- Запасы Пушечного двора немалые. Литеец Андрей Чехов доносил мне, что пороха, картечи и ядер на басурман хватит с избытком.
- Добро, князь Федор. Прикажи затинщикам рано поутру открыть стрельбу по ордынцам, ‑ решил Борис Годунов.
- А я так смекаю, боярин. Сейчас татары в замешательстве. И покуда басурмане после битвы свои потери подсчитывают, нам надлежит для устрашения неприятеля изо всех пушек ударить. Пусть затинщики всю ночь палят. Поганым это зело не понравится.
Не любил Борис Годунов, когда его на советах поправляют, но с доводами опытного воеводы согласился.
- Быть по сему, князь.
Глава 71
ПОСЛЕДНЯЯ ЧАША
Знахарь перевязывал на правой руке рану, а Митрий Капуста ворчал:
- Твоя мазь ни к чему, старик. Кабы винца ковш хватить ‑ всю хворь разом снимет.
- Горазд ты до бражного ковша, вижу, батюшка. От тебя и сейчас за версту винцом попахивает.
- Маковой росинки с утра не было, старче. То похмелье выходит. Ну, будя над рукой шептать.
- Без заговору не отойдет, батюшка. А теперь я тебе язвы горячим пеплом присыплю.
- Пепел облегчает, валяй, дед, ‑ согласно кивнул черной бородой Капуста и, вздохнув, тоскливо добавил. ‑ Хоть бы едину чарочку в нутро плеснуть.
Сидевший рядом Истома Пашков, посмеиваясь, проговорил:
- Воевода Трубецкой воинов к басурманам снаряжает. Хочет изведать, что поганые против нас ночью замышляют. Накажи ратникам, чтобы бурдюк с басурманским вином в стан прихватили.
- Вот то верно, друже Истома. Пойду, пожалуй, к ратничкам, ‑ поднялся с земли Митрий и зашагал к воеводскому шатру.
- Тряпицу‑то, батюшка, я тебе тесьмой не завязал. Погодил бы чуток, крикнул ему вслед знахарь, но Капуста лишь рукой махнул.
Тимофей Романович наказывал лазутчикам:
- Ступайте к татарскому лагерю сторожко, из пистолей не палите, берите ордынцев без шуму…
Когда Трубецкой закончил свой наказ, к нему шагнул Митрий Капуста.
- Дозволь, воевода, мне за татарином сходить.
- Отчего так, Митрий?
- Мне это дело свычное. В Ливонском походе не раз ворогов ночами добывал.
- Добро, дворянин. Будешь старшим у ратников.
И вновь с крепостных стен Москвы, монастырей и дощатого городка ударили сотни пушек.
- Славно бьют, пушкари. Пороху не жалеют. Нагорят страху на поганых, негромко и весело вымолвил Митрий Флегонтыч лазутчикам, когда добрались до середины ратного поля, усеянного басурманскими трупами.
Невдалеке раздался протяжный стон, затем еще и еще.
- Может, наших подобрать не успели? ‑ перекрестившись, проговорил ратник Зосима.
Капуста шагнул в сторону одного раненого, другого и звучно сплюнул.
- Тьфу, дьяволы! Тут их полно, поганых, помирает. Вот нехристи. Своих унести с поля не захотели.
Когда тронулись дальше, Митрий Флегонтыч наказал строго‑настрого:
- Хоть до татарского стана еще далеко, но теперь ни гу‑гу, братцы. Можем на лиходеев нарваться.
- Это на кого ж, мил человек? ‑ не поняв, вопросил один из ратников.
- На тех, кто у своих же павших воинов золотые монеты в поясах да мешочках ищут… А теперь помолчим.
Чем ближе к Воробьевым горам, тем осторожнее двигались ратники. А вот и монгольские костры совсем рядом.
Лазутчики прижались к земле.
- Нелегко взять татарина, Митрий Флегонтыч. Светло от костров и возле каждого с десяток басурман лопочут, ‑ озабоченно прошептал Зосима.
- Ждите. Поснедают басурмане и спать улягутся, ‑ спокойно отозвался Капуста.
И ратники ждали ‑ долго и терпеливо, уткнувшись бородами в лопухи.
Ордынцы сидели подле костров хмурые, неразговорчивые. Перевязывали раны, чинили доспехи, хлебали деревянными ложками мясную похлебку из медных котелков. Не слышно было привычных степных песен, воинственных плясок с обнаженными клинками, шумных победных достарханов в куренях.
Богатая долгожданная добыча ускользнула. Московитяне ‑ сильные и бесстрашные враги. Их чернокудрый витязь сокрушил непобедимого тургадура Ахмета. Пушки урусов страшно плюются огненными ядрами и разят картечью. О, аллах! Помоги правоверным!
Наконец, огни монгольских костров начали гаснуть. Воины укладывались спать, прислонившись спинами к теплым животам лошадей и положив головы на седла.
Однако возле потухших костров оставались бодрствовать сторожевые джигиты. Поджав под себя ноги, они зорко вглядывались в темному и, сняв с головы черные меховые шапки, часто припадали правым ухом к земле, чутко прислушиваясь к ночным шорохам.
"Стерегутся, дьяволы!" ‑ с досадой подумал Митрий Флегонтыч. Летняя ночь коротка. Нешто с пустыми руками возвращаться. Сраму не оберешься перед воеводой".
Подождали еще полчаса. Но вот при блеклом лунном свете заметили, как у ближнего к ратникам костра начал клевать носом и звучно позевывать караульный татарин. А вскоре, опершись обеими руками о хвостатое копье, джигит вовсе опустил на грудь голову и заливисто захрапел.
Сделав знак Зосиме, Митрий Флегонтыч пополз к погасшему костру. До басурманина осталось меньше сажени. И тут Капуста вспомнил, что не прихватил с собой кляп. Кафтан либо порты рвать жаль ‑ последние. Да и татарин может услышать.
И, больше не раздумывая, Митрий Флегонтыч сорвал с раненой руки пропитавшуюся кровью тряпицу и подкрался вплотную к похрапывающему ордынцу. Один миг ‑ и татарин на земле с кляпом во рту. Зажав рукой шею улусника, Капуста поволок его к ратникам.
- Свяжите ему руки кушаком и в стан.
Ратники отползли с пленником сажен двадцать, а затем подняли его на ноги и, подталкивая мечами, повели ордынца в лагерь.
Зосима вернулся к Капусте, зашептал:
- Чего лежишь, Митрий Флегонтыч? Надо назад вертаться.
- Ты ступай, человече. А мне надо еще басурманским вином опохмелиться. Уж больно голова тяжелая, ‑ отозвался Капуста и вновь пополз к кочевникам.
"Лихой дворянин, но с чудинкой", ‑ усмехнулся Зосима.
Утомленные тяжелым боем, улусники спали крепко. Капуста тихо подобрался к одной из лежавших лошадей, нащупал руками привязанный ремнями кожаный бурдюк и вытянул из ножен меч. Стоя на коленях, перерезал ремни, взвалил бурдюк на спину, но тут неосторожно задел ножнами по лицу спящего на спине кочевника.
Татарин встрепенулся, открыл глаза и, увидев перед собой косматую черную бородищу, в страхе завопил истошным голосом.
Митрий Флегонтыч повернулся к ордынцу и рубанул его мечом. Но было уже поздно. От соседних костров набежали на Капусту бодрствовавшие джигиты. Вскочили с земли спавшие воины. Отбросив бурдюк, Капуста поднял над головой тяжелый меч.
Шумно в шатре Казы‑Гирея. Бранятся меж собой мурзы и темники, в углу воет Бахты‑Гирей с отрубленной рукой.
Тургадуры стоят с саблями наголо, окружив походный трон повелителя.
Казы‑Гирей молчит. Он мрачен, зол и растерян. Он слушает визгливые запальчивые выкрики военачальников и нервно барабанит пальцами по эфесу кривого меча…
- Мы потеряли почти половину войска. Джигиты уже не верят в нашу победу. Поход неудачен, правоверные!
- Урусы торжествуют. Они палят из пушек. Мои тумены не хотят больше идти на язычников.
- Мы сделали ошибку, позволив коназу Федору отойти к Москве.
- Аллах отказался от тебя, повелитель. Близка наша погибель.
При последних словах Бахты‑Гирея хан поднялся из кресла и яростно взмахнул клинком по шелковой занавеси. Мурзы примолкли.
- Я два часа слышу вашу трусливую брань, презренные! Завтра я сам поведу моих нукеров, и мы сломаем урусам хребет! ‑ прорычал, словно зверь, повелитель.
Молчаливо сидевший Сафа‑Гирей подумал о хане:
"Как всегда, лукавит Казы‑Гирей. Никогда не видел, чтобы он в битвах воинов за собой водил. Хан привык кичиться и загребать добычу чужими руками, укрываясь за нашими спинами".
В наступившей тишине перед шатром вдруг послышался шум и злобная, звучная брань иноверца.
Караульный тургадур известил хана:
- Джигиты поймали уруса, мой повелитель.
- Впустите его.
В окружении десятка тургадуров в ханский шатер ввалился здоровенный бородатый урус со связанными руками. Левый глаз его был выбит, кафтан изодран в клочья, с правой руки капала на мягкий ковер кровь.
- Он только что тайно проник в лагерь и убил мечом десяток джигитов, пояснил вошедший в шатер вместе с пленником кряжистый смуглолицый темник.
Татары со злобным любопытством уставились на раненого уруса. Казы‑Гирей опустился в кресло и резко спросил:
- Зачем пришел в лагерь, урус?
Толмач перевел слова повелителя.
Догадавшись, что перед ним сам Казы‑Гирей, Митрий Капуста качнул бородой, усмехнулся.
- Худо гостей встречаешь, хан.
Крымский повелитель повторил свой вопрос, а Капуста, словно не слыша визгливого голоса хана, здоровым глазом внимательно глянул на собравшихся мурз, проронил насмешливо:
- Вижу, не весело вам, дьяволы!
Когда толмач перевел слова пленника Казы‑Гирею, хан гневно топнул на уруса ногой.
- Я прикажу палачам вырвать твой поганый язык. А вначале ты скажешь мне, сын шакала, что замышляет против меня царь Федор, много ли урусов стоит в лагере и отчего стреляют пушки беспрестанно. Будешь молчать прикажу жечь огнем.
Митрий Флегонтыч хорошо зная, что пришел его смертный час, оставался спокойным. Его нисколько не смущали устрашающие взгляды мурз, тургадуров и бешеный визг хана.
- Не привык на вопросы отвечать со связанными руками, хан.