Казы‑Гирей приказал тургадурам:
- Развяжите уруса и следите за каждым движением этого шакала.
- Вот так‑то лучше, дьявол, ‑ пробурчал Капуста, разминая затекшие руки.
- А теперь отвечай, презренный!
- Пожалуй, отвечу вам, поганые. Первым‑наперво пришел я в ваш басурманский лагерь, чтобы голову свою поправить, винцом вашим опохмелиться. Так что не поскупись, хан, на чарочку.
После таких слов Казы‑Гирей замешкался. Отважно держится презренный! Но, может, урус и про остальное все скажет.
- Налейте ему большую чашу хорзы. Пусть развяжет свой язык.
Приняв наполненный до краев сосуд, Митрий Флегонтыч изрек:
- Прими, душа грешная, последний посошок, да не обессудь, что басурманским вином тебя опоганил.
Не спеша выпил, разгладил окровавленной рукой бороду.
- Ну, вот и полегчало, нехристи. Одначе наше винцо покрепче будет.
Капусту кольнул в спину клинком мурза Валди‑Гирей.
- Много лишнего болтаешь, иноверец. Отвечай хану ‑ отчего пушки палят?
- Плохи ваши дела, поганые. Зело знатно мы ваши лысые головы посекли. Ликуют наши ребятушки. А нонче и вовсе вам будет худо. В Москву новгородская рать вступила. Вот и палят на радостях пушкари‑затинщики. Это во‑вторых, поганые.
Слова уруса о северной рати повергли в замешательство и мурз и самого повелителя. Если этот лохматый медведь говорит правду, орде Москвы не видать. Двумя ратями урусы опрокинут джигитов.
Заметив, как притихли в шатре татары, Капуста, перекрестившись, изрек напоследок:
- А в‑третьих, хан, я потому пришел в поганый лагерь, чтобы срубить твою злодейскую голову!
Митрий Флегонтыч швырнул в Казы‑Гирея тяжелую чашу, выхватил у ближнего тургадура клинок и ринулся к застывшему в немом ужасе повелителю.
Путь преградили два тургадура. Одного из них Капуста рассек саблей до пояса, а второй успел подставить перед ханом круглый щит. Но удар разъяренного Капусты был настолько силен, что металлический щит разлетелся надвое, а клинок все же соскользнул на левую руку Казы‑Гирея.
И в тот же миг на Митрия Флегонтыча обрушились десяток сабель. Капуста рухнул на ковер. Сжимая рукоять клинка, прохрипел:
- У‑у, дьяволы‑ы!
Сабля тургадура отсекла дерзкому урусу голову.
Глава 72
ПОБЕДА!
За час до рассвета татарские тумены оставили Воробьевы горы и помчались назад к Оке.
Гонцы из дозорной сотни известили Бориса Федоровича Годунова и Федора Ивановича Мстиславского о том, что крымский хан бежал от Москвы с позором. Обрадованный царев правитель приказал поднимать русскую конную рать в погоню.
- Враг подался в степи. Но надо добить ордынцев. Пусть навеки запомнят наш карающий меч! ‑ блестя дорогими доспехами, воскликнул Борис Годунов и самолично, вместе с воеводой Федором Мстиславским встал во главе войска.
Русская конница понеслась вслед за убегающей ордой. Казы‑Гирей, темники и мурзы, кидая повозки, русских полонянок и оружейные запасы, оставляя на поле чувалы, вьючных коней, с награбленной за время похода добычей, и бронзовые котлы, с еще не остывшей бараньей похлебкой, сломя голову, отступали к Оке.
На восходе солнца Казы‑Гирей со своими отборными передовыми сотнями достиг широкой русской реки и приказал сделать уставшим взмыленным коням короткую передышку.
Но тут в верстах трех показалась русская конница. Крымский повелитель в страхе метнулся на коне в Оку. За ним кинулись мурзы и тургадуры. Испуганные храпящие кони не шли в воду, но на них напирали другие всадники. Началась давка, сумятица…
Оставив а Оке несколько тысяч утопленников, Казы‑Гирей, с трудом выбравшись из реки, поскакал дальше, бросив на берегу золоченую повозку с походным троном и кожаными мешочками с дорогими каменьями.
Передовая конная рать настигла татарские тумены возле Тулы. Ордынцы были наголову разбиты, несколько знатнейших мурз и более тысячи джигитов были взяты в плен.
В этой схватке был ранен Сафа‑Гирей. Однако мурзу спасли верные тургадуры, умчавшись с Сафой в родные степи.
Потеряв за свой поход около ста тысяч воинов, угрюмый крымский повелитель темной ночью на русской крестьянской телеге возвратился в Бахчисарай.
Так бесславно закончился набег кичливого и тщеславного Казы‑Гирея.
Часть VII
Глава 73
В РОДНЫЕ ДЕРЕВЕНЬКИ
Около недели посошные люди еще жили в княжьей усадьбе. Чтобы мужики без дела не слонялись по двору, Андрей Андреевич заставил их в холопьем подклете мять кожи, чинить хомуты, плести лапти для многочисленной дворни.
Сам князь был добродушен, приветлив, кормил страдников вволю.
- После удачливого похода господин наш всегда таков, ‑ пояснил мужикам Якушка, который ходил с перевязанной щекой, пряча под белой тряпицей кровоточащий сабельный шрам.
Из сорока ратных мужиков с поля брани вернулись только три десятка.
Павших воинов хоронили с великими почестями в общей братской могиле. На панихиде был сам государь Федор Иванович, святейший патриарх Иов, царев правитель Борис Годунов, князья, бояре, Москва посадская. Царь плакал, много и усердно молился и оказал большие милости победившему воинству. Пожаловал великий государь ближнему боярину конюшему Борису Годунову в награду шубу со своего плеча в тысячу рублей, цепь золотую, три города и титул Слуги да золотой сосуд Мамаевский.
Воевода Федор Иванович Мстиславский получил также шубу с царских плеч, кубок с золотою чаркой и пригород Кашин с уездом.
Остальные князья, бояре, дворяне, дети боярские и другие служилые люди были пожалованы государем всея Руси вотчинами, поместьями, деньгами и дорогими подарками.
Всю неделю пировала Москва боярская в государевой Грановитой палате.
Посошные люди князя Телятевского получили за ратную службу от царева имени по два рубля.
Мужики всей гурьбой потянулись в кабак на Варварку, до полуночи пили за ратные успехи, поминали павших, опьянев, горланили песни.
Однако на другой же день князь Телятевский засадил крестьян вновь за изделье. Мужики томились княжьей работой и рвались домой в деревеньки.
- Середина июля, братцы. Скоро зажинки на нивах зачинать. Басурман побили ‑ пора и по избам вертаться.
Вечером крестьяне повалились спать, а Иванка с Афоней вышли из подклета, опустились на завалинку, заговорили вполголоса.
- В село тебе нельзя возвращаться, Афоня. Заподозрил тебя приказчик. Видно, Авдотья рассказала Калистрату, как ты к ней в избу наведался.
- Сам о том все дни думаю, парень. Одначе не впервой мне в такие передряги попадать. Выкручусь.
- Калистрат ‑ мужик дотошный. Может пытку учинить. Выдюжишь ли?
- Выдюжу, Иванка. Хоть помирать придется, но и словом не обмолвлюсь. Я мужик терпкий. А может, еще и обойдется.
- Добро бы так, Афоня.
- Сам‑то как на село пойдешь? Тебя, вон, князь в свою оружную челядь приписал. Стремянным при себе определил.
- Сбегу из усадьбы, друже. Мое дело землю пахать. Пускай князя другие оберегают.
Через три дня государь всея Руси Федор Иванович повелел рать распускать.
Князь Телятевский собрал мужиков на дворе и произнес:
- Святой Руси вы отменно послужили. Теперь ступайте в вотчину хлеба убирать. После Ильина дня приступайте к жатве на моей ниве. Управитесь к бабьему лету ‑ доброго вина поставлю да на зиму лес разрешу валить. Езжайте с богом.
Иванка прощался с Афоней за тыном.
- Передай отцу, что через пару дней в селе буду. О Гнедке пусть не горюет.
- Жаль мне тебя, Иванка. Поедем в село с нами.
- Нельзя, Афоня. Князь и слушать не хочет. Ежели сейчас поеду ‑ вернет и на цепь посадит. Попытаюсь за эти дни добром отпроситься. А ежели чего сбегу.
На второй день Иванка снова заявился к Телятевскому в палату.
- Не рожден я холопом быть, князь. Отпусти меня из своей дружины.
Андрей Андреевич не привык дважды по одному делу разговаривать, потому проронил сердито:
- Мне такие молодцы нужны. Нешто тебе соха не наскучила? Будешь возле меня жить. Такова моя воля.
Тогда Болотников решил пойти на хитрость.
- Дозволь, князь, хоть отца навестить. Без коня батя остался. Тяжело ему страду без Гнедка справлять. Отдам ему своего коня и в твои хоромы вернусь.
Телятевский призадумался. Упрям и дерзок новый холоп. Но воин отменный. Сам Борис Годунов о нем справлялся. Даже царь Федор Иванович на пиру об удальце выспрашивал. Обещал наградить достойно, да знать запамятовал за усердными молитвами.
Телятевский, не отвечая на просьбу Болотникова, звякнул колокольцем. В покои вошел дежурный холоп.
Когда Якушка появился на пороге, Андрей Андреевич проговорил: