...Дед Иосиф был служкой в синагоге на Подоле. О нем мало что известно: ушел утром в синагогу, хотя немцы уже взяли Киев. До Бабьего Яра оставалось несколько дней. Жена с сыном (бабушка с будущим отцом Ильи) эвакуировались. Дед злился – поддалась панике. Чего вдруг? Немцы не тронут. Разве они тронули пальцем хоть одного еврея, когда стояли в Киеве еще до прихода Петлюры? И разве Всевышний позволит?
Облавы прокатились на следующий же день после взятия Киева. Начали с подольской синагоги, где хранились древние книги и свитки. Немецкие автоматчики загнали всех прихожан в подвал, а вечером вывели их в глухой яр и там расстреляли. Правда, потом говорили, что их расстреляли на берегу Днепра: жители Подола видели, как утром к берегу прибило распухшие трупы в белых талесах и мешочки с молитвенными принадлежностями.
А ценные книги немцы вывезли: в синагогу вошли мужчины в штатском и, пересмотрев фолианты, приказали солдатам упаковать отобранное в металлические ящики. Потом все увезли и продали через нейтральные страны американским евреям. Потому что лишь американские евреи могли тогда дать за эти книги большие баксы.
7
Заморосил мелкий дождь, ветер задул сильнее. Илья поднял воротник пальто и спрятал лицо в эту ненадежную крепость.
А что, если он сегодня вообще не появится в редакции? Позвонит и скажет, что заболел. Но его – столь ценного работника – ведь могут уволить! Или уже уволили? Придет в редакцию, а на его столе лежит конверт с последним чеком. Куда же он тогда пойдет? За прилавок в "Макдональдс"? Или швейцаром?..
– Подайте ветерану иракской войны, – перед ним стоял мужик в лохмотьях, из кармана куртки торчало горлышко бутылки.
Протянув бродяге мелочь, Илья сбежал по ступенькам в подземку.
В полупустом вагоне какой-то мрачный тип подносил ко рту зажатую в кулаке сигарету, и воздух наполнялся пряным запахом марихуаны. На следующей остановке вошли двое хасидов. Один достал маленький молитвенник и, накручивая пейс на свой указательный палец, углубился в чтение. Другой развернул "Уолл-стрит джорнел" с последними биржевыми новостями и тоже углубился. Тот, кто с "Уолл-стрит", похож на хозяина дома, где живет Илья. Впрочем, и тот, с молитвенником, тоже похож.
Хозяин дома – добрый человек, лет пятидесяти пяти, может, постарше – поди, догадайся за густой бородой и очками. Шестеро детей, ждет седьмого. Он может часами рассказывать о грядущем приходе Мошиаха и советует Илье чаще ходить в синагогу. Но скажи ему, что деньги за квартиру он получит на день позже… только скажи.
Получив деньги за квартиру, хозяин обычно подходит к окну. Пересчитывает. Губы за пегой бородой беззвучно шевелятся. Купюры достоинством в 50 и 100 долларов рассматривает на свет, щупает, трет ногтем. Затем поднимает глаза к небу – задает Всевышнему задачу на сложение и, получив правильный ответ, прячет деньги глубоко в карман лапсердака. Лишь тогда из его глаз струится свет глубокого душевного покоя.
Когда Илья только приехал в Нью-Йорк и снял эту квартиру, хозяин здорово ему помог – устроил в ешиву. Разумеется, не директором, а уборщиком.
По ешиве, как кролики, носились худые мальчики в очках и ермолках. Начались занятия. Илья взял швабру и несколько раз прошелся ею по полу в коридоре. Затем поставил швабру на место и ушел домой. По дороге вспоминал, как когда-то в Киеве сам едва не стал ешиботником.
…Он оканчивал университет, а на Подоле при синагоге открылась первая, еще тогда полуподпольная ешива. Там, за столами, сидело несколько парней, в ермолках и с первыми побегами пейсов.
Мужчина лет сорока, в черном, читал лекцию о сотворении мира. Он говорил на чистом русском языке, лучше преподавателя русской филологии в университете. Раскрывал тайны Торы:
– Извечно существует Всевышний, и души евреев окружают Его Престол. Всевышний отправляет души на землю, чтобы Ему возводили Храм. Когда Храм будет построен, явится Мессия – в пенье труб и громе литавр…
Илья слушал и завидовал этому еврею в потертом пиджачке, который сегодня все еще продолжает верить в эту милую сказку. Тем более здесь, на Подоле, где полвека назад в Днепре плавали трупы расстрелянных раввинов, в Бабьем Яру безостановочно строчил пулемет и соседи выдавали евреев за буханку хлеба...
Илье предложили учиться, но при условии, что жить он будет в общежитии неподалеку от синагоги. Будет изучать Тору, древний и современный иврит. И лишь раз в неделю – в субботу – разрешалось покидать эту еврейскую бурсу.
Как раз был май, цвели каштаны и сирень, в густом теплом воздухе с жужжанием проносились хрущи. Наверное, в такую пору гоголевский Андрий встретил в Киеве панночку, которая сгубила его казацкую долю. Панночкой была Инка, ладная, налитая. Страшно хотела замуж. Но упорствовал Илья. И тогда на горизонте возник другой казак – сумрачный студент из Ирана, заканчивавший в университете факультет международных отношений. Он и увез Инку в Тегеран как законную свою супругу…
8
Илья вышел из подземки на "Бликер стрит". Морозец крепчал. Скорей бы попасть в теплое место и выпить чего-нибудь горячего.
Через несколько минут он сидел в кафе "Эспаньол". Там на стенах висели гитары, украшенные алыми бантами, официанты принимали заказы и разносили блюда.
Илья заказал кувшин сангрии и – чуть попозже, когда придет сеньора, – жареных в чесночном соусе креветок. Черную фасоль? Да, пожалуйста.
Когда официант удалился, Илья на миг прищурил левый глаз – заказ долларов на тридцать пять. Плюс чаевые. Из потертого портмоне вытащил деньги: две купюры по двадцать долларов и новенькая сотня, которую дала Таня. Молодец сестра. Тем более что послезавтра – первое февраля, ни свет, ни заря заявится хозяин и радостно воскликнет: "Шалом!"
Илья намазал масло на теплую хрустящую булочку. За соседним столиком сидела пожилая пара: седоволосый мужчина профессорского вида в костюме и с черной бабочкой на шее, и напудренная дама. С важным видом работали ножами и вилками, изредка косились на Илью.
Он налил себе из кувшина стакан вина. Когда же, наконец, эта профессура утрется салфетками и исчезнет? Они ушли, когда Илья допивал третий стакан вина, а часы с застывшей кукушкой показывали начало седьмого.
– Сеньору подавать блюдо?
– Да, одно принесите.
Полчаса – законное дамское время на опоздание. Правда, Лена обычно опаздывала минут на десять-пятнадцать, не более, а по утрам порой приходила даже раньше девяти, когда Илья еще нежился в постели.
Лена дробно стучала в дверь своими длинными пальцами с накрашенными ноготками: "трам-трам-трам". Илья тут же вскакивал и, не одеваясь, шел открывать. Правда, в последнее время, когда раздавалась знакомая дробь, уже не спешил, а нехотя плелся к двери. Один раз даже не встал – лежал, глядя на закрытую дверь. Лена стояла за дверью и стучала. Илье почему-то понравилась такая ситуация. Показалось, что он ей мстит. Хотя мстить-то ей было не за что…
В тот раз Лена, не дождавшись, ушла. Потом Илья соврал, что заболела мать, и ему пришлось переночевать у сестры. Лена, кажется, не поверила, но кое-как уладилось, хотя отношения уже были ни к черту.
Но теперь все изменится. И что он себе придумал? Чем был недоволен? Лена ведь ничего не требовала, не ставила никаких условий. Сама приходила к нему.
Часы показывали начало девятого. Смысла заказывать блюдо для сеньоры уже нет. Не придет. Впрочем, он ведь заранее это знал. Зачем он ей нужен? Нищий. Замученный. Еще и с претензиями. С ним сложно. А ей, женщине сорока лет, нужен такой, с кем легко. Легко и красиво. Проблем и нервотрепки хватает дома, с мужем. Но, кроме мужа, должна быть другая жизнь. С другим героем. Не таким, как Илья.
Он заказал сто граммов коньяка. Да, так желает сеньор. Вторую порцию креветок, пожалуйста, оставьте себе. Нет, с собой он не возьмет. У сеньора в доме найдется, что поесть. Полный холодильник. Сто граммов коньяка и чек, пожалуйста.
Прищурившись, Илья изучил чек: 17, 10, 8. Как ни странно, уложился в сорок долларов. Он вытащил из бумажника деньги и положил их под опорожненную стопку. Все, пора отчаливать.
…Порывом морозного ветра обожгло щеки. Но холодно ему не было – внутри приятно грело. В барах и кафе горели огни. Обнявшись, спешили куда-то гомосексуалисты и лесбиянки. Бездомные негры устраивали себе ночлег из картонных коробок и рванья.
А, может... гуляй, душа? Зайти в бар. Заказать виски с содовой. Купить марихуану. Сколько той жизни? И вообще, кому нужна его жизнь? Сестре? Матери? Отцу? Ну, поплачут день-другой. Поплакали, когда умерла бабушка. И ничего, жизнь продолжается. Вот у Тани родился сын. Теперь все вокруг него, как вокруг солнца: Ричарду – то, Ричику – это. Так и должно быть: кто-то рождается, кто-то умирает. А чья-то жизнь, может, вовсе не нужна. Может, родился по ошибке. Всевышний чего-то не доглядел, вместо надежного каменщика отправил на строительство Храма халтурщика…
Неожиданно, вынырнув из-за угла, перед Ильей возникла какая-то фигура. Невысокий худощавый парень, похоже, подросток, в хаки и в черной натянутой на лицо шапочке с прорезями для глаз стоял в двух-трех шагах. Держал в руках что-то похожее на винтовку, обмотанную тряпками.
– Отдавай кошелек, – глухо произнес парень.
Илья по акценту понял – негр из Гарлема. Ствол, направленный в его грудь, опустился немного ниже. Илья почувствовал, как в животе сразу похолодело, и, забегая мыслью вперед, ощутил, как пуля входит в его живот, он оседает на асфальт…
– Отдавай кошелек, – повторил черный, правда, уже не так уверенно.