- Так это же Думбадзе! - воскликнул неслышно подошедший к окну Шуликов. - Вот уж вездесущий человек. Да и должностей у него несколько: и командир Брестского полка, и начальник охраны Ливадийского дворца. По слухам, именно он привел через Байдары верные правительству войска.
- Дайте-ка мне ваш пистолет! - сказал Владимир.
- Да вы с ума сошли. Из такого пистолета и ворону не подстрелить.
Вдруг вновь вспыхнула беспорядочная артиллерийская пальба. На самом деле это с грохотом лопалась раскаленная стальная броня "Очакова".
Думбадзе отдал еще какие-то распоряжения и увел часть солдат. Тут же на пристани вновь стали появляться штатские. Но по виду не рабочие, а, скорее, жители соседних домов. Они сбились кучкой на площадке перед гостиницей и испуганно глядели на пылавший крейсер.
К штатским двинулись солдаты, но какой-то офицер (разглядеть, в каком он чине, в сумраке было трудно) приказал:
- Пусть глядят! Пусть знают, что бывает с бунтовщиками. И детям и внукам своим о том расскажут!
Опять послышалось далекое: "Братцы!"
Сзади, на кровати, застонал солдатик, Шуликов метнулся к нему, быстро сменил компресс.
Лучи прожекторов нервно шарили по горящему крейсеру, по морю вокруг него. Вот один из них уперся как раз в то место, где погиб катер… И Владимир подумал, что на могиле погибших нельзя будет поставить ни памятника, ни креста.
- Бра-а-тцы!
- Да сколько же это будет длиться? - застонал Шуликов. - В двадцатом веке мы живем или же в глухом средневековье? Как же молчать, глядя на такое? Кажется, я рядом с вами сам стану социал-демократом.
- А у нас в роте социал-демократ есть, - отозвался внезапно раненый солдатик, услышав, что речь идет о социал-демократах. - Георгиевский кавалер. Он в адмирала Писаревского и в штабс-капитана Штейна стрелял, когда узнал, что замышляют по нам, солдатам, за митинг огонь открыть. Мне идти надо… Только голова кружится и тошнит… Так мы Петрова отстояли и выручили. Его уже арестовали, судить хотели. Силой вызволили. Он теперь там, на Корабельной… Наши живьем не дадутся… Должен идти! А за спасение благодарность мою примите.
- Лежите! - сказал ему Шуликов.
- Не имею права.
- Но и идти вы никуда не можете.
Солдатик опустил даже ноги на пол, сделал попытку приподняться, но у него ничего не вышло. Был еще слишком слаб.
Лучи прожекторов, спотыкаясь о волны, бродили по бухте, внезапно осветили и фасад гостиницы. Один из них ударил вдруг прямо в окно. Комнату залило ослепительным холодным светом. И вдруг дверь стала медленно приоткрываться. В номер не вошел, а, скорее, как-то вдвинулся Александр. Следом за ним - человек в клетчатом пальто и кепке, надвинутой на лоб. Это был Спартак. Он поддерживал Александра. В свете прожекторов оба были неестественно, пугающе бледны. Александр пытался что-то сказать, но не мог. Правое плечо его плаща было выпачкано чем-то темным. Постояв немного, он попробовал сделать шаг вперед, но вместо этого начал медленно сползать на пол.
- Вы ранены! - крикнул Шуликов и ринулся поднимать Александра. - Чем? Штыком? У вас все плечо в крови. Рана глубокая?
- Откуда же… - с трудом выговорил Александр, собираясь с силами. - Откуда же я знаю?..
Его довели до кровати и уложили рядом с солдатиком. Спартак взял Владимира за локоть.
- Я сейчас уйду на Корабельную сторону. Меня ждут. На тебе эвакуация Марата.
- Куда везти?
- В Симферополь, в Ялту, в Бахчисарай - все равно. Только бы подальше отсюда. Здесь его будут искать.
- Но как же вы сами проберетесь на Корабельную? Все оцеплено.
- Сумею. Только для этого по крышам придется полазить. А Марат - сам видишь - сейчас для таких дел непригоден. Короче, делай что хочешь, а его сбереги.
- Из тех, кто был на катере, кого-нибудь спасли?
- Прямое попадание. И про Шмидта и остальных ничего не знаю… В общем, друг, если что - не поминай лихом.
Луч прожектора прополз по ступеням пристани и вновь воткнулся в горящий "Очаков". В комнате стало совсем темно. Шуликов щелкнул выключателем. Свет, на удивление всем, загорелся.
- Так! - сказал Шуликов. - Хотите вы все того или не хотите, но сейчас вам придется подчиниться моей воле и моим распоряжениям. Для начала вас всех троих надо вызволить из "Киста". Здесь вы, как в мышеловке. Через час-другой может быть обыск или бог знает что еще. А куда ушел четвертый? Не знаете… Ну да ладно, займемся самоспасением.
Тут же фабрикант устриц принялся давить на кнопку электрического звонка, а одновременно схватил с тумбочки медный колокольчик и поднял такой шум, что солдатик опять очнулся и привстал с кровати.
- Кажется, братцы, уже могу ходить, - сказал он, задыхаясь. - Правда, из глаз искры летят. Яркие, как звездочки. Но вот, поди же ты, не падаю…
- Вот и отлично, - вновь обретая решительность, сказал Шуликов. - Вы, Александр, в состоянии сделать хотя бы полтысячи шагов?
- Полтысячи? Почему именно полтысячи? Идти я смогу.
На звонки колокольчика прибежала сама мадемуазель Шлее.
- Сударыня, - твердо начал фабрикант устриц. - Люди, находящиеся здесь, в номере, мои друзья, которым я многим обязан. В дальнейшие объяснения вдаваться я не намерен. Во всяком случае, сию секунду. А сейчас мне нужно, чтобы вы немедленно раздобыли два мужских костюма. Можно попроще. Один - для невысокого и полного человека, второй - для худощавого и высокого. Кроме того, я воспользуюсь телефоном, чтобы позвонить к себе на виллу и вызвать экипаж. Это все. Расходы, которые вы понесете, будут возмещены в пятикратном размере. Вы знаете, что я человек слова. Счет пошлите ко мне с посыльным. И напоминаю вам, на всякий случай, - тот, кто дружен со мной, никогда еще в этом не раскаивался.
- Целиком полагаюсь на ваши слова, - сказала мадемуазель. - Костюмы найдем.
Через полчаса они вчетвером выходили из гостиницы. Небо было ярко освещено лучами прожекторов и светом пылающего "Очакова".
Ружейная пальба слышалась только с Северной стороны и от морских казарм. У памятника Нахимову, при выходе на Екатерининскую, офицер, командовавший взводом солдат, узнал Шуликова, приложил пальцы к фуражке.
- Живы, Венедикт Андреевич?
- Бог миловал. С кем имею честь говорить?
- Как? Неужто вы забыли? Душистый майский вечер. Ужин в ресторане яхт-клуба, катание на катерах с фейерверком.
- Ах, да! Конечно же вспомнил! - хлопнул себя по лбу Шуликов. - Вот только имя запамятовал.
- Михаил Федорович.
- Да, да, Михаил Федорович. Все вспомнил. И майский вечер, и фейерверк, и наши с вами невинные забавы. Но сегодня был такой страшный день, что я и собственное имя мог забыть. В свободную минуту - милости просим ко мне на виллу.
- Охотно. Но, как вы сами понимаете, не сегодня. Да и не завтра. Дела, так сказать. Тяготы службы. А эти люди с вами?
- Со мной. Помогли выбраться из толпы.
- Ну, слава господу. И все же сверните лучше к центру. На той стороне бухты еще идет бой между брестцами и морским экипажем. Да и на Тотлебенской постреливают.
- Благодарю вас.
- Не надо ли сопровождающих?
- Нет, спасибо. Надеюсь, мои спутники меня не оставят.
А спутники едва-едва передвигали ноги. Солдатика поддерживал Владимир. Александра - сам Шуликов.
- Убей меня бог, если я помню этого офицера, - бормотал Шуликов. - Наверное, случайно встретились за одним столом. Зато он меня не забыл. Вот что значит быть личностью популярной. Иной раз помогает в жизни. И весьма!
Парадный вход в "Гранд-отель" был заперт. Перед ним кто-то навалил упаковочные картонные ящики, как будто они могли спасти, если бы отель решили штурмовать.
У фонаря, установленного подле музея Севастопольской обороны, странно разбросав ноги, лицом вниз, лежал старик. Владимир узнал его, бросился поднимать. Увидел, что нос и лоб старика ободраны о камни.
- Это сторож. Видимо, ушибся.
- Погодите-ка. - Шуликов поднял руку старика. - Пульса нет. Да и синюшными пятнами уже пошел. Смерть.
- Но отчего? Крови не видно.
- Наверное, сердце. Помогите поднять.
Старика отнесли по ступеням на площадку перед входом в музей. Владимир отцепил Георгиевский крест и положил во внутренний карман кителя старика.
Даже у почтово-телеграфной конторы не было ни души. Кое-как добрели до Исторического бульвара. Солдатика тошнило. Он останавливался, хватал себя рукой за голову, просил:
- Подождите, братцы. Сейчас. Это я не нарочно.
Вдруг из подворотни к Шуликову бросился бедно одетый, в брюки из чертовой кожи и полотняную куртку, человек. По виду обычный рабочий.
- Венедикт Андреевич! Сюда! За мной! Я вас выведу задними дворами.
Шуликов внимательно глядел прямо в лицо человеку, точно силясь что-то вспомнить.
- Уж не вы ли, ротмистр? Что за наряд? И где ваши усы?
Человек слабо улыбнулся и показал рукой, что усы пришлось сбрить.
- Сами понимаете, времена такие, что рядиться приходится. Иначе, чего доброго, на фонаре повесят. А я обязан быть в гуще событий. Ничего не поделаешь - долг.
- Похвально. И ваш маскарад - тоже смело, весьма смело, - сказал Шуликов. - Но со мной все в порядке. Не волнуйтесь. А сопровождают меня мои друзья.
- В таком случае - счастливой дороги.
Человек снова нырнул в подворотню.
- Кто это?
- Жандармский ротмистр Васильев, - объяснил Шуликов. - Пренеприятнейшая личность. Не знаю почему, но испытываю к нему инстинктивное отвращение.