Белая выхоленная рука "французского" джентльмена передала соседу золотую монету, на которой вместо профиля итальянского короля было пустое место, окруженное четырьмя буквами: С.Л.Т.И.
- Слава Люцифера - торжество Израиля, - прошептал один из председателей. Да, это тайный лозунг Италии…
- Полномочие признано правильным, - громко добавила чёрная маска, сидящая рядом с ним.
Снова поднялась замаскированная фигура, открывая характерное лицо армянина, с толстым крючковатым носом и масляными чёрными глазами.
- Я представитель дашнакцутюна, Энзели Оглы Давидьян. Я прислан сюда как представитель великой Армении, распятой турками, русскими и персами… Да погибнут эти жестокие и жадные государства, одинаково ненавистные нам… армянам. Да здравствует международное масонство, восстанавливающее права угнетённых народностей. Слава поруганному и оклеветанному господину нашему, извечному вождю всех мятежников и всех рабов, жаждущих освобождения… В этих словах мои полномочия за все три государства, где орудует дашнакцутюн.
- Привет тебе, Энзели Оглы, - торжественно заявила первая чёрная маска. - Мы знаем твою энергию и с удовольствием следим за успехами вашего славного союза. Твои полномочия признаны великим Бет-Дином.
Снова поднялась одна из красных масок, открывая красивое розовое и белое лицо белокурого северянина, настолько резко отличающееся от остальных уже снявших маски, что некоторые из них не могли скрыть движения недоверия.
Но красивый блондин спокойно и уверенно произнёс:
- Я представитель северных анархистов, разлитых по Швеции, Норвегии, Финляндии, Северной Америке, Англии, Германии и России, подобно каплям кислоты, разъедающих цемент, сплачивающий эти государства… Меня зовут Олар в Америке, Пахонен в Финляндии и Швеции, Бернд в Пруссии, Наскоков в России… Которое из этих имён настоящее, в сущности безразлично. Мы, анархисты, идём рука об руку с воинствующим Израилем и международным масонством, потому что у нас одна цель: уничтожить отдельные государства и стереть с лица земли все религии. Пока эта цель не достигнута, мы с вами. Но затем нам придётся, быть может, померяться силами… Это вопрос будущего. Покуда же я - верный союзник великого тайного синедриона, подготовителя революций во все времена и у всех народов. До сих пор вы помогали нам. Теперь же помогаем мы вам. В качестве уполномоченного международного анархизма, передаю представителю Бет-Дина этот кинжал… Да здравствует всемирная анархия, созданная тем, кто был первым анархистом и останется последним революционером… Да здравствует тот, чьё имя объединяет нас всех!
Грозное молчание воцарилось после этой речи. Сидящие за столом перешёптывались. На белокурого анархиста устремилось десять пар недоброжелательных глаз. Однако такова была выдержка всех собравшихся, что слово "предатель", ясно написанное в этих взглядах никем не было произнесено.
Оба председательствующие внимательно рассматривали кинжал, переданный белокурым анархистом. На лезвии было выгравировано одно слово: "Рашаволь". Но на серебряной рукоятке, там, где помещается обыкновенно фабричное клеймо или проба, вырезан был едва заметный опрокинуты треугольник с двумя еврейскими буквами по сторонам: С.И.
- Слава Израилю! - громко произнесли обе чёрные маски, низко склонившись над кинжалом.
Затем они обменялись долгим многозначительным взглядом. Если бы маски не скрывали нижней части лица, на губах их можно было бы прочесть саркастическую улыбку жестокого торжества.
С места поднялась небольшая стройная фигура в таком же чёрном плаще и широкополой шляпе, как и все остальные. Но что-то в её манерах и облике сейчас же обратило общее внимание. Медленным и грациозным жестом сбросила эта красная маска плащ и шляпу. Из-под снятой личины глянуло прекрасное лицо женщины с матово-белой кожей, полными губами и глубокими бархатными глазами, блестящими, как звёзды, из-за длинных ресниц, оттенённых тонкими прямыми чёрными бровями.
- Женщина! - вскрикнуло два-три голоса. - Женщина здесь? Это против статутов!
Но повелительный жест обоих председателей быстро восстановил молчание.
Черноволосая красавица заговорила звучным грудным голосом:
- Я приехала вместо моего мужа. Оба председательствующие знают его имя, знают и то, почему он не мог явиться сам, не возбуждая опасных подозрений, моё полномочие выдано мне русско-еврейским "бундом". Вот оно.
Женщина положила на стол обыкновенную сторублевую бумажку. Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что некоторые буквы из имеющейся на ней надписи были отмечены маленькими чёрными точками, образующими слово "Люцифер".
И снова оба председательствующие склонили головы в знак согласия.
- Графиня Малка, фамилия твоя нас не интересует, мы признаём тебя полноправной представительницей великого еврейского общества самообороны, того "бунда", который должен превратиться в орудие завоевания России, в армию торжествующего Израиля… Садись на своё место и знай, что мы ценим по заслугам блестящую деятельность твоего мужа и твою помощь в нашем общем деле.
Наступило молчание. Все переглядывались, как бы ожидая чего-то. Наконец председатель спросил с оттенком удивления:
- Почему не называет себя представитель Германии?
- Потому, что его нет между нами, - ответил один из ещё не снявших красных масок. - Я выехал с ним из Берлина, куда только накануне приехал из Афин и Софии. Мы должны были сесть вместе на пароход в Гамбурге. Но на одной из последних станций в наше купе явилась русская полиция и арестовала Натансона. По счастью, он заранее догадался об опасности, завидя издали полицейские мундиры, и успел передать мне своё полномочие и просить уведомить вас о своём аресте и предупредить о том, что ничего опасного для общего дела у него не найдут и через него не узнают. Вот полномочие Натансона. А вот и другое, выданное еврейско-масонским комитетом, работающим в Германии, Болгарии и Македонии, мне - Симону Бен Иохай.
На этот раз в руке председателя оказались две простые открытки, одна с видом афинского Акрополя. Другая с изображением берлинского императорского замка. На той и другой написаны были на жидовском жаргоне несколько незначительных фраз.
"Балканец" снял чёрный плащ и широкополую шляпу; на нем оказался красивый костюм македонского повстанца и черногорская "капица", под которой только очень внимательный взгляд узнал бы кровного жида Бен Иохайя, давно уже "работающего" по организации смут в Греции, Болгарии, Македонии, Боснии и Герцеговине. Он спокойно занял место, поклонившись присутствующим.
Вслед за ним поднялись две маски сразу. Одна из них заговорила гортанным выговором, опуская некоторые буквы.
- Моё имя Ли-Ки-Чинг… Я приехал из Китая через Индию, как было мне приказано верховным синедрионом. В Калькутте я захватил Расикандра - представителя браминов, присоединившихся к нам. Ему трудно говорить по-французски, почему он и просил меня передать его полномочие вместе с моим.
На стол перед председательствующими поставлены были две маленькие фигуры божков: одна из слоновой кости, очевидно, китайского происхождения, другая - из золота, изображающая какое-то сторукое индийское божество. Но на пьедестале обеих статуэток едва виднелся отмеченный красной чертой треугольник, с буквами "С.И.". Всякий непосвященный должен был бы принять этот едва заметный знак за клеймо фабриканта или метку резчика, делавшего статуэтку. Но посвященные знали, что эти две буквы обозначают: "Слава Израилю".
Наконец и последняя красная маска поднялась, открывая ещё одно типичное лицо старого жида. Худое измождённое, с носом в виде лезвия и остроконечным подбородком, почти касающимся этого носа над узкой впадиной беззубого рта, - этот старик мог служить моделью для вечного жида Агасфера.
И тем отвратительней казался этот старый жид, что стоящий рядом с ним Расикандр являлся типом красоты индийской расы. Высокий, стройный и тонкий. С правильным овалом лица, точно выточенного из слоновой кости, и великолепными мечтательными бархатными глазами, он одет был в богатый национальный костюм - в лиловый шитый кафтан на белых шёлковых нижних одеждах, на голове у него был белый газовый тюрбан. И рядом с ним - старый жид с голым черепом, в затасканной неопрятной жидовской одежде, с пейсами, в кафтане с "ци-целями" и в туфлях. Грязный, с длинной всклокоченной бородой он был ужасен, отвратителен и смешон в одно и то же время, а между тем все присутствующие, не исключая прекрасной графини, особенно почтительно поклонились именно этому чудовищу.
Председательствующий поспешно проговорил:
- Реб Гершель Рубин не нуждается в полномочиях. Его знает весь Израиль с прошлого столетия…
Одобрительный ропот пронесся между присутствующими.
- Реб Гершель… Знаменитый цадик Польши… Великий кабба-лист… Столетний светоч Израиля. Кто же его не знает?
Многочисленные руки протянулись к отвратительному старику. Прекрасное белоснежное личико графини Малки склонилось в поцелуе над исхудалыми, как у скелета, руками, с надутыми жилами и грязными, длинными, как когти, ногтями.
Один из присутствующих - еврей, маленький, тщедушный с бледным некрасивым лицом - привлёк на минуту всеобщее внимание.
Графиня Малка тихо вскрикнула, узнав это бледное лицо. А сам великий раввин ласково кивнул своей седой головой в чёрной ермолке, из под которой падали вдоль провалившихся землистых щёк два длинных "пейса".
- Борух Гершуни… - скорее пропел, чем проговорил на древнееврейском языке раввин. - Рад видеть тебя здесь, рад узнать, что мой ученик занял должное положение.
Борух Гершуни, молча улыбаясь, почтительно склонил голову перед раввином. Но взгляд его горящих чёрных глаз остановился на анархисте, рассеянно поглядывавшем на чёрный занавес в глубине комнаты.