Царев правитель Борис Федорович Годунов, заглаживая свою оплошность, спешно разослал гонцов к воеводам степных крепостей, веля им немедля выступать к Серпухову, соединиться там с ратью князя Мстиславского и встречать неверных в поле.
На Москве в Боярской думе были сильно обеспокоены и тем, что главное русское войско стояло тогда в Новгороде и Пскове, наблюдая шведов. Оно едва ли успеет подойти к решительной битве.
После длительного совета на Боярской думе государевы глашатаи прокричали на торговых площадях посадскому люду, что быть стольному граду в осаде. Бирючи объявили также, что государев Кремль поручено охранять с полками князьям Ивану Глинскому и Дмитрию Шуйскому, Китай‑город ‑ Голицыну, Белый город ‑ Ногтеву‑Суздальскому и Мусе Туренину.
28 июня Борису Годунову ратные гонцы донесли, что крымский хан быстро продвигается к Москве. Воеводы сообщали, что им уже не успеть соединиться на берегах Оки до прихода ордынцев.
И тогда снова собрались бояре на совет. Заседали с обедни и до утренней зари ‑ спорили, доказывали, шумно бранились.
И все же по совету князей Телятевского, Трубецкого и Бельского правитель Борис Годунов переменил свое прежнее решение и повелел государевым именем князю Мстиславскому с войском идти к Москве. Ближний царев боярин сказал тогда:
- Перед священными стенами, на виду храмов и палат кремлевских, в глазах царя и царицы, за веру и отечество сразимся с басурманами. Да поможет нам бог!
Но в народе взроптали: вспоминали крымский набег, лет двадцать тому назад, когда, почитай, вся рать, посадские люди и бежане сложили свои головы, а стольный град был выжжен дотла. Уж лучше встретить поганых во чистом поле и не отдавать на поругание святыни московские.
В одобрение народу бирючи разглашали, что, покидая берега Оки, мы заманиваем басурман в крепкие сети, из которых им живыми не выбраться.
А чтобы крымский хан не проник в Москву и не подверг ее сожжению, как это сумел сделать Давлет‑Гирей, стан русскому войску определили в трех верстах от стольного града между Тульскою и Калужскою дорогами. Соорудили там дощатый подвижный городок на колесах и церковь святого Сергия, где поставили икону Богоматери, с которой когда‑то великий воитель князь Димитрий, прозванный Донским, одержал славную победу над ордынцами свирепого эмира Мамая.
Подмосковные монастыри ‑ Данилов, Новоспасский и Симонов ‑ обратили в боевые твердыни.
Само предместье стольного града за Москвой‑рекой с удивительной быстротою укрепили деревянными стенами с бойницами. Здесь поставили огнестрельный снаряд с пушкарями знатными, которые недавно еще ливонцев воевали.
Глава 61
ПОД ДАНИЛОВЫМ МОНАСТЫРЕМ
Москва в тревоге ожидала татар.
Царь Федор Иванович с духовенством трижды обходили Москву с крестами. Служили молебен и ждали набольшего воеводу ‑ князя Федора Мстиславского.
29 июня воевода выступил из Серпухова, оставив на Оке небольшой отряд. К вечеру первого июля полки прибыли к селу Коломенскому и расположились на лугах Москвы‑реки.
Воеводы поспешили к государю и правителю на Совет. Возвратившись ранним утром, ввели полки в приготовленный для них ратный стан, против Данилова монастыря.
В полдень этого же дня приехал смотреть войско государь Федор Иванович. В Большом полку был воеводою князь Федор Иванович Мстиславский, в Правой руке ‑ князь Никита Романович Трубецкой, в Передовом полку ‑ князь Тимофей Романович Трубецкой, в Левой руке ‑ князь Василий Черкасский.
Князя Андрея Телятевского с ратниками определили в Передовой полк под начало Тимофея Трубецкого.
Пока царь находился в Большом полку, Андрей Андреевич объезжал своих воинов, окидывал каждого зорким взглядом, поучал коротко:
- Шапку поправь.
- Выпрямись, чего сгорбился. В седле надлежит наездником быть.
- Копье от плеча чуть отведи.
- Грудь щитом прикрой.
Остановился возле Болотникова, поглядел на него строго и невольно залюбовался. Строен, плечист, держится молодцом.
- Здоров ли, Ивашка?
- Здоров, князь.
- Не боишься татарина?
- А чего нам робеть? Мы на своей земле. Да и народишко ихний, сказывают, мелковат. Собьем с них спесь, ‑ спокойно отозвался Иванка.
- Верно парень. Все ли так разумеют? ‑ обратился Телятевский к ратникам. И в ответ дружно послышалось:
- Не дрогнем!
- Постоим за землю русскую!
Князь остался доволен ратниками. Якушка, видно, не зря с ними десять дней возился. И главное ‑ бодры. Перед битвой это зело отрадно.
Вскоре воевода Тимофей Трубецкой приказал своему воинству строиться в десятки. Полк вытянулся вдоль Москвы‑реки, засверкал кольчугами, латами и шеломами, запестрел хоругвями.
Приехал царь Федор Иванович на белом коне. Он в сибирской шапке, отороченной соболиным мехом, усыпанной драгоценными каменьями и увенчанной золотым крестом, в зарбафном кафтане и красных малиновых сапожках. Окруженный боярами и рындами в белых кафтанах с серебряными топориками на плечах, государь подъехал к воинству и вымолвил:
- Доброго здравия вам, дети мои, и ратной удачи. Злой ворог задумал лишить нас крова, осквернить наши храмы магометовой верой. Господь бог услышал наши молитвы. Он покарает неверных. Мужайтесь, православные! Сокрушите басурман во имя господа и веры православной!..
Царь говорил тихо. Его тонкий и слабый голос едва был слышен.
Иванка смотрел на помазанника божия и удивлялся. Уж больно неказист царь. Не в батюшку родился. Иван Васильевич был и телом дороден, и воин отменный. Отец не раз об этом рассказывал.
Болотникова дернул за рукав кафтана Тимоха Шалый, прошептал тихо:
- На нашего приказчика Калистрата обличьем схож. Гы‑ы‑ы…
- И впрямь, ребяты. Из‑за конской головы одна шапка торчит. Мелковат государь наш, ‑ вторил бывшему холопу Никита Кудеяр.
- Будя вам, мужики, ‑ сердито прошипел на односельчан степенный чернобородый ратник. ‑ Государь державными делами велик. И богомолец он первейший.
Когда Федор Иванович объехал весь полк, приземистый и широкогрудый воевода Тимофей Трубецкой зычно прокричал, обратившись лицом к воинам:
- Слава великому государю!
И передовой полк дружно отозвался:
- Слава! Слава! Слава!
А затем разноголосо понеслось:
- Долгих лет жизни государю!
- Разобьем поганых!
- Постоим за святую Русь!
Ночь. Тихая, звездная. Густой туман низко стелется над Москвой‑рекой. Русская рать затаилась. Не разжигая костров, бодрствует, поджидая ордынцев.
Иванка прилег возле коня, прислушиваясь к выкрикам дозорных. Внезапно его плеча коснулась легкая рука.
Болотников обернулся и обрадованно воскликнул:
- Здорово, друже! Как сюда угодил? Не думал тебя здесь повстречать.
- Чего не чаешь, то скорее сбудется, ‑ посмеиваясь, обнимал Иванку Афоня Шмоток. ‑Да токмо ты потише, парень. Кабы князь не услышал.
- Выходит, сбег с конюшни?
- Сбег, Иванка. Уж мне ли на дворе сидеть, когда басурмане под Москвой. Уж лучше в чистом поле помирать, чем в неведении томиться…
- Как разыскал меня? Экий ты проныра.
- Нелегко разыскать было. Как только к лагерю подошел ‑ меня оружные люди остановили. Кто да что и почему по ночам шатаешься. Одним словом, не поверили мне и в ратный городок не впустили. А тут вскоре обоз к лагерю шел. Пушечные ядра везли. Одна телега в колдобине застряла. Помочь пришлось. Вытолкал телегу, а сам под рогожкой спрятался. Так на фитилях в стан и приехал. Обошлось, слава богу. Не приметили во тьме. Потом зачал о князе Телятевском спрашивать. Отбился‑де, от своих, помогите, православные. Поди, часа три по стану блуждал, покуда тебя сыскал. Теперь вместе злого ворога бить будем.
- Эх, ты, ратник! ‑ обнимая за плечи Афоню, тепло вымолвил Болотников. ‑ Давай подкрепись. Чай, голоден?
Иванка поднял с земли железную миску, прикрытую чистой тряпицей, протянул бобылю.
- Тут вареное мясо да пшеничного хлеба ломоть. Князь Телятевский со двора своего доставил. Вдосталь нас кормит. Эдак бы в вотчине на севе.
Афоня от снеди не отказался. С обеда в животе и крохи не было. Ел и весело приговаривал:
- И муха набивает брюхо.
Но вдруг чья‑то сильная рука подняла Афоню с земли на ноги.
- Ух, ты мне пустобрех! Пошто княжью волю нарушил?
- Уж ты прости меня, милок. Я ведь не на конюшню из вотчины просился, а поганых татар мечом сечь.
Якушка отпустил бобыля и покачал головой.