Помчался гонец к королю; разослали всем сельским приходским ксендзам приказ проповедовать с амвонов против бунта и удерживать народ; вслед за отправленными уже двумястами пятьюдесятью пехотинцами напуганный епископ снарядил еще двести человек из собственного полка и шестьдесят отборных горных стрелков-"свистунов", получивших свое название оттого, что они отдавали команду по-разбойничьи, свистом. При этом войске находились две пушки. Староста любовльский, получив приказ, также привел две пушки и сто пятьдесят солдат. Из-под Мушины прибыли драгуны епископа. И в то время как подстароста краковский Сметанка сзывал в Краков ко дню 27 июня всю шляхту, всех стариков, больных, слуг, экономов, королевских чиновников и духовенство, чтобы идти против мятежника Костки, у самого Костки на 22 июня было в замке против тысячи осаждающих двадцать семь горцев и пять женщин.
Но он был уверен, что помощь придет. Отряды из Подгалья под предводительством Собека, из Бескид - с Чепцом и Савкой и те, которые собраны были Лентовским под Черным Дунайцем, должны были прибыть с часу на час. Чепец и Савка донесли, что под Ланцкороной и под Мельштыном стоят целые толпы крестьян, что целые толпы идут под предводительством войтов, что под Бабьей Горой, в Охотнице над Новым Таргом, в Порембе, в Медведе, во всей округе, до самых дальних мест, десятки тысяч людей взялись за оружие.
Так что, хотя он и не ожидал осады и хотя было у него и замке только двадцать семь мужиков и пять баб, он не испугался и решил защищаться, приказав зажечь смоляные ветки как сигнал. Чорштын засиял со всех сторон и окутался дымом.
Тем временем, ввиду того, что замок не согласился на предложение о сдаче, его начали бомбардировать из пушек, а пехота пошла на штурм.
В замке было несколько ружей и пушек, но не было ни пороха, ни пуль. Пока еще было время, Костка писал манифесты и забавлялся, подшучивая над Иозелем Зборазским, а о снаряжении не позаботился. Теперь он скрежетал зубами и впивался ногтями в ладони, - но это не помогало.
Его верный мальчик-слуга, тайно посланный ночью в Любовлю достать хотя бы пороха и пуль для ружей, попал в руки драгун и утром 24 июня был бит батогами на виду у всех перед замком.
Зловеще восходило это утро. Смоляные ветки горели на стенах день и ночь. Чорштын пылал со всех сторон. Это был тревожный сигнал повстанцам, - но никто не шел.
- Что же делать? - спросил Костку Лентовский, сидя в кухне, где горел огонь.
- Вот что! - крикнул Костка и, выбив чеканом оконное стекло, оправленное в олово, вырвал кусок олова и бросил в огонь. - Пули будут.
После этого, по его примеру, весь металл, бывший в замке, стали переливать на пули; из крыши вырывали гвозди, бабы выламывали мрамор из полов, вырывали из мостовых камни; кто чем мог отбивался от осаждающих.
Наступил полдень, а помощь не приходила.
- Что же будет? - спросил Лентовский, глядя на войско епископа, которое в это время обедало.
Но Костка, контуженный в лоб, ничего не ответил. Он пошел перевязать рану, потому что кровь заливала ему глаза.
На пороге он встретил Марину, которая несла на стену пули, отлитые в кухне из канделябр Платенберга.
- Есть у тебя полотно? - спросил он.
- Чистая рубашка, - сказала Марина и, приподняв юбку, оторвала кусок полотна.
- Перевяжи, - сказал Костка.
Она перевязала.
- Где твой брат Собек?
- Он придет.
В этот миг пушечное ядро пробило окно и, кроша кирпичи, застряло в потолке над их головами.
- Только бы продержаться! - сказал Костка. - Впрочем, меня не возьмут. Не дадимся!
Перед глазами Марины вдруг встало лицо Щепана Куроса, молодого мужика из Ментуса: любовница, которая несла ему обед на стену, упала у его ног и умерла, раненная пулей в грудь. Страшно было его лицо в эту минуту.
Марина уже заметила, что мужики о чем-то между собой шепчутся и переглядываются. Она слышала, как Мацек Новобильский, первый после Лентовского человек, говорил своему двоюродному брату Юзеку: "Никто не придет. Пропадем мы тут все - и больше ничего".
А Юзек Новобильский, великан, поднимавший вола, мрачно опустил свои ястребиные глаза.
- Но что же с Собеком? Что с Топорами? - говорил Костка. - Что с твоим братом, Марина?
- Не знаю, пан. Он должен бы уже здесь быть. Обещался прийти еще прошлой ночью. А Собек такой человек - если что кому-нибудь или самому себе обещает, то сделает, хоть бы ему сам Хворь-Змей с черными крыльями да кровавый бог смерти со своей палицей загородили дорогу.
- Будь что будет, - сказал Костка, качая головой. - Я уже второй день на ногах, две ночи глаз не смыкал, такой сон одолевает меня, что не могу выдержать. Вздремну немного.
- Не ложитесь, пан, - сказала Марина. - Кто знает, что может случиться?
- Будь что будет! Может быть, тем временем подоспеет Собек или Чепец с Савкой…
И он бросился на постель Платенберга.
Между тем пушки епископа и старосты любовльского гремели без перерыва и крушили стены замка. Полковник Яроцкий брал замок с лихорадочной поспешностью, потому что боялся, что подойдет помощь. Он имел верное известие, что подгаляне уже выступили и идут напрямик через горы. Ведет их Собек Топор. Должно быть, что-нибудь задержало их в пути, но они могут прийти с минуты на минуту.
Осажденные об этом не знали и потеряли всякую надежду на подкрепление. Ни пехота, ни драгуны на штурм не ходили. Яроцкий берег их на случай атаки с тылу. Только пушки крушили да крушили стены, убивая людей, укрывавшихся за ними. В погребе, чтобы укрыться от пуль и подкрепиться вином, сидели оба Новобильских, Курос и еще четыре горца.
- Что могло случиться? Отчего никто не приходит? - сказал Юзек Новобильский.
- Не сумею тебе сказать, брат, - отвечал Мацек. - Собек Христом-богом клялся, что придет с людьми еще ко вчерашнему вечеру. Да ведь он и тогда не знал, что с нами будет, не знает и теперь, когда пушки так гремят среди гор, что Озвена оглохла. Никого ниоткуда не видно.
- Ну, так что же будет, крестный? - спросил Курос. - Неужели нам всем погибать, как погибла моя Антоська несчастная?
- А ведь правда, - сказал Кулах из Людзимежа.
- Повесят нас, либо на кол посадят, либо четвертуют, - сказал Баганцар из Кликушовой.
- Велят палачу поясов из нашей кожи нарезать, - сказал мужик из Леска.
- Искромсают нас на кусочки…
- Даже и похоронить на освященной земле не позволят.
Мужики повесили головы.
- Баб с детьми оставим сиротами…
- Добра своего, земли-матушки лишимся…
- На пытку пойдем…
- А ничего не добьемся…
- Был мужик мужиком, - мужиком и останется…
- Был пан паном, - им и останется…
- Такой уж, должно быть, порядок на свете и воля божья…
- Что тут станешь делать?
- Мы своей смертью мира не спасем…
- Да и никого…
- Пан Костка нам, пожалуй, добра хотел…
- Да и Лентовский…
- Но уж коли нельзя - так нельзя…
- А что кому от нашей смерти прибудет? Ничего.
- Или от мук наших?
- Коли чему перемениться - оно и так переменится, а нет - так нет.
- И если даже удержим этот замок, нам лучше не будете.
- Правда, что не будет.
- Кто нами верховодит, тот пускай и вывозит. Погибать никому неохота.
- Еще бы! Кому головы своей не жалко?
В эту минуту в дверях погреба появился Лентовский. Высокий, седобородый.
- Эй, мужики! - закричал он, - Там, на стенах, только пятеро здоровых осталось, а вы здесь?
- Здесь, - ответили ему мрачно.
- О чем толкуете?
С минуту помолчали, потом Юзек Новобильский сказал:
- Даром погибать никому неохота.
Лентовский понял и побледнел.
- Так чего же вы хотите? - тихо спросил он.
- Где полковник? - сказал, избегая прямого ответа, Мацек Новобильский.
- Пошел рану перевязать.
Наступило молчание. Вдруг загремел пушечный выстрел, и от удара ядра за спиной Лентовского посыпались из стены камни.
- Сам видишь, - сказал Юзек Новобильский.
- У нас только человек десять еще цело, - а их тысячи.
Вдруг Щепан Курос вскочил со скамьи.
- Что долго разговаривать? - закричал он, - Сдать замок - и все тут!
Мужики только этого и ждали.
- Замок надо сдать! Он правильно говорит! - закричали, вскочив с места, оба Новобильских, Кулах и трое остальных.
- Ребята! Побойтесь бога! - крикнул Лентовский. - И замок отдать и под нож идти? Уж лучше погибнуть в этих стенах!
- Уж я-то знаю, что делать, - воскликнул Мацек Новобильский. - Меня учить нечего! Я в войске бывал.
И он собрался бежать.
- Куда тебя несет? - остановил его в дверях Лентовский.
- На стену! Замок сдавать!
- Без пана полковника нельзя!
- Это ты сам его спрашивай!
- Не пойдешь!
- Пойду!
- Маршал, пустите нас! - закричали мужики, которым Лентовский, стоя в дверях погреба, загораживал дорогу.
- Без пана полковника - нельзя!
- Поговори еще! - дерзко крикнул Курос и обхватил старика, чтобы оттащить его в сторону.
Осмелели и остальные. Они схватили Лентовского, а Юзек Новобильский сказал:
- Пока что мы тебя здесь запрем.
И, втолкнув Лентовского в подземелье, они захлопнули дверь.
А Мацек Новобильский взбежал на стену и стал высоко махать белым платком.
Полковник Яроцкий заметил платок и приблизился к стене.
- Чего вы хотите? - крикнул он.