- Пусть гость возвращается. Мы сами посоветуемся.
- Конечно! Рассердившись на вошь, не сжигают всё одеяло!
- Конечно!
Оразсолтан-эдже заплакала.
- Верните мне мою дочь - вот весь мой совет… Если вы добрые сородичи - исполните свой долг: верните мою дочь!..
- Вот глупая женщина! - раздражённо сказал Сухан Скупой. - Ей говорят: "Козёл!" - А она: "Подои её!". Столько мудрых людей собралось из-за неё, время теряют, советуют, а она всё одно твердит. Нельзя так, Оразсолтан, людей уважать надо! Вон даже почтенный Байрамклыч-бай уважение какое тебе оказал - приехал посредником, а ты обижаешь его… Все оскорблены до глубины души, все мы горим - надо немного поостыть. Я думаю так, люди: пусть уважаемый Байрамклыч-бай возвращается, а мы всё взвесим, всё обдумаем и…
Некоторые старики согласно кивали головами, на многие возмутились.
- Нельзя делать так!
- Мать просит - обязаны послушать её!
- За ней последнее слово!
- Конечно! А то тоже получается вроде этого козла! Мать одно просит, а мы другое гнём.
- Женщина и есть женщина! Отца надо спросить!
- Где отец? Нет его!
- Что может посоветовать женщина?
- Мать расстроена! Ей сейчас, как голодной курице просо, так и дочь!
- Конечно, не твою увезли! Сытый голодного не разумеет!
- Нельзя торопиться с этим делом!
- То - в одной семье горе, а то - десять плакать будут.
- А совесть свою под кошму спрячем?
- Нельзя на весь аул беду наводить!!!
Подавали свои реплики и стоявшие во дворе.
Прислушиваясь к спорящим, Сухан Скупой торопливо сказал:
- Значит, так и порешили… Поезжайте, Байрамклыч-бай, и передайте им всё это… Мы здесь обдумаем…
- Пусть будет так! - согласился гость. - А вы" эдже, не убивайтесь, дочь ваша в хороших руках. Соглашайтесь с тем, что посоветуют яшули, они люди умные, плохой дорогой не пойдут. - Он хитро подмигнул Сухану Скупому. - Каждый выбирает дорогу то своим ногам.
- Я бессильная женщина, - с горечью сказала Оразсолтан-эдже. - Я прошу вас… Верните мне мою дочь! Не надо мне другого решения… До самой смерти не надо… не соглашусь я… Мои слёзы дойдут до аллаха… На том свете ответ держать будете, если на этом смелых людей не найдётся.
Цепляясь за дверь, она со стоном поднялась. Со двора протянулись заботливые руки - она тяжело опёрлась на них.
- Ну, хорошо, если разрешите - я поеду, - сказал гость.
Арчин поднял голову, прищурясь обвёл глазами собравшихся. Люди вздрогнули от его резкого голоса.
- Есть пословица: "Ударишь корову по рогам - у неё копыта заноют"… Оказывается, лжёт пословица! Вам не ударили по рогам - сломали рога!.. А я не вижу, чтобы ваше собственное тело заныло… Тридцать лет эти люди жили рядом с вами, а свалилась на них беда - вы бороды чесать начали! Или вы только говорите о чести? Может, наш род слабее их рода, наши люди трусливее их людей? Сегодня увезли девушку - мы смолчали. Завтра приедут - чью-нибудь жену увезут. Тоже молчать будем? Или ваши руки так привыкли к недоуздку верблюда и к чапигам омача, что не могут удержать саблю и конских подводьев? Глядя на вас, не подумаешь, что вы - туркмены!
Голос арчина гремел, и люди, сначала обиженные его словами, почувствовали боевой азарт и стали грозно посматривать по сторонам. Насторожившийся гость не спускал взгляда с арчина и на лице его, вместе с тревожным ожиданием, проглядывало какое-то удовлетворение, словно он был доволен неожиданным поворотом событий.
- Кровь смывается водой! - говорил арчин. - На обиду смывают кровью! Возвращайтесь, посланец Бекмурада, и передайте всё, что слышали здесь! Они сделали своё дело, теперь пусть ожидают, что сделаем мы… Так и передай им, Байрамклыч-бай!
С последними словами арчин встал. Поднялся и гость.
Сухан Скупой, задетый словами о туркменах - он принял это как намёк на своё тёмное происхождение, - надулся и закричал:
- Кто это не туркмен? Ты думаешь, если ты сын отца-ига, я - неизвестно чей, да? Это мы ещё посмотрим! Давай кости свои в огне испытаем - сразу будет видно, кто чистокровный туркмен!
Арчин, не удостоив бая ответом, вышел. Многие из сидящих вышли вслед за ним. Заглядывая в лица дайханам, как затравленная собака, Сухан Скупой кричал, глотая слова:
- Если у кого честь… сильнее разума… Пусть к себе переселяет Мурада… Да, пусть! Вон - его кин битка, а вот - жена… Я не причастен к вашему безумию!.. Байрамклыч-бай, так и передайте Бекмурад-баю: не причастен я… руки умываю!..
Между тем во дворе люди окружили арчина.
- Правильно вы сказали, Меред-ага!
- Конечно, все ждали этих слов!
- Так и должен сказать туркмен!
- Арчин - настоящий защитник села!
- Меред-ага, выступать надо!
- Эй, люди, вооружайтесь, седлайте коней!
- Сбор у кибитки Оразсолтан-эдже!
- Правильно! Пусть мать благословит джигитов!
- Седлайте!
- Смоем обиду кровью!
- Постойте, люди! - властный голос арчина остановил побежавших было за оружием дайхан. - Постойте! Гнев впереди разума бежит - не спешите вслед за ним. Нельзя выступать немедленно!
- В чём дело?
- Почему нельзя?
- Зачем ждать? - раздались недоуменные голоса.
Арчин забрал бороду в кулак, снисходительно усмехнулся.
- Почему? А потому, что наши враги ждут сейчас нападения! И может, не одни, а кого-нибудь на помощь пригласили - у Бекмурада много головорезов в друзьях ходит. Крови много может быть…
- Мы не боимся! - крикнул кто-то из молодых.
Его поддержали.
- Кровью смоем бесчестие!
- Немедленно наказать воров!
- Нельзя терпеть обиду!
- Тише! - поднял руку арчин. - Когда котёл сверх меры бурлит, он огонь под собой заливает! Кто говорит, что мы стерпим обиду? Придёт время для мести… А пока другим путём пойдём. У нас есть власти, перед которыми мы, хвала аллаху, имеем кое-какие заслуги и авторитет. Обратимся к властям, а там - видно будет… В конце концов отберём мы девушку, так или этак - наше право за нами останется.
Слова арчина Мереда произвели двоякое впечатление. Молодёжь явно рвалась к немедленным действиям, однако более пожилые и особенно старики рассудили, что арчин, пожалуй, умный совет даёт. С тем и разошлись. Уходя, кто-то язвительно пошутил:
- Робкий через сорок лет отомстил и сказал: "Я поторопился".
Шутке засмеялись.
Оставшись один, Сухан Скупой дал волю гневу. "Ишаки тугодумные! - ругался он. - Не видят, где хорошо, где плохо!.. Честь им понадобилась! Туркменами себя почувствовали, оборванцы!.." Дело обернулось совсем не так, как он предполагал, и это было чревато многими неприятностями. Чёрт его знает, почему на этот раз аульчане не поддержали бая безоговорочно, как это было почти всегда. И арчин, чтоб ему, не во время выскочил. Тоже нашёлся чистокровный иг!.. Нужна ему эта Узук, как третье колесо арбе! Что-то задумал, лиса хитрая, и всё дело нарушил. Ещё, глядишь, докопаются, что похитителям помогал кто-то… Что скажет уехавший посредник?… Что Бекмурад подумает?…
Бродя меж кибиток и ругая всех и вся, Сухан Скупой заметил медленно бредущую к дому Оразсолтан-эдже. С ней не было никого, кроме мальчишки Дурды, на плечо которого она опиралась. Сухан Скупой поспешил к ней, теряя свои хлопающие калоши, и снова начал говорить о благоразумии, об интересах аульчан, о большом выкупе. На все увещевания Оразсолтан-эдже отвечала одной фразой: "Верните мне дочь!". Сухан вспылил и наговорил ей грубостей. Женщина не осталась в долгу и сказала, что человеку нужна правда, а не двоюродный брат правды, и что он, бай, может чесать свою плешь, если у него больше ни на что руки не годны, а смелые джигиты в ауле, хвала аллаху, ещё не перевелись, хотя бы тот же арчин Меред.
Сухан Скупой окончательно взбеленился и, не зная на ком сорвать злость, зашлёпал к кибитке старшей жены. Здесь ему подвернулись под ноги брошенные старые верёвки, и он с криком "Добро не бережёте"! начал избивать жену. Услышав плач матери, разревелись детишки. Сухан плюнул, выругался, цыкнул на детей и пошёл в кибитку младшей жены - отдохнуть от всех треволнений беспокойного дня.
Когда два жеребца дерутся, между ними погибает осёл
Вернувшись в свою кибитку, Оразсолтан-эдже ударила себя кулаком в грудь и, плача, повалилась на кошму. "Дитя ты моё родное, - причитала она, - птичка, упорхнувшая из моих рук… О чём ты подумаешь, когда узнаешь, что твоя мать отказалась от тебя? Это - не слова, это - огонь, и сгоришь ты в них, как былиночка, в словах собственной матери сгоришь, а мать ни в чём не виновата… Ах, судьбинушка моя горькая!.. Не расцветёт моё счастье никогда, чёрным песком его занесло, барханы насыпало… Разве и без того не была тяжёлой наша жизнь?…
Куда я теперь перееду? Кто есть у меня близкий?… Никого нет у меня! Была у меня доченька, да и ту вырвали из рук моих злые коршуны… Ах, пропасть бы совсем этому миру, развалиться бы ему… Засыпал бы ты меня своими обломками - не глотала бы я горький яд жизни… Зачем мне такая жизнь? Что ждать от жизни бедному человеку, что тебя впереди ожидает?…
Шаги около кибитки заставили Оразсолтан-эдже замолкнуть и насторожиться. Она приподнялась па локте, прислушалась: может, Берды вернулся или Мурад, прослышав о несчастье пришёл? Только как он услышит - сегодня всё произошло! О аллах, неужели - только сегодня? Кажется, целый месяц прошёл… целый век…
Неуверенные шаги замерли у двери, чья-то рука начала шарить запор - нет, это был незнакомый человек.