- Смелая ты, серна моя, мужественная ты! Правильно поступили, что оставили в дураках и баев и ишанов… Значит, свадьбу справлять думаете? Гляди, Берды, не прогадай. В народе говорят: "Жена, что одеяло: если укроешься, жарко станет, если сбросишь - холодно"… Шучу я, детки мои, шучу… Вдвоём куда легче идти по караванной тропе жизни. Одним пальцем и ущипнуть нельзя. Эх, надо было вам вчера всё рассказать! Ну, да не беда, погостите у нас денёк. Завтра Джума вернётся - он за продуктами пошёл - устроим вам свадебный той. А ты, дочка, не смущайся, помни пословицу, которая говорит: "Если видишь зайца, раскапывающего могилу собаки, знай, что перед тобой детёныш барса". Ты одела одежду джигита и поступки твои смелые, другой мужчина побоялся бы поступить так. Пей чай, не смущайся!
Целый день Берды и Узук отдыхали в гостеприимном стойбище Чопана-ага. А на следующее утро пришёл с продуктами подпасок Джума, и чабаны устроили гой. Ещё с вечера они зарыли в горячий песок под костром мясо. Сейчас его извлекли готовым и ещё, тёплым. Приправленное луком и перцем, оно издавало такой аппетитный запах, о котором говорят, что он мёртвых поднимает. У костра же все были живыми, и вскоре от чудесного кушанья осталось одно воспоминание.
Запив сытную еду крепким горьким чаем, Чопан-ага обратился к своим подпаскам:
- Давайте, ребята, благословим наших гостей на добрый путь… Добрый путь нужен каждому человеку, а ищущему - вдвое нужней. Пусть, дети мои, дорога ваша будет счастливой, пусть попутчиком вашим станет сам аллах, и святой Хидыр приведёт вас к роднику счастья. Живите счастливо и любите друг друга, желаем вам каждый год праздновать рождение двойняшек… А теперь, Мерген, доставай свой тюйдук! Джума, пой песню. Пусть у нас будет музыка, шум и песни, как на большой, настоящей свадьбе!
До самого вечера молодёжь веселилась и шутила. Старик не отставал от них. Он знал много шуточных историй, пересыпал свою речь пословицами к прибаутками. Слушать его было очень интересно, ив Берды с Узук даже забыли с своём тревожном положении беглецов. Но Чопан-ага помнил. Ближе к вечеру он предложил гостям отдохнуть перед дорогой, сам осмотрел их коней, спросил у Джумы, не было ли, в селе кого чужих. Подпасок сказал, что двое богатых всадников спрашивали у людей о своих заблудившихся товарищах.
Услышав это, Берды тревожно вскочил на ноги, но Чопан-ага успокоил его:
- Сиди, сиди… Отдыхай. Мало ли кто кого спрашивать мог. - Вы - наши гости и в обиду мы вас никому не дадим. Скоро стемнеет, я покажу вам дорогу по звёздам. Кони у вас крепкие, отдохнули хорошо. Если с пути не собьётесь, то ещё до восхода солнца минуете Душак… Не спеши, джигит, судьба не блоха, торопливых не любит…
Однако ни Берды, ни Узук уже не могли думать ни о каком отдыхе. Им казалось, что каждая минута приближает грозных преследователей. Ещё не успели сгуститься короткие сумерки, как они начали собираться.
Чопан-ага проводил гостей до ближайшего холма.
- Видите вон ту белую звезду? - говорил он, похлопывая по крутой шее коня Берды. - Держитесь так, чтобы она было прямо перед вами. Она скоро закатится, но на её место встанет вон та, красная, что позади вас. В пути она обгонит вас и будет светить до самого утра. Скоро вы покинете пределы Теджена и поедете по такыру. Нигде в пески не сворачивайте, следов не оставляйте за собой. Утром к Душаку подъедете - справа железная дорога пойдёт. Там уже не заплутаете…
Этой ночью Чопан-ага спал один - подпаски остались с отарой, отогнанной на новое пастбище. Утром они должны были вернуться и забрать всё нехитрое чабанское имущество. Старик долго ворочался, вставал, подкидывал сучья в костёр - ему что-то было холодно этой ночью. В темноте жёлтыми светляками вспыхивали глаза одного из волкодавов, оставшегося на стойбище. Положив на лапы огромную, тяжёлую голову, пёс смотрел на огонь, изредка закрывая глаза. Короткие обрубки его ушей, за которые в драке невозможно схватиться волку, насторожённо подёргивались. Пёс был стар, и житейская мудрость научила его спать короткими мгновениями, потому что в его сторожевой должности крепкий сон означал короткую жизнь.
Чопан-ага уснул уже около полуночи и почти сразу же проснулся от злобного лая собак. Пёс кидался на двух всадников, которые отмахивались от него плетьми.
- Акбай, назад! - закричал Чопан-ага. - Своих узнавать перестал, старый дурень…
Однако, присмотревшись к приезжим, чабан понял, что ошибся: это были совсем незнакомые джигиты. Один из них, кося недобрыми глазами, спросил:
- Никто не заезжал к вам?
"Никто?" - подумал Чопан-ага, вспомнил о подпасках, к которым могут обратиться приезжие, и ответил:
- Заезжали.
- Сколько?
- Двое джигитов. Кони у них приустали.
- Старые или молодые?
- Молодые.
- А кто они?
- Сходи с коня, добрый человек… Посидите, я чайку вскипячу…
- Некогда нам, отец, дело спешное… Кто они, эти джигиты?
- Аллах ведает… Не говорили. Грустные сидели, как мулла на похоронах.
Старик подсмеивался, но приезжие не поняли иронии, скрытой в его словах. Косоглазый нетерпеливо спросил:
- Долго они у тебя пробыли?
- Два дня, добрый человек, два дня. Кони отдохнули, подкормились - они и поехали своей дорогой.
- На свежих конях поехали?
- На свежих, добрый человек, па свежих… Шибко так поскакали… Да вы сходите, отведайте нашего чабанского угощения! И кони ваши отдохнут - вишь как приустали…
- Спасибо, отец, в другой раз… А куда поехали джигиты?
- Путь странника аллах определяет, сынок.
- В какую сторону направление взяли?
- Затемно уезжали, а у меня от старости глаза плохие: не приметил.
- Не шути, старик! - рявкнул косоглазый.
Второй джигит, наезжая конём на чабана, пообещал:
- За такое можно и плети отведать!
Насторожённо следивший за чужими Акбай глухо и предупреждающе зарычал.
Старик погладил ощетинившийся загривок пса, покачал головой.
- Плохо, сынок, со старшими разговариваешь. Стариков уважать надо - так пророком нашим заповедано. А то ты мне плёткой, я тебе палкой - что хорошего получится? Ничего хорошего.
- Извините его, яшули, но мы очень торопимся, - перебил косоглазый. - Значит, вы не знаете, куда беглецы поехали?
- Какие беглецы? - в голосе Чопана-ага зазвучало неподдельное удивление. - Беглецов никаких не видел. По своим делам два джигита ехали. Торопились, а уважили меня, погостили два дня и направились себе в Чашгын.
- Куда?!
- В Чашгын, сынок, поехали по торговым делам.
- А вы не ошиблись, отец? Зачем им туда ехать?
- Чего не знаю, того не знаю. А ошибаться - зачем. Верно говорю, слыхал, как они между собой разговаривали. А коль тебе другая дорога нравится, поезжайте на Душак, может, они посреди дороги туда, повернули.
- Да нет… зачем же на Душак… - пожевал губами косоглазый. - Спасибо, отец!.. Поехали, Сапар!
Когда топот конских копыт замер вдалеке, Чопан-ага усмехнулся, потрепал по голове волкодава.
- У бегущего одна дорога, у догоняющего - тысяча. А если на этой тысяче будут попадаться такие добряки, как мы, то она утроится, верно, Акбай?
Влажным тёплым языком пёс лизнул сухую ладонь хозяина.
Барану рога не в тягость
Плов был сварен наславу. Среди ядрёных продолговатых зёрен риса истекали янтарным жиром куски куриного мяса. На сачаке стояло пять красных пузатых чайников с крепким до горечи кок-чаем. Хорошо угощает своих гостей арчин Меред!
Гости - четверо самых влиятельных яшули аула - разомлели от сытной еды, глаза их подёрнулись мутной плёнкой сна. Заметив это, арчин тихо заговорил:
- Прошлый раз мы обсуждали вопрос о девушке - нас было восемь человек. Сейчас, я думаю, остальных звать не надо. Тогда вопрос был сложный, мы не могли его решить сами. Сегодня нам предстоит обдумать более лёгкое дело… Мы начали судебную тяжбу, с Бекмурад-баем и, как вы знаете, первое время удалось прижать его к стене. В самом начале дела нам пришлось потратить тысячу туманов и даже больше. Двадцать туманов мы отдали атбекаду. Всего будет потраченных тысяча двести туманов. Осталось из собранных у народа денег четыреста восемьдесят туманов. Я обернул в деньги гарнцевый сбор. Вместе о платой от арендатора он дал две тысячи двадцать туманов. Значит у нас на руках осталось ровно две с половиной тысячи.
Гости смотрели осоловевшими глазами, с трудом сквозь паутину сонной одури добираясь до смысла сказанного арчином Мередом.
- Я встречался с нужными людьми, - продолжал арчин, - мне передали слова Бекмурад-бая: "Буду тягаться до последнего, без штанов останусь, а дело выиграю". Оставить без штанов такого богача, как Бекмурад-бай, не так-то легко, пока у толстого жир утрясётся, у худого душа растрясется. Бекмурад-бай не жалеет денег, он перетянул на свою сторону русского полковника. Я знаю, какую взятку он ему дал, и думаю, что понадобится не меньше двух тысяч, чтобы свалить Бекмурада. Смирится он с этим? Нет, не смирится. Он переведёт дело в Ашхабад. А у нас останется всего пятьсот туманов. Что мы можем сделать с этими деньгами. Ничего не можем. Вот я и хочу спросить, как мы дальше поступим. В одном случае говорят, что лучше отказаться от веры, чем от чести. В другом случае - наоборот, своевременное отступление равно победе. Как нам быть?
- Лучше от веры… чем от чести… - сонно пробормотал один яшули.