на лужайку. Приметив достаточно уединенное местечко, Бернис устремила на своих спутников проникновенный взгляд.
– Ты не обязан брать меня на работу, – обратилась она к Сэмюэлю. – Не хочу сбивать с пути несчастных грешников, ищущих Бога.
Уиллади нахмурилась.
Сэмюэль сказал:
– Конечно, ты будешь помогать на богослужениях. С чего ты взяла, что тебе там не место?
Бернис поглядывала то на Сэмюэля, то на Уиллади, точно боясь заговорить не в свой черед.
– Ну, Уиллади утром сказала, что…
– Я совсем не то сказала, – возмутилась Уиллади. – Ничего похожего я не говорила.
– Ты сказала, мы будем у всех на виду, – проговорила, запинаясь, Бернис, губы у нее дрожали. – Ты сказала, что в мое обращение к Богу никто не верит и, если я буду петь на службах, все решат, что я хочу заполучить Сэмюэля. Сказала, что я могу ему испортить дело – ведь у него последняя надежда чего-то добиться в жизни, пастора-то из него не вышло.
Уиллади уже не хмурилась, от изумления у нее даже рот приоткрылся.
– Господи Боже мой… – выдавила она наконец.