– Да, – отвечал Эжен. – Мой двоюродный дед, шевалье де Растиньяк, женился на последней представительнице рода де Марсийяков. У него была только одна дочь, вышедшая замуж за маршала де Кларембо, деда госпожи де Босеан с материнской стороны. Мы – младшая линия, линия бедная, тем более что мой двоюродный дед, вице-адмирал, потерял все на королевской службе. Революционное правительство, ликвидируя Индийскую компанию, не захотело признать наших долговых претензий к ней.
– Не командовал ли ваш двоюродный дед "Мстителем" до 1789 года?
– Совершенно верно.
– В таком случае он знал моего деда, который командовал "Варвиком".
Максим взглянул на графиню де Ресто и слегка пожал плечами, как бы говоря: "Если он примется толковать о флоте с этим господином, то все для нас пропало". Анастази поняла его взгляд. С удивительным сознаньем женской власти она сказала, улыбаясь:
– Идемте, Максим, у меня есть к вам одна просьба. Господа, мы предоставляем вам свободу совместно плавать на "Мстителе" и "Варвике".
Графиня встала, с лукавой усмешкой подала знак Максиму, и оба направились к будуару. Едва эта морганатическая чета – прекрасное немецкое выражение, не имеющее соответствия во французском языке – дошла до двери, как граф прервал свой разговор с Эженом, сказав недовольным тоном:
– Анастази! Останьтесь, дорогая, здесь, – вы хорошо знаете, что…
– Сейчас! Сейчас! – ответила она, не дав ему договорить. – Я только на одну минуту: дать поручение Максиму.
Графиня быстро вернулась. Все женщины, вынужденные считаться с характером мужей, чтобы иметь возможность вести себя, как хочется, хорошо знают, до какого предела можно доходить, не теряя драгоценного доверия, и тщательно избегают столкновений с мужьями из-за мелочей жизни, – поэтому и графиня сразу заметила по изменившемуся тону графа де Ресто, что пребывание в будуаре не лишено опасности. Этой помехой она была обязана Эжену. Выражая всем своим видом досаду, графиня глазами указала Максиму на студента, тогда де Трай, обращаясь к графу, его жене и Растиньяку, насмешливо сказал:
– Вы заняты серьезными делами, я не хочу мешать вам, прощайте, – и быстро вышел.
– Останьтесь, Максим! – крикнул ему граф.
– Приходите обедать, – добавила графиня и, вторично оставив Эжена с графом, пошла вслед за Максимом в первую гостиную, где они пробыли довольно долго, рассчитывая, что за это время граф де Ресто выпроводит студента.
Растиньяк слышал, как они то заливались смехом, то говорили, то смолкали; но коварный студент щеголял остроумием перед графом де Ресто, льстил ему и вступал с ним в спор, надеясь вновь увидать графиню и определить характер ее отношений с папашей Горио. Женщина, явно влюбленная в Максима, жена, вертевшая своим мужем и связанная таинственными узами со старым вермишельщиком, представляла для Растиньяка загадку. Он жаждал проникнуть в ее тайну, надеясь таким образом достигнуть полного господства над этой женщиной, парижанкой с ног до головы.
– Анастази! – снова позвал свою жену граф.
– Ну, бедный мой Максим, – сказала она молодому человеку, – надо покориться. До вечера…
– Нази, – сказал Максим ей на ухо, – когда приоткрывался ваш пеньюар, у этого молодчика глаза горели, как угли, – надеюсь, вы больше не пустите его к себе в дом. Он станет объясняться вам в любви, будет вас компрометировать, и ради вас я буду вынужден его убить.
– Да вы с ума сошли, Максим! – сказала она. – Наоборот, такие студентики могут служить замечательным громоотводом. Разумеется, я постараюсь, чтобы он пришелся не по вкусу графу де Ресто.
Максим расхохотался и вышел в сопровождении графини; она остановилась у окна и наблюдала, как он садился в экипаж, горячил лошадь и помахивал бичом. Графиня де Ресто вернулась лишь тогда, когда за ним закрылись главные ворота.
– Представьте себе, – обратился к ней граф, – имение, где живет семья господина де Растиньяка, оказывается, недалеко от Вертэй, на Шаранте. Двоюродный дед господина де Растиньяка и мой дед были знакомы.
– Я рада, что у нас есть общие знакомые, – рассеянно ответила графиня.
– И больше, чем вы предполагаете, – заметил студент, понизив голос.
– Каким образом? – оживленно спросила она.
– Я только что видел, – продолжал студент, – как от вас вышел господин, с которым я живу дверь в дверь, в одном и том же пансионе; я говорю о папаше Горио.
Услышав это имя, приправленное словом "папаша", граф, мешавший жар в камине, бросил щипцы в камин, словно они обожгли ему руки, и встал.
– Милостивый государь, вы могли бы сказать: "господин Горио"! воскликнул он.
Графиня, заметив раздражение мужа, сначала побледнела, затем покраснела и явно пришла в замешательство; стараясь придать своему голосу естественность, она с деланной развязностью заметила:
– Нет человека, которого бы мы так любили…
Не докончив, она, словно под влиянием какой-то мелькнувшей у нее мысли, взглянула на фортепьяно и спросила Растиньяка:
– Вы любите музыку?
– Очень, – ответил ей Эжен, покраснев и растерявшись от смутного сознания, что сделал какой-то нелепый промах.
– Вы поете? – отрывисто спросила она, направляясь к фортепьяно, и, сильно ударяя по клавишам, пробежала их все от нижнего до и до верхнего фа рррра!
– Нет, мадам.
Граф де Ресто ходил взад и вперед по комнате.
– Жаль: вы лишены очень верного средства иметь успех. Ca-a-ro, Ca-a-aro, Ca-a-a-a-ro, non dubitare!.. – спела графиня.
Назвав имя папаши Горио, Эжен опять привел в действие волшебную палочку, но оно было обратно тому, какое вызвали слова: "родственник виконтессы де Босеан". Он оказался в положении человека, который удостоился получить доступ к любителю редкостей и нечаянно задел за шкап со статуэтками, отчего у трех или четырех из них отскочили плохо приклеенные головки. Эжен готов был провалиться сквозь землю. Лицо графини де Ресто стало холодным и сухим, глаза смотрели безразлично и избегали взгляда злосчастного студента.
– Мадам, – сказал он, – вам нужно поговорить с графом де Ресто, соблаговолите принять дань моего уважения и разрешите мне…
– Когда бы вы ни пришли, – поспешно заговорила графиня, жестом остановив Эжена, – вы можете быть уверены, что доставите огромное удовольствие и мне и графу де Ресто.
Эжен низко поклонился супружеской чете и вышел; граф де Ресто последовал за ним и, несмотря на настояния Эжена не делать этого, проводил его до самой передней.
– Когда бы ни явился господин де Растиньяк, ни графини, ни меня нет дома, – сказал граф Морису.
Выйдя на крыльцо, Эжен увидел, что идет дождь.
"Ну-с, я допустил какую-то неловкость, но ни причины, ни значения ее не понимаю, – подумал Эжен, – а в довершение всего испорчу фрак и шляпу. Сидеть бы мне в своем углу да зубрить право и думать только о том, как бы стать прилежным судейским чиновником. Мне ли бывать в свете! – ведь для того, чтобы вращаться в нем приличным образом, необходима уйма всякой всячины: кабриолеты, сверкающие сапоги, золотые цепочки и прочая обязательная оснастка, вроде белых замшевых перчаток по утрам, шесть франков пара, а по вечерам непременно желтых. Старый плут папаша Горио, эх!"
Когда он очутился под воротами, кучер наемной кареты, должно быть только что доставивший новобрачных к ним на дом и не желавший ничего другого, как получить тайно от хозяина плату за несколько концов, знаком предложил свои услуги Растиньяку, увидав, что тот во фраке, в белом жилете, желтых перчатках, чистых сапогах, но без зонтика. Эжена обуревала глухая ярость, которая обычно толкает молодого человека еще глубже в пропасть, куда он уже начал спускаться, точно надеясь там отыскать благополучный выход. Эжен кивнул головой на предложенье кучера и сел в карету, где несколько цветочков флер-доранжа и обрывков канители напоминали о поездке молодых.
– Куда прикажете? – спросил кучер, уже сняв белые перчатки.
"Черт побери, – решил Эжен, – коль пропадать, так не напрасно!"
– К де Босеанам! – добавил он громко.
– К каким? – спросил кучер.
Высоковажный вопрос смутил Эжена. Этот еще не оперившийся щеголь не знал, что было два особняка де Босеанов, и не имел понятия, насколько он богат родней, которой не было до него никакого дела.
– К Босеанам, на улицу…
– Гренель, – подхватил кучер, мотнув головой. – А то есть другой особняк – графа и маркиза де Босеанов, на улице Сен-Доминик, – добавил он, поднимая подножку.
– Знаю, – сухо ответил Эжен.
"Сегодня все издеваются надо мной! – сказал он про себя, бросая цилиндр на переднее сиденье. – Вот это баловство мне обойдется дорого. Но я по крайней мере нанесу визит так называемой кузине вполне по-аристократически. Старый злодей папаша Горио мне уже стоит не меньше десяти франков, честное слово! Опишу-ка я свое приключение госпоже де Босеан, – быть может, рассмешу ее. Она, конечно, знает тайну преступных связей этой бесхвостой старой крысы с красавицей графиней. Лучше понравиться моей кузине, чем расшибить себе лоб об эту безнравственную женщину, да и стоит она, как видно, не мало денег. Если одно имя красавицы виконтессы имеет такую силу, – какое же значение должна иметь она сама? Прибегнем к высшим сферам. Когда атакуешь небеса, надо брать на прицел самого бога!"