* * *
Нет, братцы мои, выслеживать кого-то в нашем сумасшедшем мире – та ещё песня. Прежде всего, нет никакой гарантии, что в тот момент, когда ты, пыхтя клапаном противогаза и поминутно протирая запотевшие стёкла, кустуришься в густой акации, наблюдая за клиентом, с тылу к тебе не подкрадывается юный мёртвый друг. То есть фактически мёртвый, во-о-от с таким оскалом и во-о-от с такими граблями, волочащимися пока по земле. Поэтому в засаде сидеть приходится по двое. Один наблюдает за домом, где засела компашка людоедов, а другой – за спиной первого, не приключись чего. Есть ещё и третий, но он обеспечивает отход с прорывом, эвакуацию, так сказать. Этакая вот диспозиция.
Кустуримся мы уже неделю. Нужно же убедиться, что это натуральные людоеды со стойким иммунитетом, а не доживающие последние минуты инфицированные бедняги. "Кустуримся" – это Семён придумал. Производное от имени известного режиссёра. Хорошо звучит, веско. То, что клиентов двое, мы поняли через час наблюдений. Двое на ногах и в форме, я имею в виду, а так и третий должен где-то быть. Тот, кого я дверцей шваркнул. Отлёживается, поди. Можно было брать хоть сейчас, но опять же – а где уверенность, что это людоеды? Зачем омрачать добрым людям последние часы скорбного существования? Представляете – врываемся мы этак через окна-двери, готовые вязать супостатов, а супостаты перекидываются в зомбяк – это же какой конфуз может получиться! Засмеют ведь добрые люди, и правильно сделают. Мало покойничков по улицам шляется, засады на них устраивать. Тьфу.
Конечно, это я сейчас так, на понтах, после дела сделанного, а тогда всё было гораздо серьёзнее. Попробуй полезь в логово, живо схлопочешь пулю. Все мы тут супермены, до сих пор выжившие, Шварц на Брюсе сидит и Жан-Клодом погоняет. Так что нужно было всё хорошо учесть и всё хорошо просчитать, чем мы всё это время и занимались.
Сигналка у них была простенькая, периметр, рассчитанный на безмозглых зомбяк, Андрюха её вмиг раскусил и фактически нейтрализовал. Окна первого этажа закрыты ставнями, а на втором – открыты, и даже занавесок нет, впрочем, там ребятушки-людоедушки показывались нечасто. И по одному, так что пулей из снайперки бить – не резон, разве что в преддверии штурма. И то опять-таки нужно трижды подумать.
Мы и подумали.
Ещё нужно было хорошо прикинуть по поводу костюмов наших. С одной стороны, какая-никакая защита, а с другой стороны – с такой защитой можно легко словить пулю. И опять-таки, если правде в лицо смотреть, какая защита? Только психологическая.
Мы долго спорили по этому поводу и решили наконец: паримся в ОЗК до последнего, а перед штурмом снимаем их к собакам. Ватно-марлевой повязкой вполне можно обойтись. Как паллиатив.
– Я так считаю, – сказал Семён. – Лучше быть живым и здоровым, чем здоровым и мёртвым.
Мы не возражали.
Всю неделю людоедики наши, каннибалы доморощенные, просидели в хате. Может быть, раны зализывали, может быть, больного отхаживали – не бросили ведь они своего товарища, мы точно знали. А на шестой день началось у них нездоровое шевеление, по всему видать, на вылазку собрались. А это нам было только и нужно – ничего удобнее не придумать, как брать клиентов на выходе.
Всё прошло гладко, как по маслу. Первого клиента Семён приголубил в гараже, тихо, без пыли, без шуму, как опять-таки любил говаривать известный советский киногерой. А второго мы взяли с Андрюхой, взяли на крыльце, едва он шагнул за дверь. Связали аккуратненько и положили на землю, теперь можно было осмотреться и при желании даже напялить ОЗК с противогазом. Но мы этого делать не стали – потому что должен был быть ещё третий клиент, покалеченный, и мы, дураки, пошли его в дом искать.
Дураки – потому что ОЗК и противогазы нужно было надеть. Ибо такой вонищи, какую мы почувствовали с Андрюхой, откинув крышку погреба, в жизни никто не нюхал. Таиландский плод дуриан, скажу я вам, пахнет не в пример слаще и изысканней.
А когда в подвал мы всё-таки спустились, нам очень живо захотелось обратно, на свет божий, потолковать с этими двумя, связанными и ещё живыми. Я бы сказал – живыми временно и по недоразумению.
У них там целая комната была, заваленная трупами, засыпанными кое-как известью. И не зомбями какими – что, я нормальный человеческий труп от зомбяка не отличу?
Людоеды.
* * *
Семён приволок из сарая урода и бросил его на землю рядом с первым. Людоед что-то хрюкнул через кляп и попытался перевернуться на бок. Гарик разбежался и, как на футболе, с хрустом вломил ему ногой в живот. Людоед попытался подтянуть к животу ноги. Гарик ударил вторично – теперь в лицо.
– Тихо, тихо, – сказал Андрей. – Не убей. Рано еще.
Он подошёл к первому людоеду и, стараясь не испачкаться, перевернул его на спину. Развязал кляп. Распрямился.
– Я буду говорить, ты – отвечать, – сказал он.
Людоед пошамкал пересохшим ртом. Пришлось вторично нагибаться, дать ему попить из бутылки.
– Тебя как зовут?
– Олег.
– Как давно ты пьёшь кровь?
Людоед закашлялся и не ответил. Гарик выжидательно посмотрел на Андрея и ударил лежащего ногой. И ещё раз. И ещё.
– Ты будешь отвечать?
– Да…
– Как давно ты пьёшь кровь?
– С самого начала…
– Откуда ты узнал об этом?
– Люди говорили.
– Конкретнее.
– Не знаю. Не помню.
Удар ногой.
– Не помню я!..
Удар ногой.
– Был у нас один… Жил в соседнем подъезде, гаражный бокс через один от моего… То ли врач, то ли биолог. Он сказал. Хотел вакцину…
– Что с ним стало?
– Заразился.
– Как?
– Думал, что вакцина действует постоянно. Перестал пить кровь.
– Сколько человек вы убили?
– А вам-то что?
Удар ногой.
– Сколько человек ты убил?
– Не знаю, я их не считал.
– Хорошо, – сказал Андрей. – У меня всё. Держите его, парни. Он будет первым.
Андрей отошел и вскоре вернулся, держа в руках небольшой серебристый чемоданчик. Расстегнул никелированные застежки. Показал содержимое людоеду.
– Знаешь, что это? Знакомо?..
Не дожидаясь ответа, стал разворачивать прозрачный шланг, достал иглу. Достал одноразовые пакеты. Достал жгут. Семён нагнулся, высвобождая руку Олегу, стягивая её жгутом.
– Надеюсь, у тебя нет СПИДа и сифилиса.
– Думаю, ты должен знать, – сказал Андрей, всаживая иглу и наблюдая, как чёрная кровь заструилась по шлангу. – Зомби едят людей и переносят заразу. Есть люди, которые скрываются от зомби и пытаются оградить себя от заразы. Это мы. Есть люди, которые ловят нас, заражают и пьют нашу кровь. Это вы. В результате возникает иммунитет, но его нужно систематически поддерживать. Каждый день пить человеческую кровь. Так становятся людоедами… Нужно было сделать ещё один шажок, ещё одно небольшое умственное напряжение, и вы догнали бы главное, очень простую истину. Кровь человека, регулярно иммунизировавшегося, сама становится вакциной, теперь уже – настоящей. Это так же верно, как то, что ты лежишь передо мной. Немного, всего сто-сто пятьдесят граммов твоей крови – и у того, кто её выпьет, появится абсолютный иммунитет к зомби-вирусу… Три литра твоей крови спасут тридцать жизней. Еще тридцать жизней – кровь твоего приятеля… Что, страшно?
Они одержали победу. Конечно, то, что им предстояло сделать, было мерзко и отвратительно и нечувствительно размывало границы между ними и теми, что лежали сейчас на земле, но победа была одержана, победителей не судят, и можно немного расслабиться. И они расслабились. Расслабились совсем немного – ровно настолько, чтобы не услышать характерную шаркающую походку трёх десятков зомби, выруливших с шоссе к усадьбе. Был ещё шанс – кинуться в машину, был шанс запереться в доме, но они упустили его. Периметр безопасности был отключен, и сигнализация не сработала.
Начинания, вознёсшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия.
Хрум!
ka3a4ok
Лаба (Почти по Лукьяненко)
Дз-з-зинь…
– Алиса, это Саушкин. Привет, не отвлекаю?
– Отвлекаешь, ну да ладно. Чего тебе?
– У меня лаба по трансмутации. Философский камень. Фигня какая-то с ингредиентами, не понимаю.
– Ну и? Я-то тебе чем…
– Советом.
– Хорошо. Отдежуришь за меня в пятницу, с часу до шести, по рукам?
– Гм… В пятницу… Ладно, по рукам.
– В чём проблема?
– У меня философский камень в реторту не помещается…
– В смысле?
– Ну вот, в учебнике: в разогретую на живом огне стеклянную реторту объёмом двести миллилитров с десятью граммами Венеры необходимо добавить… так… и ещё пятьдесят граммов вездесущего духа жизни… и аква фортис… ага, вот: и пепел чёрной кошки!
– Подожди, я пока реторту сотворю…
(Слышатся постукивание, позвякивание, невнятная ругань и противное шипение.)
– Саушкин?
– Да, Алиса. Получилось?
– Не влазит. Эта долбаная кошка – не влазит!
– Вот и я о том же.
– Может быть, опечатка? А если взять реторту побольше?
– Не получается, я пробовал. Реакция не идет. Дерьмо какое-то получается, а не золото.
– Хм.
– Идеи есть?
– Нет.
– Жаль. В пятницу дежуришь сама.
– Костя!
– Нет ножек – нет мультиков. Привет.
Бряк.
Пи-пи-пи…
Дз-з-зинь.
– Антон?
– Костя?
– Антон, когда ты учился, у тебя был зачет по трансмутации?
– С какой целью интересуешься?
– Да мне завтра сдавать, а я лабораторку сделать не могу.
– А-а-а-а… Тогда ладно. А в чём проблема?