- Ни у кого… И. А. как кошка лазит… У Хапова камень оборвался, слышу: "Берегись, берегись". Смотрю, прямо на меня летит. Я стою - одна нога на одном камне, другая на другом: куда беречься? Только вправо или влево туловище наклонить. Ну, я, положим, так и приготовился… все равно, как из ружья целит: нацелился прямо на меня, я влево, да спину повернул и схватился за камень… Как хватит по пробкам на спине… Ну и цел и удержался… Так и спустились. Стали лодку собирать. Камень мой, в три кулака, оказался скалой саженей в пять. Снизу вверх смотреть, так просто не веришь себе, как спуститься тут можно. Когда мы спустились, озеро слегка волновалось, вода прозрачная, такая, что не видишь ее. Ключ падает с горы. Пока падает, едва заметно, а где-нибудь в лощинке воды не видно… Пока собирали лодку, приготовляли лот, поднялась такая буря, что стоять нельзя. Снизу рвет, камни поднимает вверх… Спустили лодку, поехал сперва И. А. - не может выгрести… прибило назад. Потом И. А. полез вверх, назад в лагерь, а я с Бесединым сели в лодку, гребем, на шаг не подвигаемся… Тут как-то стихло было, мы двинулись сажен на двадцать, и сразу такой порыв, что полную лодку налило: маленькое озеро, а волны полтора аршина. Положим, лодка хоть и полная воды, но держится…
- Сколько градусов?
- Семь.
- А в воздухе?
- Три… Промокли… ноги не терпят и грести нельзя? тут и пароходом не выгребешь, прямо так и выбросило на берег, Бились-бились, все по очереди пробовали, то же самое… Зальет лодку и выбросит… Глубина страшная, это прямо видно: от берега мелко, а там сразу обрывается и уходит в глубину обратным откосом, почти везде так… Контур снял.
- Инструменты благополучно спустили?
- Благополучно… Ну, пока работали, смотрим, солнца уж мало видно. Промокли, продрогли, да и делать больше нечего… Вытащили лодку, опрокинули ее, веревки для лота положили под нее, весла и полезли назад.
- Лодку не унесет в озеро? Вода в озере, не заметили, опускается, поднимается?
- На полсажени высоты заметно как будто понижение. Может быть, это волны, может быть, усыхает. Ключи есть - бьют из скал.
- Трещина есть в озере?
- Когда я выехал на лодке, видно было, что на северо-востоке нет, а на западе какая-то бухта. Я не рассмотрел…
- Я стоял перед этой бухтой на восточной стороне, как раз напротив, такие же стены отвесные, как и везде.
- Ну, значит, нет выхода. Впечатление, собственно, от озера - игрушка… И опасная игрушка… В смысле же питания рек…
- Об этом и говорить нечего - горсть воды.
Все уложено, и мы покидаем негостеприимную гору. От нее веет холодом и неуживчивостью. Какой-то взбалмошный, больной дракон. Дурит, как только может. Вот уже опять летят облака из него, и даже здесь качает ветром нас.
- Нет, подыматься было трудно, - говорит тихо весь поглощенный рассказом Н. Е. и, по обыкновению, улыбается, - назначили скалу, половину дороги, а доползли - оказывается и пятой части не прошли еще. Вдруг туча подошла к краю, и вдруг всю ее втянуло в озеро, и сразу темнота. Как только закрыло тучей, озеро буквально черное стало, а потом все исчезло. Я уж думал ночевать где-нибудь на полдороге, да негде было. Уж и не знаю, как долезли, через каждые три-четыре сажени - отдых… Я последним полз…
Камни летят из-под ног тех верхних: один по колену так хватил, что, думал, свалюсь… Вышли. наверх, просто как выкачали все из меня: ноги дрожат, дышишь уж не легкими, легкие как - будто лопнули, а так как-то, всем телом… Тошнит, голова кружится, упал бы, кажется, и заснул, умереть согласен, что хотите, только дальше не идти. А тут дождь как из ведра, сразу намочил, промокли и хоть что хочешь… Сто лет проживешь, а не забудешь этой ночи… Тьма, дождь, рев такой, что голосов не слышно: господи, что уж это такое. Я уж так и думал: ну, конец.
Между тем, пока мы ехали и Н. Е. рассказывал свои впечатления, наступил вечер, и опять сразу тьма, мы сбиваемся с дороги, благодаря проводнику, который хотел пройти покороче, попадаем в овраг истоков Тумангана, валимся, падаем, теряем вьюки, разыскиваем их и уже собираемся с лошадьми, вконец изморенными, вторично ночевать в какой-то трущобе, когда на два сигнальных выстрела услышали наконец где-то далеко-далеко ответные выстрелы. Заметили звезды и пошли напрямик. Выстрелы ближе, ближе, затем свистки, огонь костра, и мы над оврагом Буртопоя. Где-то там, в бесконечной глубине.
Спустились. Тепло у костра - солдаты, корейцы, рассказы и суд над всеми.
Корейцы на каком основании бросили лагерь? - Не было дров, не было корму и воды.
Виновник проводник. Он сам не знал, что есть вода на Пектусане. Никто не виноват.
Очередь за солдатами.
- Вы поступили правильно, что бросили лошадей, но зачем вы, во-первых, не развьючили их: жаль несчастных животных, а во-вторых, почему вы не привязали лошадей?
Выступает Беседин.
- Позвольте, объяснить… Когда Н. Е. крикнул нам: направо - мы так и пошли. Шли-шли - приходим, такой же овраг. Что делать? Назад пошли, поднялись на самый верх, опять на то место, откуда начали спускаться, опять запутались, опять назад…
Стали выбиваться на вашу дорогу - Павел днем ходил за вами, - ну, так и пошли, дошли до того места, где проводник вас через овраг проводил, стали делать ступеньки, сошли сами и лошадей, господь помог, спустили. Тут обессилели, попали в какой-то овраг - трава. Надо покормить лошадей, а самим отдохнуть. Пустили лошадей, сами сидим. Мокрые, давай греться: стали бороть друг друга, возиться, вроде как будто тащим в плен друг дружку. Сколько времени прошло, так и не знаем. Спохватились - и нет лошадей. Туда, сюда - нет лошадей. А темно, ревет, как в трубе, и не видно и не слышно. И вещи, которые сняли с себя, не найдем. Ну что ж? - поискали-поискали, а уже все мокрые, коченеем, сами пошли… Куда идти? Огонь в лесу горит: знаем, что это Буртопой, наше же пожарище. Компас у меня. Я хоть и не умею читать, а стрелку, как стоит, заметил и звезды заметил. Спустились в овраг и пошли по стрелке. Шли-шли, тут светать стало, видим, и Буртопой под нами. Спустились, от горящего пня огонь достали, наломали сучьев, огонь развели. Отогрелись, тут корейцы приехали, погодя и И. А.
- Ну, молодцы, значит. Не простудились никто?
- Господь миловал…
- Ну, спать.
- Ужинать будете? - спрашивает И. А.
- Мне только чаю и спать.
Хорошо в балагане. Горел и он, но не сгорел весь, - одна стена прогорела. Да, вот расследовать, кто не залил огонь…
Расследование ни к чему не приводит, - последние ушли, оказывается, корейцы. Все собрались в балагане и сидят вокруг костра. Рассказы о проведенных двух днях.
Корейцы все время дрожали от страха и холода. Они очень извиняются, что, убедившись, что здесь на Буртопое нет хунхузов, ушли сюда. Я говорю им, что я не в претензии, - другое дело, если бы мы остановились там, где есть вода, корм лошадям, дрова.
- Конечно, конечно, - соглашаются корейцы.
Старик кореец, наш проводник, с детским добрым лицом, незлобивый и кроткий, мужественный охотник на тигров, первый стрелок из лука, за что в свое время и получил от императора похвальный отзыв, и на его могиле поставят, когда он умрет, высокую палку, а на ней райскую птицу или дракона, а при жизни его все называют его полным именем Дишандари (стрелок, получивший похвальный лист).
Я спешу оправдать выносливого старика и говорю:
- Я сказал Дишандари, что мы в тот же день снимемся с лагеря - он поэтому и заботился выбрать стоянку, наиболее попутную для наших будущих целей. А если б он знал, что будет, то и выбрал бы ту, где мы ночевали.
Дишандари очень смущен, тронут моими словами, а корейцы радостно кричат со всех сторон:
- Так, так…
Я смотрю в его прекрасное лицо, ласковые, не уверенные в себе глаза и говорю П. Н.:
- Скажите ему, что у него ноги заячьи, глаза волчьи, сердце тигра, а душа женщины. И он недаром Дишандари.
П. Н. передает - среди корейцев восторг. Дишандари на мгновение становится героем на пьедестале своих подвигов. О них теперь энергично говорят. П. Н. слушает их говор и весело смеется.
- Они говорят, что каждое ваше слово как золото падает, что вы все понимаете, каждого человека знаете, что он думает. Что если б их начальники так все понимали, то Корея не хуже бы других была, а их начальники такие же глупые, как и они, и только бьют и грабят их не хуже хунхузов.
Разговор переходит к результатам наших исследований.
Они очень разочарованы в том, что из озера нет выхода. Никто из них этого выхода не видал и там не был, но так уж говорят у них из рода в род.
Относительно Ялу (Амноки), откуда она вытекает, покажет завтрашний и послезавтрашний день, которые мы посвятим исследованию южной и западной стороны Пектусана.
Я говорю им, что Пектусан был прежде кратер, показываю лаву, объясняю все лежащие перед нами инструменты. Несмотря на поздний час, интерес у корейцев и наших не ослабевает.
Речь опять заходит о таинственном озере - есть ли там жизнь?
Н. Е. и его спутники говорят, что голубицы там множество, видели одну птичку.
Я спрашиваю Дишандари, что это за тропки внутри вулкана, по отсыпям, - вероятно, потоки воды?
- Нет, это изюбры ходят туда в шестую и седьмую луну, когда много оводов, а в озере нет их. Он и другие охотники тогда стерегут их у выхода, и он, Дишандари, таким образом убил на своем веку пять пантов, продал рога каждого от 200–300 рублей, по оценке начальства, которое другую половину таким образом украло у него.
- А если б вниз озера спуститься и там их подстеречь?
- Там, конечно, совсем другое бы дело. Пока они лезут на откос, их всех перестреляешь, а они ходят табуном, Толов в тридцать - пятьдесят.