- Я не согласна, - возразила Марта, - "Сьюзен" весьма занимательна! Хотя я больше всего люблю "Первые впечатления". Я обожаю мистера Дарси и Элизабет и нахожу исключительно несправедливым, что ты позволила мне прочесть их историю всего три раза, к тому же это было так давно!
- Я не могла пойти на такой риск, - улыбнулась я. - Боюсь, еще одно прочтение - и ты украла бы "Первые впечатления", чтобы опубликовать их по памяти.
Марта засмеялась.
- Как будто я на такое способна.
- Эту книгу надо издать, - сказал Генри.
- Папа пытался, - напомнила я, - Рукопись отослали обратно.
- Отослали, не прочитав, - настаивал Генри, - Это говорит не о достоинствах книги, а о лености издателя, который даже не удосужился прочесть труд, отправленный неизвестным священником. Позволь мне представить рукопись. Возможно, нам повезет больше, чем со "Сьюзен".
- Сомневаюсь. Прошло десять лет с тех пор, как я написала "Первые впечатления". Изменился мир, изменились литературные вкусы, изменилась я. Уверена, необходимо многое переделать, прежде чем я сочту книгу готовой.
- А как насчет другого твоего произведения, о двух сестрах, Элинор и Марианне? - поинтересовался Генри. - Как она называлась?
- "Чувство и чувствительность". Это исправленная версия эпистолярного романа. Я не вполне довольна результатом.
- Мне помнится, это миленькая маленькая история, - сказала Кассандра.
- Миленькая маленькая история, - согласилась я, - которая ведет миленькую маленькую тихую жизнь на дне моего ларца с бумагами, где, я уверена, ей самое место.
- Не представляю, Джейн, как ты за столько лет не потеряла свой ларец, - улыбнулась мать. - По-моему, сундучок с самого твоего детства следовал за нами, куда бы мы ни поехали. Помнишь, как мы остановились в Дартфорде на обратном пути из Годмершема и его случайно погрузили в почтовую карету, которая так с ним и уехала? Куда она направлялась?
- В Грейвзенд, а оттуда в Вест-Индию, - содрогнувшись, ответила я.
Тогда мне казалось, что в ларце с рукописями все мое богатство. Никакая другая часть моего имущества не была мне столь дорога.
- Слава богу, что карету сумели остановить, не проехала она и нескольких миль, - добавила матушка, - а то мы никогда больше не увидели бы тех рукописей в этой жизни.
- Конечно, - согласилась я, снова берясь за перо.
Но не успела я написать и двух слов, как Мэри-Джейн проснулась и заплакала.
- Полно, полно! - воскликнула ее мать, встала и принялась расхаживать по комнате, легонько подбрасывая малышку. - Ну-ка, не плачь. Не плачь.
- По-моему, она устала, - заметила матушка.
- Она же только что проснулась, - раздосадованно возразила Мэри.
- Может, она мокренькая? - предположила Марта.
- Сухая как лист. Ну же, ну же, что случилось?
- Возможно, она замолчит, если ты перестанешь ее трясти, - упрекнул жену Фрэнк.
- Когда, интересно, ты стал знатоком ухода за детьми? - не без раздражения поинтересовалась Мэри. - Я забочусь о ней день-деньской с тех пор, как она родилась, а ты приехал всего три недели назад.
- Морскому офицеру нет нужды извиняться за время, проведенное в плавании, - ответил Фрэнк. - Смею напомнить, на чьи деньги кормится вся семья, а ты покупаешь себе платья и шляпки. К тому же и сотня лет, проведенных дома, не убедит меня в твоей правоте. Ребенок не успокоится, если будет болтаться, точно в маслобойке.
- Она, наверное, голодная, - высказалась Кассандра.
- Может, дать ей немного патоки? - предложила Марта.
- Она слишком маленькая. От патоки ей станет нехорошо, - не согласилась матушка. - О боже! От жары и шума у меня разболелась голова!
Леди немедленно принялись обсуждать все известные средства от головной боли наравне со всеми возможными причинами страданий малышки. Ребенок издал душераздирающий вопль. Я вздрогнула, и кончик моего пера сломался, расплескав чернила по бумаге. Мэри ударилась в слезы.
- Я знаю, что нам нужно, - сказала матушка. - В кладовой есть хороший эль. Джейн, ты ничего не делаешь. Будь любезна, принеси мне немного.
Я отложила перо и вытерла чернила с пальцев.
- Хорошо, мама. Уже иду.
- Мама, - сказала я тем вечером, сидя у постели матери и расчесывая ей волосы, - как по-вашему, сколько нам еще жить здесь, с Фрэнком и Мэри?
- Надеюсь, что долго, - ответила матушка. - Лично мне давно надоело скитаться. До чего приятно просыпаться каждое утро в одной и той же постели, в одной и той же комнате.
- Совершенно с вами согласна. Но не кажется ли вам неправильным злоупотреблять щедростью Фрэнка?
- В каком смысле злоупотреблять? Мы вносим свою долю в домашние расходы. Мы поселились здесь, чтобы помогать Мэри с ребенком, и будем поддерживать ее во время долгих отлучек Фрэнка. Весьма справедливая договоренность для всех заинтересованных лиц.
- Я понимаю. Но Фрэнк платит бóльшую часть суммы. И у них с Мэри, несомненно, будут еще дети. Однажды им надоест нас терпеть.
- Молюсь, чтоб все сложилось по-другому. Ведь что тогда станет с нами? Мы не можем себе позволить отдельное жилье. Вновь наносить долгие визиты друзьям и переезжать от одного твоего брата к другому? Я этого не вынесу.
- Я тоже, - вздохнула я. - Ах, мама! Я не хочу показаться неблагодарной: Фрэнк и Мэри очень гостеприимны, и мы проводим время не без приятности. Но здесь так мало тишины и никакого уединения. Разве вы никогда не мечтали о собственном доме?
- Денно и нощно, - грустно призналась матушка. - Но я стараюсь не думать об этом. Что толку? Мэри довольно мила, а их ребенок чудо как хорош. Нам повезло, что у нас есть крыша над головой, вот и все.
- Если бы только я могла заработать денег! Как несправедливо! Мужчина волен выбрать занятие и посредством упорного труда приобрести богатство и уважение, в то время как мы, бесконечно зависимые, вынуждены сидеть дома. Это унизительно!
- Так устроен мир, Джейн. Лучше принять все как есть и жить, как живется, ведь ничего нельзя изменить.
Матушка поймала мой взгляд в зеркале над туалетным столиком.
- Конечно, все было бы иначе, если бы только…
- Если бы только что? - тихо спросила я, хорошо понимая, что она намерена сказать.
- Если бы только ты или Кассандра вышла замуж.
Я отложила щетку для волос и встала. Этот старый разговор никогда не переставал меня мучить.
- Пожалуйста, мама.
- Конечно, твоя бедная сестра перенесла жестокий удар. Но она была еще молода и красива, когда Том умер.
Кассандра, несомненно, первая красавица в семье. Ее бледной кожей, прелестными темными глазами, вздернутым носиком и милой улыбкой восхищались многие наши знакомые джентльмены, хоть она и не обращала на них внимания.
- Она утверждает, что способна полюбить лишь один раз, - сказала я.
- Что за чушь! В мире так много прекрасных мужчин! Что ж, коли она желает провести жизнь, оплакивая единственную истинную любовь, полагаю, никто ее не осудит. У нее, по крайней мере, были надежды, и ее счастье отняли силы, над которыми она не имела власти. Но ты, Джейн, ты остаешься одинокой, и тебе нет извинения.
Я знала, что она имеет в виду брачное предложение, сделанное мне несколькими годами раньше одним довольно обеспеченным молодым человеком. Предложение, которое я отклонила.
- Несомненно, вы не хотели бы, чтобы я пошла на этот шаг ради всеобщего удобства, без намека на любовь?
- Мать всегда надеется, что ее дочери выйдут замуж за мужчин, которых любят, или полюбят мужчин, за которых выйдут замуж. Как ты, возможно, припоминаешь, я не желала брака, но приняла предложение твоего отца, поскольку нуждалась в доме для овдовевшей матери. И не правда ли, все устроилось превосходно?
- Да, мама. Но вы сделали удачный выбор. Отец был лучшим из мужчин. Если я когда-нибудь встречу подобного человека, если я полюблю его, то с радостью приму его предложение.
- Вы, современные девушки, чересчур романтичны. Не всегда получается одновременно найти и любовь, и приличного мужа, Джейн. Давай говорить начистоту, моя дорогая: ты не становишься моложе.
Она говорила столь серьезно и казалась столь глубоко и искренне озабоченной, что я не могла обидеться на ее замечание.
- Разумеется, мне уже тридцать один, - согласилась я. - Давно пора оставить всякие надежды.
- Еще не все потеряно, - утешила меня матушка, не уловив иронии в моем голосе. - Ты пока не утратила своей красоты, карих глаз и весьма приличного цвета лица.
- И даже все зубы на месте. А как по-вашему, оттенок моих от природы вьющихся волос и вправду довольно мил? Я слышала, и не единожды, как его именуют каштановым. О да, на ярмарке за меня дали бы не меньше, чем за любую из лучших лошадей Эдварда.
- Вечно ты остришь, Джейн. А дело между тем серьезное. Множество женщин старше тридцати находят счастье с подходящим приятным вдовцом. Как насчет мистера Луттерела? У него хороший дом, порядочный доход и добрый нрав.
- Он слабоумен, толст и в два раза меня старше.
- У нищих женщин нет роскоши выбора, дорогая.