- Полагаю, оно касается вас, коли вы его мне привезли, - старался улыбнуться он. - Я не ошибаюсь, княжна?
- Простите, ваша светлость, но не в моих правилах прибегать к протекциям, касающимся лично до меня. Но сделать добро другим, кто нуждается в содействии и помощи, - в моем обыкновении. Впрочем, как, безусловно, и в обыкновении вашей светлости.
- Надеюсь, что вы в этом сможете убедиться. Но для этого позвольте мне пробежать послание любезного Александра Михайловича, - произнес Потемкин и через какую-то минуту: - Как понял я из сих строчек, князь и вы, очаровательная княжна, хотели бы обратиться к моему содействию записать вашего только что появившегося на свет дорогого племянника в какой-либо полк? Дабы годам к десяти он стал бы уже капитаном или полковником.
- О нет, ваша светлость, мой племянник уже теперь может стать в строй в качестве настоящего солдата.
- У такой юной княжны и такой взрослый племянник? - выразил искреннее удивление Григорий Александрович. - Я не ошибусь, если скажу: вы моложе моей самой младшей племянницы, нынешней невесты, Катеньки. Надеюсь, вы не станете скрывать вашего возраста, поскольку - такие юные, как ваши, лета могут составлять для любой женщины один лишь предмет гордости.
- Мне пошел девятнадцатый. Моему же племяннику Петру вскоре будет семнадцать.
- Ах, если бы я не был так стар, очаровательная княжна!.. - картинно вздохнул Потемкин. - Для воина, у которого большею частью жизни нет и крыши над головою, мои сорок три - уже старость. Не пожалеете, что любимого племянника отдаете в безжалостные руки Марса? Объятия сего воинственного бога могут не токмо безвременно состарить, но ненароком и бессрочно укоротить саму жизнь.
- Наш с Петром пращур, грузинский царь Вахтанг, - в глубине черных глаз княжны вдруг вспыхнул огонь, - был доблестным и отважным воином. Потому мечта моего племянника - стать таким же мужественным и храбрым, как его прадед, и с честью служить своему отечеству - России.
- Я сделаю для вас все, о чем просите. К тому же всегда буду счастлив видеть вас у себя, милая княжна, - заключил свой первый же разговор с нею Потемкин.
И вот Анна Грузинская вновь перед ним.
- Как кстати! - галантно прикоснулся губами к руке княжны красавец атлет, которого нисколько не портило то, что он был одноглаз. - Если бы вы сию же минуту не прибыли ко мне собственною персоной, я собирался посылать за вами курьера. Фельдъегерь давно уже в карете и только ждет моего сигнала.
Он сделал знак кому-то из многочисленных своих адъютантов, и почти тут же офицер, лихой франт, щелкнул каблуками.
- Скачи на Царицын Луг, в дом, что снимает ее сиятельство княжна Анна Александровна. Тотчас доставишь из дома ко мне князя Багратиона. Кажется, так, княжна, зовут вашего племянника?
- Но, ваша светлость, позвольте!.. Как же это - так внезапно и неожиданно? - возразила княжна.
- Говорите, внезапно и неожиданно? - захохотал Потемкин. - Так каким же солдатом будет князь Багратион, ежели не станет так же внезапно, как снег на голову, атаковать неприятеля? А вы, княжна, подарите мне первый танец, пока мой курьер выполняет наше с вами поручение. У меня сегодня бал. И лучшим украшением его непременно явитесь вы, моя прелестная гостья…
Появление потемкинского курьера в апартаментах княжны Грузинской вызвало сущий переполох. Особенно растерялась прислуга, и вместе с нею конечно же сам князь Петр Багратион.
"Как, куда? К самому князю Таврическому, и немедля? - возникли в его голове пугающие мысли. - Но почему без тети, и к тому же в чем я предстану перед светлейшим?"
Пожалуй, сия последняя причина пугала пуще всего остального. Как только вслед за Анной Александровной юный Багратион прибыл в Санкт-Петербург, первым ее, тетиным, распоряжением было заказать ему выходные пары.
Господи! И надо же было мальчику из своего далекого Кизляра, с самого Кавказа, приехать в каком-то нелепом длиннополом бешмете с каким-то смешным, если не сказать дурацким, башлыком! И все это из грубого верблюжьего сукна, к тому же хранившего запах не то животного пота, не то какого-то сала.
Камзолы, панталоны, чулки - все было заказано у лучших столичных портных. Конечно, зять, Иван Александрович, мог бы пошить приличную одежду для сына дома, в Кизляре, или в ином близлежащем к Кавказу месте. Полковничьего содержания, поди, достало бы. Но в последние годы пристрастился не такой уж и старый князь к дарам Бахуса, а сие могло и весь дом пустить прахом. Потому и отважилась младшая сестра покойной жены князя Ивана вызволить из родного, грозившего лишь бедами очага пытливого, подающего немалые надежды юношу, чтобы уверенно дать ему достойное направление в жизни.
Посыльный, передав наказ светлейшего, выбежал к стоявшей у подъезда карете на санном ходу.
- Жду внизу, ваше сиятельство! - только и крикнул, выбегая.
Что ж было делать? И тогда старший лакей Карелин бросил взгляд на нового своего барчука. Рост, стать - как и у него. А ну долой со своего плеча только что справленный кафтан!
- Ваше сиятельство; не забрезгуйте - примерьте. Как влитой на вас будет сидеть.
И впрямь кафтан оказался впору. Пришлось позаимствовать и лакейские панталоны с камзолом. Все чин чином пришлось. И как в одно мгновение изменился пришелец с далекого Кавказа! То был худ, черен, щупл. Теперь же - ловок, благообразен, хотя взгляд из-под густых бровей и из-под непокорной шапки вьющихся, черных как смоль волос по-прежнему насторожен и диковат.
Возок с ходу взял бег. Трое сытых лошадей, морды в пене, на козлах - кучер в ливрее да на боках кареты - потемкинский герб! Боже праведный, да думал ли он когда-либо, что так - с ветерком, вскачь, когда все встречные - в стороны, - он, сын Кавказских гор, будет мчать по улицам царской столицы!
Не углядел, как кончился город. Замелькали по сторонам верстовые столбы, и вместо дворцов - каменных, отделанных мрамором и гранитом - стали мелькать деревянные дома, тоже не простые, богатые, скорее даже затейливые.
Дачи. Здесь летом живут большею частью те, кто сейчас заполняет те самые дворцы, что остались позади их кареты.
А вот дворец, да еще какой! Слева от дороги - двухэтажное каменное строение с четырехугольными башнями с двух сторон. На башнях - часы. А к дому ведет широкая терраса, по которой они въехали.
Как только вступил в первый же зал - зажмурил глаза от неожиданного света и блеска. Люстры - в сотни свечей, блеск от расшитых золотом мундиров, сверкание бриллиантов на платьях дам.
Его родная тетя решительно и в то же время величаво шла навстречу ему через весь зал. И на лице ее - ни тени изумления по поводу того, как вырядился он, племянник. Взяла за руку и подвела к гигантскому человеку.
- Ваша светлость, князь Петр Багратион.
Глаз Потемкина мгновенно обежал щуплую фигурку, толстые губы готовы были выказать то ли удивление, то ли откровенное разочарование. Но тут взгляд словно натолкнулся на что-то неприступное, точна сталь, - так, не мигая, смотрели на светлейшего два больших черных глаза из-под курчавой, чуть ниспадавшей на высокий чистый лоб шевелюры.
Маленькая, изящная ладонь юноши провалилась в глубине потемкинской ладони. Однако, к удивлению своему, Григорий Александрович тотчас ощутил, как тонкие, длинные и гибкие пальцы юного князя сильно и крепко сжали его собственную руку.
"Однако же!" - отметил про себя Потемкин, в его грубо вылепленная физиономия осветилась дружескою улыбкою.
- Надеюсь, что милая княжна не будет обойдена вниманием моих любезных гостей, если мы с вами, любезный князь, подымемся в мой кабинет? А вот в кавалеры… - Григорий Александрович сделал широкий жест рукою, показывая, как сразу несколько кавалергардов и молодой гусарский полковник бросились к Анне Александровне.
В кабинете Потемкин тотчас сбросил мундир и накинул на плечи свой халатный затрапез.
- Глядите сюда, князь. Одному из первых намерен вам показать.
Снятые откуда-то с высоких полок, на длинном столе у стены выстроились наклеенные на картон цветные рисунки.
- Что это? - Голос светлейшего был резок.
- Солдаты иноземных войск? - неуверенно произнес Багратион.
- Дудки! Сие - воины будущей в скором времени российской армии. Видите: светло-зеленая форма - инфантерия, синяя - кавалерия. Красный цвет - у артиллеристов, белый - флот. Но и цвета - не весь фокус!
Рядом, на столе, лежал чистый лист, и Потемкин, схватив уголек, резкими и четкими штрихами начертал абрис мужской головы.
- Каковы нынче украшения сей капители? - произнес светлейший, чуть отпрянув от стола и пристально, как бы с вызовом, всмотрелся в Багратиона.
Юноша быстро перенял у Потемкина уголек и короткими движениями руки пририсовал на листе под висками завитые букли и сзади длинную косу.
- Ого! - восхитился Григорий Александрович. - Учились рисованию, у кого?
- Я сам, - неохотно признался Петр.
- Однако отменно способны. И главное, видна манера. Похвально, похвально, князь! Но - к делу. Итак, сия коса, или - по-ихнему, по-прусски, откуда мы переняли сей причиндал, - гарбейтель. А по-нашему, по-русски рассадник вшей. Далее - пукли. Нашто в полках развели парикмахерские? Нашто пукли в бумажки, яки конфеты, завертывать, будто солдат - курва старая? Завиваться да пудриться - воинов ли дело? А ведь у солдат да офицеров ни времени; ни кауферов нету, чтобы голову по парикмахерским правилам содержать.
Он снова схватил пальцами уголек и ловко отсек на рисунке косу, букли и парик.
- Голову полезно только мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою и шпильками. Туалет солдатский должен быть таков: встал - и готов! А еще - другой резон…