– Ну я и выдула целую бутылку вина, – сказала она, – а после обзвонила всех давних знакомых, всех, кого мы с Максом знали, когда только еще встречались. Тебе позвонила, Сисси Партон, двойняшкам Барли…
– Двойняшки Барли! Они приедут?
– Конечно. И Джо Энн Дермотт с Нэтом Абрамсом, за которого она в конце концов вышла, если тебе это интересно…
– Я о Джо Энн годами не вспоминала!
– Она почитает нам из "Пророка". А ты и Айра споете.
– Мы… что?
– Споете "Нет ничего прекрасней любви на земле".
– Ох, помилуй, Серина! Только не "Любовь прекрасней всего на свете".
– Вы же пели ее на нашей свадьбе, так?
– Да, но…
– Ее как раз играли, когда Макс признался мне в любви, – сказала Серина. И, приподняв уголок шали, аккуратно промокнула кожу под глазами. – Двадцать второе октября пятьдесят пятого. Помнишь? Бал в честь Праздника урожая. Я туда с Терри Симпсоном пришла, но Макс меня отбил.
– Но ведь это его похороны! – сказала Мэгги.
– И что?
– Это же не… концерт по заявкам, – сказала Мэгги.
Над головами у них забренчало пианино. Аккорд, аккорд, еще аккорд – они плюхались на пол, словно кто-то столовые приборы раскладывал. Серина запахнула на груди шаль и сказала:
– Нам лучше вернуться.
– Серина, – сказала Мэгги, выходя вслед за ней из уборной, – мы с Айрой после твоей свадьбы ни разу на людях не пели!
– Не страшно. Я и не ожидаю профессионального исполнения, – ответила Серина. – Просто хочу повторить то, что было, как иногда делают на золотых свадьбах. Решила, что это будет красиво.
– Красиво! Ты же знаешь, как песни иногда, ну, стареют, – сказала, обходя вместе с подругой столы, Мэгги. – Почему не исполнить просто какие-нибудь утешительные гимны? Разве в вашей церкви хора нет?
У подножия лестницы Серина повернулась к ней.
– Послушай, – сказала она. – Я всего лишь прошу о малейшей, простейшей услуге самую близкую подругу, какая у меня есть на свете. Чего мы с тобой только не пережили вместе! Наши свадьбы, рождение наших детей! Ты помогла мне устроить мою мать в дом престарелых. Я сидела с тобой, когда арестовали Джесси.
– Да, но…
– Прошлой ночью я призадумалась и спросила себя: я для чего эти похороны устраиваю? На них и не придет никто, мы слишком недолго здесь прожили. Мы Макса даже в землю опускать не будем, следующим летом я развею его прах над Чесапиком. На службе и гроба-то его не будет. Какой тогда смысл сидеть в церкви, спросила я, и слушать, как миссис Филбер гимны на пианино бренчит? "Сколь тернист он, правый путь" и "Смерть похожа на тихий сон". Я и с миссис Филбер-то не знакома! Лучше уж Сисси Партон, которая играла на нашей свадьбе "Мою мольбу". А после подумала: да почему бы мне все не повторить? И Халиля Джебрана, и "Нет ничего прекрасней любви"?
– Тебя многие не поймут, – заметила Мэгги. – Например, те, кто не был на твоей свадьбе.
"Да и те, кто был, тоже", – подумала она про себя. Некоторые гости и тогда выглядели озадаченными.
– Ну и пусть удивляются, – сказала Серина. – Я не для них похороны устраиваю. – И, повернувшись к лестнице, стала подниматься по ней.
– Да, но Айра, – сказала Мэгги, поднимаясь следом. Бахрома шали хлестнула ее по лицу. – Конечно, я для тебя землю перевернуть готова, но не думаю, что Айра согласится петь эту песню.
– У Айры был хороший тенор, – сказала Серина. Она добралась до верха лестницы и снова повернулась к Мэгги: – А у тебя голос, как серебряный колокольчик, – помнишь, все так говорили? Самое время перестать это скрывать.
Мэгги вздохнула и пошла за Сериной по проходу церкви. Говорить, что этот колокольчик успел постареть почти на полвека, бесполезно, полагала она.
За время отсутствия Мэгги в церкви появились несколько гостей. Они сидели по разным скамьям. Серина склонилась к женщине в шляпе и узком черном костюме.
– Шугар? – произнесла она.
Остановившаяся прямо за ней Мэгги спросила:
– Шугар Тилгмэн?
Шугар обернулась. Она была первой красавицей класса, да и сейчас, полагала Мэгги, осталась красивой, хотя из-за плотной черной вуали, спадавшей с полей ее шляпы, сказать что-нибудь определенное было трудно. Она больше походила на вдову, чем сама вдова. Что же, Шугар всегда видела в одежде прежде всего маскарадный костюм.
– Вот и ты! – сказала она и встала, чтобы прижаться щекой к щеке Серины. – Я так сожалею, так сожалею о твоей потере. Только зовут меня теперь не Шугар, а Элизабет.
– Ты ведь помнишь Мэгги, Шугар, – сказала Серина.
– Мэгги Дейли! Какой сюрприз.
Укрытая вуалью щека Шугар была гладкой и тугой. Она оставляла ощущение одной из тех луковиц, что продают упакованными в сетку в продуктовых магазинах.
– Как все это печально, – сказала она. – Роберт приехал бы со мной, но у него совещание в Хьюстоне. Он просил передать тебе его соболезнования. Сказал: "Кажется, только вчера мы пытались найти дорогу на их свадебный обед".
– Да, вот об этом я и хочу с тобой поговорить, – сказала Серина. – Ты помнишь нашу свадьбу? Ты пела там после того, как мы принесли обеты.
– "Рожденную быть с тобой", – сказала Шугар. И усмехнулась. – Вы шли под нее к дверям. Переход оказался дольше песни, и под конец мы слышали только стук твоих высоких каблуков.
– Так вот, – сказала Серина. – Я хочу, чтобы ты снова спела ее сегодня.
От потрясения у Шугар даже лицо проступило из-под вуали. Выглядела она старше, чем думала Мэгги.
– Чтобы я – что? – переспросила она.
– Чтобы спела.
Шугар, повернувшись к Мэгги, приподняла брови. Мэгги отвела взгляд, вступать в какой бы то ни было сговор ей не хотелось. Какая-то женщина и впрямь заиграла на пианино "Мою мольбу". Но не может же это быть Сисси Партон, верно? Женщина с пухлой спиной и ямочками-сердечками над локтями. Помилуй, она похожа на самую обыкновенную церковную пианистку.
– Я уже двадцать лет как не пела, если не больше, – сказала Шугар. – Да и тогда-то петь не умела! Выпендривалась, и не более того.
– Шугар, это последняя услуга, больше я тебя никогда ни о чем не попрошу, – настаивала Серина.
– Элизабет.
– Одну песню, Элизабет! Для друзей. Мэгги и Айра тоже споют.
– Нет, подожди… – начала было Мэгги.
– Да еще и "Рожденную быть с тобой", – сказала Шугар.
– А что в ней плохого, хотелось бы знать? – спросила Серина.
– Ты слова ее помнишь? "Довольная, бок о бок с тобой"? И ты хочешь услышать их на похоронах?
– На поминальной службе, – сказала Серина, хотя и сама до сей поры называла это похоронами.
– А в чем разница? – спросила Шугар.
– Ну, гроба-то здесь не будет.
– В чем разница, Серина?
– Вовсе не получится, что я вроде как лежу бок о бок с ним в гробу! Что я извращенка какая-нибудь или еще кто! Я буду бок о бок с ним в духовном смысле, вот и все.
Шугар посмотрела на Мэгги. А та пыталась припомнить слова "Моей мольбы". Во время похорон, думала она (или поминальной службы), самые невинные строчки могут приобретать совершенно новый смысл.
– Ты станешь посмешищем здешних прихожан, – категорически заявила Шугар.
– Да плевать мне на них.
Мэгги ушла по проходу, оставив их. Она настороженно приглядывалась к людям, мимо которых шагала, – каждый мог оказаться давним знакомым. Однако никого не узнала. Дойдя до скамьи Айры, она подтолкнула его локтем и сказала:
– Я вернулась.
Айра подвинулся. Он читал свой карманный календарь – ту его часть, где перечислялись знаки зодиака и соответствующие им драгоценные камни.
– Мне это мерещится или я на самом деле слышу "Мою мольбу"? – спросил он, когда Мэгги уселась с ним рядом.
– На самом деле, – сказала Мэгги. – И играет ее не просто какой-нибудь старичок-пианист. Это Сисси Партон.
– Кто такая Сисси Партон?
– Ну ей-богу, Айра! Ты же помнишь Сисси. Она играла на свадьбе Серины.
– Ах да.
– А мы с тобой пели "Нет ничего прекрасней любви", – сказала Мэгги.
– Уж этого я ни за что не забыл бы.
– И Серина хочет, чтобы сегодня мы спели ее снова.
У Айры даже выражение лица не изменилось. Он просто сказал:
– Жаль, что нам не удастся оказать ей такую услугу.
– Шугар Тилгмэн тоже петь отказывается, и Серина ей сейчас шею намыливает. Не думаю, что она позволит нам отвертеться, Айра.
– Шугар Тилгмэн здесь? – Он оглянулся.
От Шугар все мальчики были без ума.
– Вон там, в задних рядах, в шляпе, – сказала Мэгги.
– Разве Шугар пела на их свадьбе?
– Пела, "Рожденную быть с тобой".
Айра снова повернулся лицом к алтарю, подумал. Наверное, слова припоминал. И в конце концов коротко фыркнул.
Мэгги спросила:
– Ты помнишь слова "Нет ничего прекрасней любви"?
– Нет, и вспоминать не собираюсь, – ответил Айра.
Какой-то человек остановился в проходе рядом с Мэгги. И спросил:
– Как жизнь, Мораны?
– Дервуд! – воскликнула Мэгги. И повернулась к Айре: – Подвинься, дай Дервуду сесть.
– Дервуд. Привет, – сказал Айра и на фут отъехал по скамейке.