Глава 77
БЫТЬ БЕДЕ
- Матвея мы с Прасковьей навестим, дела обговорим, но со свадьбой повременить надо, ‑ сказал отец.
- Отчего так, батя?
- Нешто не разумеешь? Ниву надо убрать, хлеб молотить, озимые сеять. Какой мужик в страду весельем тешится. После покрова свадьбу сыграем.
Иванка угрюмо насупился.
- До покрова ждать нельзя, отец. На заимку княжьи люди часто наведываются. Сведут они Василису либо надругаются.
- Ох, не торопи меня, сынок. Недосуг нонче. Сумеешь Матвея уговорить приводи девку. А свадьбу после страды справим, ‑ вымолвил Исай и пошел запрягать лошадь.
На другой день мужики всем селом вышли зачинать зажинки. А Иванка перед тем, как отправиться в поле, забежал к Агафье. Баба, в окружении пятерых ребятишек, горестно сидела на крыльце и всхлипывала, распустив космы из‑под темного убруса.
- Как там Афоня, мать?
- Ой, худо, Иванушка. Второй день в застенке сидит. Отощал. Едва упросила краюшку хлеба да свекольник осударю моему передать. Пропадем мы теперь.
- Пытали Афоню?
- Покуда не трогали. На Ильин день грех людей забижать. Уж ты скажи мне, касатик, за што Афонюшку мово взяли, за какие грехи?
- Не знаю, мать. Не горюй, выпустят Афоню.
- Дай‑то бог, касатик, ‑ закрестилась Агафья и вновь залилась горючими слезами.
Обычно выходил Иванка на первые зажинки приподнятый, как и все селяне. Но на этот раз ехал он к ниве озабоченный. Не до веселого сейчас. Князь его, поди, уже в Москве поджидает. Не ведает Телятевский, что не вернется он больше в княжьи хоромы. Правда, могут и силком его в усадьбу привести. Князь крут на ослушников.
И с Василисой заминка. Едва ли отпустит ее бортник на село до свадьбы. Худо ей там. Мамон с дружиной до сих пор по лесам бродит. Промашку дал пятидесятник. Федька Берсень, поди, уже к Дикому полю подходит. Здесь‑то Мамон недоглядел, упустил беглую ватагу. А вот Василису ему легче из лесу увести. Да и предлог есть. Князь как‑то обмолвился ‑ то ли в шутку, то ли всерьез, что хочет Василису в свои хоромы сенной девкой забрать.
Не везет горемычной. До сих пор отца с матерью забыть не может. Ох, как возрадовалась Василиса, узнав, что ненавистный ей насильник Кирьяк сложил свою злодейскую голову.
Нет. Надо забирать Василису из леса. После смотрин и увезу. Покрова ждать нечего. Пусть бортник малость посерчает.
Хуже с Афоней. Угодил‑таки балагур в волчий капкан. Приказчика Калистрата нелегко будет провести. Хитрющий мужик, за версту все чует.
- Эгей, воин, чего призадумался? ‑ толкнул Иванку в бок Пахом.
Все эти дни, особенно по вечерам, старый казак не отходил от ратника, подолгу любовался знатным мечом, расспрашивал о походе, битве, ратоборстве с татарским богатырем. Хлопал Болотникова по плечу, хвалил:
- Воином ты родился, парень. Чует мое сердце ‑ не единожды тебе еще в походах быть.
Примечал также Иванка, что крестьяне, прознав про его поединок, стали почтительно с ним здороваться и вести степенные мужичьи разговоры.
Особенно этому был рад Исай.
- У нас на селе старожильцы с парнями о мирских делах не калякают. А тебе вон какой почет. Многие Исаичем стали величать. Не возгордись, сынок, ‑ с напускной ворчливостью говорил Иванке отец.
- Не возгоржусь, батя, ‑ просто отвечал сын.
…Погруженный в свои невеселые думы, Иванка так и не ответил Пахому. Лишь возле самого загона обмолвился:
- Афоню мне жаль, Захарыч. Жизнью своей ему обязан.
- Бог даст ‑ выйдет твой Афоня. Одно непонятно ‑ пошто его непутевого в темницу посадили. Никому он худа не сделал, ‑ озадаченно проговорил Исай. И невдомек старожильцу, что его затейливый и безобидный сосед ‑ мужичонка за мир пострадал.
- Добрая нонче страда будет. Хлеба неплохие уродились. Эдак четей по пятнадцати с десятины возьмем, ‑ произнес Пахом, окинув взглядом ниву.
- Жито уродилось, Захарыч. Помогли Илья да Никола. Только о страде доброй рановато ты заикнулся. Хватим еще нонче мы горюшка, ‑ хмуро высказал Исай.
- Дело свычное, Парфеныч. Было бы чего убирать, ‑ не понял старожильца Аверьянов.
- Свою ниву жать не в тягость. Тут другая беда, Захарыч: княжьи загоны на корню стоят. Как бы нонешняя весна не повторилась. Сколь дён тогда господское поле топтали. Ох, не миновать смуты.
Объехав поутру княжью ниву, Калистрат сказал Мокею:
- Пора на боярщину мужичков выгонять. Созрела ржица.
- Велика ли боярщина нонче по жатве, батюшка?
- Как и в прежние годы, Мокеюшка. Три дня ‑ на княжьем поле, три дня на мужичьем. А в воскресенье ‑ богу молиться, ‑ пояснил приказчик.
- Обижен я на тебя, отец родной, ‑ вдруг сокрушенно вздохнул челядинец.
- Что с тобой, сердешный? Отродясь на меня в обиде не был, повернувшись к Мокею, недоуменно глянул на него Калистрат Егорыч.
- Пошто Афоньку не позволяешь мне пытать, батюшка? Я бы мигом ему язык развязал.
- У него и без того язык, как чертово помело. Всей вотчине его не перекалякать. Не сумеешь ты его перехитрить, Мокеюшка. А бить зачнешь мигом богу душу отдаст. Худобу сечь надо умненько, сердешный. Мамона из лесу жду. Застрял он там чего‑то. Князь‑то его даже на крымца не взял. Ежели по всем деревенькам да погостам прикинуть, то, почитай, половина вотчинных мужиков в бега подались. Серчает Андрей Андреевич на Мамона. Шибко плохо он крестьян вылавливает. Ох, как я его поджидаю. Мамон не тебе чета, с воровским людом толковать умеет, Не сумлеваюсь, сердешный ‑ про сундучок он все доподлинно от Афоньки изведает. Вот так‑то, Мокеюшка.
Сердце старого пахаря не обмануло и на сей раз. Не зря предсказал Исай Болотников страду горестную.
На второй же день, когда мужики убирали свои загоны, в вотчину прискакал Якушка. Крестьяне уже давно приметили ‑ ближний княжий челядинец обычно с добрыми вестями не является.
Якушка передал на словах приказчику новый княжий наказ:
- Всех мужиков снаряжай на княжье поле. И быть им на боярщине до скончания молотьбы.
- А как же мужичьи загоны, молодец?
- Поначалу ‑ княжья нива, потом ‑ мирская, Егорыч. Об этом Андрей Андреевич строго наказывал. А жито, что в амбарах, ‑ продолжал Якушка, велено освободить под новый урожай. Старое зерно грузи на подводы и ‑ в Москву. На торги князь хлеб повезет.
- Вон оно как, ‑ неопределенно молвил приказчик.
- А правда ли, братец, что Иванка Болотников теперь у государя нашего служит? ‑ с сомнением полюбопытствовал Мокей.
- Доподлинно так, православные. В стремянные холопы князь Иванку записал. Отъехал ли в Москву Болотников?
- На ниве он, сердешный. С Исайкой овес жнут.
- Вот дурень! Разгневается на него Андрей Андреевич, ‑ сказал Якушка и, взмахнув нагайкой, поскакал к мирским загонам.
Калистрат Егорыч присел на крыльцо и принялся озабоченно размышлять о княжьих поручениях. Непростое это дело. Мужики и без того ходят злые, взропщут. По весне вон как взбунтовались. Трудненько их будет со своих загонов согнать. И с обозом может выйти проволочка. В сусеках поболе трехсот четей хлебушка лежит. Выходит, полсотни подвод надо. Почитай, все село поднимать придется. А мужикам лошаденки, ох, как надобны! Нелегко будет их в Москву с обозом снарядить. Да что делать. Умри, а княжью волю выполняй.
Долго восседал на высоком крыльце Калистрат Егорыч. Прикидывал в уме, загибая пальцы. И наконец позвал Мокея.
- Завтра, как только Исай со своими на ниву уйдет, обойди самолично все остальные избы. Покличь мужиков к моему двору да батюшку Лаврентия позвать не забудь.
- А што жа Исайку не звать? Он и сам придет.
- Не придет, Мокеюшка. Исайка с первыми петухами на ниву уходит. А другие мужики еще дрыхнут. Болотниковы ‑ смутьяны, помешать моим помыслам могут. Знаю их, нечестивцев. Без них обойдемся. Уразумел, сердешный?
- Здоров будь, Иванка!
- Здорово, друже.
- Садись на коня. В Москве нонче весело. К князю поедем. Чего среди мужиков застрял?
Болотников отложил косу и, шурша по свежей стерне пеньковыми лаптями, вышел на межу к Якушке, вытер краем шапки крупные капли пота с лица.
- Экий ты неприглядный, братец. В рубахе дырявой, лапти обул. Пошто княжий наряд скинул?
Иванка положил тяжелую руку на плечо челядинца, глянул ему прямо в глаза и сказал твердо:
- В Москву я не вернусь, Якушка. В селе останусь. Здесь мое место. Не по душе мне жизнь холопья. А кафтан да сапоги из юфти отвези назад князю.
Якушка изумленно присвистнул, покачал головой и вымолвил уже недружелюбно:
- Не понять мне тебя, парень. Но одно скажу ‑ князь Андрей Андреевич на тебя крепко разгневается. Быть тебе в железах. Одумайся, Иванка.
- В селе останусь, друже.
- Ну, как знаешь, парень. Только кафтан твой не повезу. Сам князю доставишь, ‑ рассердился Якушка и поскакал к селу.