- Я знаю, миледи, - спокойно и уверенно ответила Марта. - Когда я была ещё маленькой, наши чёрные масоны уходили на вершину Лысой горы, и там кланялись чёрному козлу… Мой дедушка рассказывал, как их живыми жгли за преступления, которые они должны совершать в угоду сатане. Они ему поклоняются под видом чёрного козла. Этому чудовищу приносились в жертву младенцы или девушки.
- Какой ужас… - вскрикнула Гермина. Глаза её сверкали негодованием. - И ты смеешь думать, чтобы к религии, допускающей подобные глупости, мог бы принадлежать мой муж, лорд Дженнер?
- Ах, сударыня, ведь это давно было, - наивно пояснила Марта, снова целуя руку Гермины. Может быть, он другой масонской веры. Простите мне, миледи, но в городе ходят слухи, будто бы осквернение часовни и убийство бедной девушки - дело масонов, поклонников сатаны…
- Замолчи… замолчи… - вскрикнула Гермина с дрожью в голосе.
В то же время мысли и воспоминания закружились в её голове, назойливо показывая ей сотни мелочей, на которые она не обращала прежде внимания… Почему горничная леди Дженнер обращалась с мужем своей госпожи как равная с равным? Что соединяло Лео с этой Зарой?… Одно из двух: любовь или… масонство…
С внезапной решимостью Гермина взяла за руку сестру Зары.
- Послушай, Марта… Исполни мою просьбу.
- Приказывайте, миледи… Я готова для вас на всё, как и Дим.
- Я тебе верю, - сказала Гермина и после некоторого колебания прибавила: - Ты говорила, что единоверцы твоей сестры собирались когда-то на вершине Лысой горы. Но где же они собираются теперь?
Марта понизила голос:
- Знать наверное - я не знаю, дорогая миледи. Сестра о таких вещах со мной не говорила. Но я знаю, что она уходит три раза в год на три дня…
- Куда? - быстро спросила Гермина.
- Мне она этого не говорила, ответила девушка. - Но Дим как-то раз проследил её… Он вернулся только на другой день к вечеру. Где он был и что видел, он не хотел мне сказать. Но он был такой перепуганный, что и мне страшно стало. И тогда же заставил меня поклясться никогда не ходить с сестрой за город, даже если бы она просила меня проводить её…
- Почему же это? - спросила Гермина.
- С точностью не знаю, миледи… Только Дим клянётся, что всякой христианской девушке, застигнутой этими людьми, грозит смертельная опасность.
- И ты не допыталась от Дима, в чём дело?
- Нет, миледи… Но Дим не стал бы пугать меня понапрасну. Да, кроме того… я догадываюсь, я слышала от бабки. Говорят, ей уже 125 лет минуло. Так вот, она ещё помнит то время, когда мы, все чёрные, были рабами. В те времена наши леса и горы полны были беглыми неграми, составлявшими целые шайки. Жили они в пещерах и наводили страх на белых. Но всего больше ненавидели они духовенство, хотя оно чёрных не притесняло, а наоборот, всегда заступалось за невольников, но негры ваши монастыри и храмы жгли, а священников убивали… И делалось всё это потому, что в то время у негров была одна только религия: поклонение дьяволу, которое вывезли из Африки, откуда доставлялись невольники. Своему повелителю "мамамуши" (так называли негры своих жрецов), приносили в жертву христианских детей и девушек… Бабушка в молодости сама была "мамамуша" и знала потому всех "своих" в лицо. Но она приняла христианство, и уже давно, когда отец мой ещё не родился. И за это её "мамамуши" собирались убить, за измену, да Бог её спас… Потом появились масоны и старые "мамамуши", прятавшиеся по трущобам и пещерам, тоже стали масонами. На собраниях "мамамушей" стали бывать уже белые люди и знатные господа, приезжие из Европы… И теперь вот говорят, что новый масонский храм будет капищем сатаны, что с его открытием все церкви пожгут и всех священников и монахинь перережут.
Сдвинув брови и крепко сжав губы, выслушала Гермина страшные слова мулатки. В душе её зарождалось новое решение и крепло с каждой минутой. Когда Марта замолчала, леди Дженнер положила ей руку на голову:
- Послушай, Марта… Хочешь оказать мне большую услугу?
- Приказывайте, миледи… Мы с Димом своей жизни не пожалеем ради вас.
- Так переговори со своим женихом. Он выследил твою сестру и знает, где собираются эти… эти люди… Попроси его проводить меня туда… Я хочу знать правду.
Марта в ужасе всплеснула руками.
- Но, миледи, ведь это же смертельная опасность! Ведь они убивают всякого, кто подсматривает за ними…
- Однако твой жених сумел же уйти невредимым?
- Ах, миледи! Негритёнок проскользнет повсюду, а вы - дама…
- Я тоже оденусь мальчиком… Не отговаривай меня, Марта, а я не могу жить, пойми - не могу, не зная правды…
Судорожно рыдая, леди Дженнер упала к ногам бывшей невольницы.
Испуганная, широко открытыми глазами глядела Марта на этот взрыв отчаяния. Наконец, она произнесла решительно:
- Хорошо, миледи. Для вас я на всё готова. Пойду переговорю с Димом.
В эту минуту послышался глухой гул, и хрустальные подвески на люстрах и канделябрах тихо зазвенели… Это Лысая гора напоминала о том, что долготерпению Господню приходит конец.
"Мне отмщение и Аз воздам"…
Тихо и пусто в так называемом масонском храме. Великолепная постройка, возведённая у подножия высот, окаймляющих Сен-Пьер во всю его длину, уже окончательно отделана. Многочисленные вымощенные мраморной мозаикой дворы и бесконечные колоннады поражают колоссальностью размеров и богатством отделки.
Никому из приглашённой публики не бросилось в глаза сочетание мрачных цветов - красного и чёрного - символизирующих кровь и тьму… Кто же в наш просвещённый век обращает внимание на значение символов, когда петербургские дамы не задумываясь носили на груди древнееврейскую букву "шин", начальную букву имени царя тьмы, вытканную на шёлковых тесёмках, отделывающих "блузки"…
Картины, вделанные в стены, частью мозаичные, частью писанные красками, изображали сцены из ветхозаветной истории. Между этими картинами первое место занимали: жертвоприношение Исаака (которым объясняют и извиняют человеческие жертвоприношения) и свидание царя Соломона с царицей Савской, считающейся "матерью" основателя масонства, Хирама-строителя. Музыка целиком взята из еврейских синагог, и даже наряды масонов, совершавших торжественное "служение", приближались к костюму древнееврейских первосвященников и левитов - с прибавлением всем известных масонских символов: циркуля, треугольника, отвеса и так далее.
Все эти служащие, "левиты и первосвященники", были или казались людьми весьма почтенными и говорили прекрасные речи о "братстве всех народов". Говорилось и о "высшем разуме великого архитектора природы", которому поклоняются "все народы", называя его "различными именами", и о священном праве каждого на счастье и любовь, и о несправедливости "древних предрассудков", осуждающих женщину "на безбрачие и рабство" в унизительном положении "товара", ожидающего покупщика, лишая её права "смело и свободно" следовать за избранником своего сердца…
Внимательный наблюдатель понял бы, как искусно внушается здесь развращающее учение масонов, подрывающее любовь к родине, высмеивающее мужество и патриотизм у мужчин, добродетель и скромность у женщин, - потрясая все основы семьи и воспитания, убивая в зародыше уважение к родителям и послушание воспитателям, целомудрие и стыдливость, верность в любви и браке и сознание долга в материнстве.
Но проповедь всеобщего анархизма произносилась так искусно, что легкомысленная нарядная публика, опьянённая благоуханием курений, восхищённая роскошной обстановкой и торжественностью "ритуала", не заметила ничего "предосудительного" и ушла из масонского капища, более чем когда-нибудь преисполненная уважением к этому союзу учёных филантропов и практических философов, стремящихся распространить повсюду "свободу, счастье и богатство"…
Временное затишье после уничтожения фабрики доктора Герена, успокоившее оптимистов, продолжалось недолго. Уже на рассвете следующего дня снова начался подземный грохот, постепенно усиливаясь и учащаясь. Трудно описать этот глухой рокот, который пережившие гибель Сен-Пьера сравнивали со стуком тысяч телег, нагруженных железными полосами и мчащихся во весь опор по неровной мостовой. Только звук этот доносился откуда-то издалека снизу, из-под земли, что ещё сильнее увеличивало производимое им зловещее впечатление.
Почти непрерывный рокот вулкана пугал женщин и детей. Чёрные тучи дыма, почти непрерывно подымающиеся из кратера Лысой горы, начинали беспокоить самых смелых и самых легкомысленных людей.
Шоссе, соединяющее оба главных города Мартиники, было уже не безопасно. Оно проходило слишком близко от Лысой горы. На эту дорогу то и дело сыпались раскалённые камни, выбрасываемые из кратера вместе с чёрными клубами дыма и массой белого пепла. Число этих раскалённых камней было так велико, что на некоторых ближайших к шоссе плантациях начинались пожары. Старые деревья по сторонам дороги были в щепки избиты этим ужасным каменным градом. Сухопутное сообщение Сен-Пьера с северной частью острова было прервано. Почта перевозилась пароходами, утроившими свои рейсы.
На одном из этих "почтовых" пароходов приехал и губернатор колонии, желая присутствовать на заседании комиссии экспертов, долженствующих окончательно выяснить вопрос: угрожает ли вулкан безопасности города?
Еще нестарый человек, губернатор Мутет проехал в открытой коляске по главной улице Сен-Пьера, от пристани до ратуши, любезно раскланиваясь на обе стороны знакомым и незнакомым, и оживлённо разговаривая с городским головой.
- Смотри, Танини, они уже одеты в белый саван, как покойники, - крикнула вслед им какая-то старая негритянка, проходившая по площади вместе с хорошенькой 15-летней внучкой.
Губернатор невольно вздрогнул, услыхав эти слова, но сейчас же овладел собой и весело ответил старухе: